8 июля 2023 года в формате Zoom-конференции состоялась заключительная в этом сезоне, 89-я серия литературно-критического проекта «Полёт разборов». Стихи читали Максим Кашеваров и Тамара Жукова, разбирали Бахыт Кенжеев, Валерий Шубинский, Владимир Коркунов (очно), Ольга Балла, Мария Мельникова (заочно). Вели мероприятие Борис Кутенков, Григорий Батрынча и Андрей Козырев.
Представляем подборку стихотворений Максима Кашеварова и рецензии Ольги Балла, Марии Мельниковой, Владимира Коркунова, Бахыта Кенжеева и Валерия Шубинского о них.
Видео смотрите в группе мероприятия
Обсуждение Тамары Жуковой читайте в этом же выпуске «Формаслова».
Рецензия 1. Ольга Балла о подборке стихотворений Максима Кашеварова
Ведущей тенденцией представленных на рассмотрение текстов Максима Кашеварова представляется мне выраженное, настойчивое внимание к структурам собственного опыта (и к неустойчивости этих структур, в пределе — к их распаду, упразднению), своих отношений с миром (адресат отношений, моделируемых этой лирикой, — в первую очередь мир, а уж потом — некоторое «Ты» / «ты» (и это с наименьшей вероятностью «ты» любовного диалога и с вероятностью вряд ли большей «Ты» диалога религиозного); ведущая задача — выработка и уточнение собственной позиции в мире (скорее, так: выявление исходной точки собственных действий в мире и попытки определить координаты этой точки. (Об этом — первый же текст подборки, стихотворение-манифест «Я ходил по пустыне Алжира».)
Для фиксации неустойчивости, проблематичности структур опыта автором применяются специальные графические средства. Например: зачёркивание некоторых слов и строк («мы будто пыль над шаром из земли» и даже целых четверостиший); взятие некоторых из них в скобки: «Столько историй / (к) / В одной затяжке» (это «к» в скобках, кажется, указывает на неосуществившийся, обрубленный в самом начале другой ход поэтической речи); перечисление разных, но равноправных возможностей через слэш: «похоронят/сожгут», «моя/наша». Осыпание же структур наблюдаемого мира показано наглядно выпадением букв из слов вплоть до полного исчезновения этих последних:
ничего.
ниче о.
н че .
н е .
е .
е .
е
– – – – – –
Бросается в глаза пристрастие автора к выражениям разговорным, почти просторечным: «по итогу», «какая она такая Европа / что такого в этой Европе», «вон например», «потому как» (повторённое дважды), неоднократное «ну»: «ну а Гея — Земля моя Мама», «ну и Землю я тоже придумал» — которое, по идее, служит знаком речевой беспомощности, неготовности сразу найти нужные слова для высказывания (здесь же, применяемое несомненно сознательно, это «ну», пожалуй, маркирует неуверенность, неопределённость как таковую), иной раз и обсценным: «по**й». Возможно, за этим стоит интуиция, согласно которой высокая культура с её сложными умышленными конструкциями не держит, — простая разговорная речь с её растерянностями и топтанием честнее, а значит, надёжнее.
Более редкие (по крайней мере, в представленной подборке) случаи: имитация фольклора: «ох сестрицы ох мои…» и далее; детской поэзии: «но обычно только кот / ходит задом наперёд», укладывание своей речи в эти многократно опробованные безличные формы.
Интересна тут штучная, возможно, самоизобретённая лексика: энигматическое слово «арябная», работающее в тексте, кажется, одной только своей звуковой оболочкой.
Вообще, в построении своих текстов Кашеваров идёт скорее от разговорной речи, чем от литературной, поэтической традиции (я бы даже сказала — делает стихи из воздуха разговорной речи). Предоставляемых традицией опор и проложенных путей он избегает практически совсем; отсылки к ней минимальны (вдруг разве вынырнет цитата, освободившись от кавычек, — настолько вросла в общекультурное сознание, что почти уже и не цитата: «обходил чужое горе / буря мглою небо кроет»; столь же свободное от своего цитатного статуса «Да будет Свет» из Книги Бытия; а то и полуцитата: «Нет памяти желаннее на свете» — несомненная отсылка к печальной повести о Ромео и Джульетте). Из прожитой человечеством истории видна одна только «Красная конница» — видимо, образ смерти: появляется она после того, как слово «умирать» было произнесено семь (мифологическое число) раз. Иногда вылезают и блоки вполне собственной авторской книжной речи: «я не против последнего / как и первого — тоже», черты высокого стиля: «помянет свыше», «симфония веры», да, наконец, и имена мифологических (Гея, Ахиллес с его пятой, Брахма) и литературных персонажей (Мальдорор), не говоря уже об эпиграфе из Бродского к одному из стихотворений — выдающие начитанного литературного человека; но это явно не тот образ, с которым автор хотел бы отождествиться. (Упоминание героев детских книг — Мойдодыра и Оле Лукойе — стоит счесть, пожалуй, апелляцией к детскому опыту как к наиболее надёжному — в силу его изначальности и безусловности — перед лицом наблюдаемого и моделируемого хаоса.)
Кашеваров имитирует неумелость и неловкость, бедность словесных средств: четырежды подряд «придумал», «столько», «только» (в одном стихотворении три раза подряд, в другом четыре), пять раз подряд «сыпется» (нарочито неправильное — разговорное; правильно-то «сыплется»), более того — даже шесть: в следующем стихотворении это слово в другой форме — «ссыпался» — появится ещё раз; а слово «умирать» — вообще семикратно (что, кстати, — в случае этого глагола — представляется неоправданным: нельзя с таким нажимом применять и без того сильно действующие средства. Они перестают действовать). На одном повторе с заменой одного-единственного элемента построено в своей основной части стихотворение «Я не знаю калмыцкого языка».
(Смысл — избирательного и нерегулярного — употребления автором заглавных букв в тех местах, где они не ожидаются, — вроде «Только-Только-Только», «мноОГОэтажнаЯ», «Ну — Нет», «банальности-банальности-Ей-богу», — мне разгадать не удалось. В некоторых случаях это, пожалуй, знак архетипичности называемого: «небо и Небо», «Земля моя Мама»; таким архетипом может быть даже «Я»: «я Тебя писал / ты Меня читала».)
С предшествующей ему литературной традицией автор диалога не ведёт (сама ситуация не диалогична), — он, скорее, изымает из неё отдельные элементы, обломки в виде цитат (та же «буря мглою небо кроет»), упоминаний отдельных её персонажей («Мальдорор на левом — Да / Мойдодыр на правом — Нет» — причём, кажется, в только что процитированном случае ведущая роль в упоминании этих имён принадлежит их звуковому облику).
Очень похоже на то, что Кашеваров делает поэзию рассыпающегося, катастрофического времени, поэтический слепок с идущих в этом времени разрушительных процессов — в надежде поэтическими, почти магическими средствами добиться того, чтобы «не остаться без неба», «знать / что рассвет ещё будет / и ночи / не проглотить мой мир» (это ещё одно стихотворение-манифест, прямолинейно-откровенное до беззащитности). Кстати, упомянутые повторы могут быть разновидностью опор в рассыпающемся мире.
только бы не растерять их
только бы скрепить как-то
Рецензия 2. Мария Мельникова о подборке стихотворений Максима Кашеварова
Лирический мир Максима Кашеварова состоит из фрагментов — это набор осколков, отсветов, точек, бликов, промежутков, то пребывающих в загадочном движении, то застывающих символом ненаходимости ответа. Довольно грустная модель вселенной. Впрочем, в данном случае она, скорее всего, является всего лишь свидетельством того, что автор пребывает в стадии «сырого» поиска личной образной системы и философии.
Чтобы полноценно говорить об осколках, необходимо иметь представление о том, что именно и почему разбилось. Такого представления о целом в стихах Кашеварова мы не находим. Оно ещё не составилось. Романтические, религиозные мотивы, стилизация, довольно неловкая игра в сказку и миф — всё это не образует ни доступного для описания литературного организма, ни даже его скелета, пока это всего лишь версифицированные высказывания, не оживлённые электричеством «той самой» метафоры. Максиму Кашеварову есть что сказать, он чётко выражает свою позицию по поводу мироустройства, но он ещё не обрел своё «как» и прибегает к заёмным приёмам — примеряет нечёткие героические маски из шкафа Серебряного века, воздвигает декорации, говорит штампами, заполняет пустоты рефренами, кажется, сам осознавая, что чего-то на этой сцене пока не хватает. Особенно такое расстраивает, когда автор затрагивает очень нужные сегодня социально значимые темы, говорит о войне и свободе слова.
Есть ли в подборке удачные стихотворения? Несомненно, есть — например, невинно-бытовое, самое короткое в подборке:
Дым сигареты лучше любого завтрака
Говорю я
Стуча зубами
Ты улыбаешься
Столько историй
(к)
В одной затяжке
Живая философия проблескивает в заключительной части трилогии «В память о ”***”»:
Ты сидишь и корни
по твоим чешуйкам
я считаю сонно
промежутки между
твоих слов и время
приход волн на берег
я боюсь прилива
Ты оставишь песню
золотую — долго, я по слогу в небо
буду распеваться, собирать осколки
и сцепив оставлю их на шее дуба
как признание детям
что ни то, ни это
никогда не сможет
верным быть ответом
…и во второй части первого текста подборки:
только лужа соберёт воду
только немцы отстроят Дрезден
только ветра разольются собирая пустыню
а тебя и меня — похоронят/сожгут или обклюют птицы
я не против последнего
как и первого — тоже
а глаголы?
Глаголы ушли на Запад
… и в финале последнего текста:
мы устали
Согласись
Мы с Тобой
так устали
Может просто постоим фигурками
на чьей-нибудь полке?
Главное не в углу
красном
Главное без уголочка
чёрненького
на фото
Простота без пафоса — в отличие от «возвышенного» — Кашеварову подчиняется. Вообще полочки не надо бояться. Фигурки на полочке зачастую живут куда более художественно реальной жизнью, чем героические фигуры, придумывающие очертания богов на плоту посреди океана.
Рецензия 3. Владимир Коркунов о подборке стихотворений Максима Кашеварова
Представленная подборка полистилистична — мы видим, что автора бросает в крайности: от насыщенного символами и порой алогичного письма, когда сталкиваются вроде бы несовместимые образы, к пространным текстовым полотнам, в которых присутствуют едва ли не наговор и умножения слов.
В этой подборке мне видятся три направления, которые прощупывает автор. С одной стороны, это что-то оксюморонное, возможно, приближенное к обэриутским опытам, выглядящее сейчас некой архаикой (плюс со множеством, конечно, культурных отсылок и цитат, но они иногда кажутся случайными). Из этого метода можно, конечно, извлекать новые парадоксы и удивлять. Что тут важно: не свести поэтическую работу к подбору необычных и красивых фраз и сентенций, а совмещать то, что действительно работает вместе: например, в образный ряд «Мальдорор, Мойдодыр, Христос» веришь, мягко говоря, не совсем; первые два имени работают, но Христос кажется случайным элементом. (Притом что удачные комбинации, конечно, есть.)
Тут же добавлю: мне кажется важным проверять сказанное на логику. Очевидно, в тексте логика может быть любой, в том числе обратной или смещённой, но это должно работать как метод, а не вкрапления, которые оставляют у читателя чувство: «не верю». Когда автор говорит: «Сколько историй <…> / В одной затяжке», ты представляешь сказанное и понимаешь, что в самой затяжке, которая длится секунду-две, историй быть не может, они проявляются до, после и между затяжек. Равно как и красивость: «ветра разольются собирая пустыню» — бог с ней, с пустыней, но ветер же не разливается, это образ из другого словесного ряда; таких примеров в подборку в целом немало.
Это несколько удивительно, поскольку я прочитал подборку Максима 2019 года, когда он в прошлый раз участвовал в проекте, и его тогдашние тексты (во всяком случае, их первая половина) показались мне убедительнее, логичнее; мне было попросту интересно их читать. (И тогда, мне кажется, в текстах ощущался вполне заметный прогресс в смысле осознанности по сравнению с несколько спорадической подборкой в «Юности» 2018 года. Меня зацепили там, добавлю в иных уже скобках, тексты с явным этическим вызовом; не буду, впрочем, сосредотачиваться на оценке.) Что произошло с того времени — для меня загадка. Понимаю, автор ищет свой голос, своё письмо, и это важный поиск. Но складывается ощущение, что он немного заплутал в пути.
Если говорить о втором способе письма, который я увидел в этой подборке, это во многом хаотическое письмо, построенное на обилии слов, связанных общим нарративом. Эмоциональное воздействие возникает в совокупности, автор обрамляет читателя словами, приглашает погрузиться в полотно вроде бы совершенно незначительных по отдельности слов. Я говорю в первую очередь о его тексте «Вместо поэмы…» Когда я читал его, ловил себя на мысли, что, например, у Бродского, если поставить за скобки совершенно уникальные образы, отдельные слова и фразы тоже подчас выглядели малозначительными. Ну, например, «Я сижу у окна» или «Я помыл посуду» — ничего такого в них нет. Но это компенсировалось совершенно уникальной интонацией, в которую проваливаешься и которая начинает тебя преследовать и не отпускает. Подлинное чудо. Мне кажется, Максим стремится к чему-то подобному, пытается создать воронку, в которую должен упасть/попасть читатель, и не перегружает текст сложными тропами, не иссушает его филологически. В этом может скрываться важное измерение и метод авторской работы, однако мне хотелось бы привести слова Пушкина: «…не мешало бы нашим поэтам иметь сумму идей позначительнее, чем у них обыкновенно водится». Я говорю именно о смысловой, а не словесной насыщенности.
К тому же не могу понять, насколько осознанно письмо автора, насколько ему сложно или легко работать в разных манерах. Разумеется, я вижу диалог в текстах: «Нет памяти желаннее на свете…» или «буря мглою небо кроет…» (помещённое в другой контекст) и др. Но пока мне не видится это системой.
Кажется, этим текстам несколько не хватает взгляда со стороны. В компании Naughty Dog, которая создала, например, франшизы Uncharted или Last of Us, есть сотрудник (или сотрудники, сложно сейчас вспомнить), который проверяет диалоги персонажей на логику и естественность, а поступки — на соответствие образу; способен ли данный персонаж поступить так или нет. Вероятно, каждому поэтическому тексту необходима такая проверка. Самый хитрый и сложный, но хороший текст в рамках выбранного дискурса естественен, непатетичен (если это не метод вообще), многократно проверен на логику (повторюсь, она может быть и обратной, и сдвинутой, но не случайной), фонетику (мы помним, что Ходасевич саму только звукопись считал признаком хорошего текста) и т.д.
Вероятно — ответ способен дать только автор — если бы Максим с этой меркой подошёл к своим текстам, они могли бы качественно преобразиться. Например, интересна игра в демиурга в открывающем подборку тексте, и ты ждёшь, что после первой части она будет раскрыта, заиграет ярче и мощнее, но, увы, это сводится к таким, извините, банальностям, напоминающим считалку: «я Тебя писал / ты Меня читала / сколько раз искал / начинал сначала». Или, например, посмотрите, как интересно Максим работает с пространством во фрагменте: «солнечным зайчиком / от волны / солнечным зайчиком / от купола / церкви // я собираю отсветы так по всему Свету» — ярко, просто, представимо. И глобально. Но строфа следом — увы, проигрывает своей наигранностью.
Наконец, третий тип письма, который я увидел в этой подборке, — едва ли не полностью очищенное от тропов, литературности, воска образов высказывание. Речь о тексте «Между чёрным и белым». Это, на мой взгляд, самое внятное и многомерное, многослойное стихотворение. Здесь есть и зафиксированное в памяти утро, и ощущение разделившейся надвое жизни, и некий, что ли, элемент плача внутри, и прощание (с друзьями, но не только). Автор обращается и к себе, и от себя, постоянно меняя оптику текста; в этом смысле хорошо работает и перечень языков (см. третью часть текста). Не наигранность: я вижу тут искренность, застывшую в замешательстве перед будущим: герой текста не понимает, каким оно будет, он застывает будто бы на полуслове, и ты, читая, ощущаешь, какое потрясение испытывает герой текста. Человек, а не залитературенный образ. И этого человека, реального и с реальными чувствами (мы тут совершенно не говорим о тематике текста), в стихах Максима хочется видеть больше. Пусть даже через игру, но ведь бывает игра, которая отталкивается от человека и реальности, а бывает игра, которая отталкивается от игры, созданной ради игры. В какую сторону пойти и от чего оттолкнуться — выбор, конечно, за автором.
Рецензия 4. Бахыт Кенжеев о подборке стихотворений Максима Кашеварова
Итак, я умеренно простой любитель поэзии. То есть личность довольно начитанная.
Деньги на жизнь достаются мне не без труда.
Не будучи чужд тому, что называется «духовность», я готов истратить известную часть этих денежных знаков на произведения литературы и искусства. Надо же поощрять поэтов (в широком смысле), умеющих претворять земные страдания в красоту.
Я-то человек нехитрый, а они, прости Господи, небожители. С самим Аллахом беседуют на равных.
И вот ко мне попадают стихи Максима Кашеварова и Тамары Жуковой.
Начинается подборка Кашеварова с гениальных строчек: «я ходил по пустыне Алжира / я стоял на плоту в океане». Чёрт возьми! Ну везёт же поэту! Робко жду, когда любимец муз начнет описывать алжирских бедуинов, равно и океанских дельфинов, сине-зелёные водоросли и акулу-каракулу. Вместо это он добросовестно признаётся, что «пил виски и водку», а далее — что «всё придумал», включая «Гею, Землю, мою маму».
Честно и очень трогательно. Однако своих денег, заработанных в поте лица, я за эти откровения отдавать не готов. Мне и без Максима Кашеварова известно, что Гея — это Земля, она же как бы мама всех млекопитающих, пресмыкающихся и земноводных, однако «придумал» её не наш бард, а ещё типа древние греки.
Дальше поэт делится опытом, включающим «лунку для гольфа», которая «разрастается полем», а также «крик чаек в полифонии моря», причём не просто так, а «через плеск воспоминаний о доме». Ну прямо-таки «Великий Гэтсби». (Будучи, напоминаю, простым читателем, я с подозрением отношусь к лункам для любимой игры англизированных купцов первой гильдии, «бизнес-джетам» и позолоченной лепнине на потолках особняков доморощенных миллиардеров). Более того, «полифония моря» — поразительный пример того, что можно было бы назвать интеллектуальной пошлостью. Думаю, что великий Бахтин на это бы сильно обиделся.
«Только бы в конце не остаться без неба» — призывает поэт. Здоровая мысль, кто же спорит. Но до чего же скучно.
Ещё поэт тоскует по Европе. В контексте СВО оно и понятно. У него и впрямь «кроме памяти об этой Европе / ничего не осталось», кроме «лёгкой надежды на её возвращение». Очень сочувствую. Как говорится, простодушие, достойное лучшего применения.
В подборке еще немало трогательной анемичной лирики. Молодой поэт искренне себя жалеет, и это весьма похвально. Но пора взрослеть, честное слово. Пора предпочитать собственный опыт заёмной литературщине. Благо предпосылки для этого взросления (талант, честность, бескорыстие) у автора, очевидно, имеются.
Рецензия 5. Валерий Шубинский о подборке стихотворений Максима Кашеварова
Бахыт Кенжеев посоветовал Максиму Кашеварову набираться жизненного опыта. Мне кажется, что в стихах жизненный опыт — вещь полезная, но не главная для поэта. На мой взгляд, основная проблема молодого автора в данном случае — в том, что он не ответил себе на вопрос, является ли эта поэзия «прямой» или «закавыченной». Сами эти тексты отсылают к очень почтенной традиции — отстранённой, закавыченной игровой поэтики, в которой слова перекликаются друг с другом, первое лицо условно, где высказываемое двоится, троится, обнаруживает свою внутреннюю противоречивость. И сама эта работа с высказыванием — не с мыслями и чувствами автора, не с его опытом, а с языком, с его блоками, — является источником поэтической энергии. Я имею в виду, например, некоторые стихи Генриха Сапгира или поэзию Виктора Коваля, вообще такой тип поэтического текста. И другой тип поэтики — когда автор просто пишет лирические стихи и пытается высказать что-то из того, что у него на душе…
Мне кажется, что Максим Кашеваров ещё не сделал в этом смысле свой выбор. Хотя думаю, что природа его таланта тяготеет к первому типу. Но в силу неосуществлённости выбора первый путь у него не до конца удачен, не до конца точен, потому что он отвлекается на «лирику» — которая, как мне представляется, не очень ему удаётся. Я имею в виду чистую лирику, лирику прямого хода.
Вот стихотворение «В память о ”***”»:
Мальдорор на левом — Да
Мойдодыр на правом — Нет
посерёдке у Христа
я вышёптывал ответ
Это уже плохо, потому что появляющийся здесь Христос разрушает игру.
они говорили вот
левой-левой и вперёд
но обычно только кот
ходит задом наперёд
Этот кот должен дальше как-то играть, должно быть обосновано его присутствие.
вот и я пошёл и правой
избегал чужого права
обходил чужое горе
буря мглою небо кроет
за воротами их трое
под воротами один
он не спит и он не дышит
кто кого помянет свыше?
Игра начата, но она не подхвачена, и она идёт в пустоту. Мне кажется, что можно было подхватить любой элемент, любую строку и дальше развивать эту игру так, чтобы она привела к какому-то поэтическому эффекту. Здесь этого нет.
ох сестрицы ох мои
вы любили песни петь
у окошка посидеть
и в окошко поглядеть
только вышел Карабас
и пытал вас много раз
и за это и за то
вы его как решето
выбрались на волю
на свое на горе
теперь только Оле
даст вам сон Лукойе
Это веселее, здесь намечается какой-то сюжет. Но, в общем, чувствуется некоторая необязательность: непонятно, почему Карабас, почему Лукойе… В игре должна быть система, здесь этой системности нет.
Следующий фрагмент:
Ты сидишь и корни
по твоим чешуйкам
я считаю сонно
промежутки между
твоих слов и время
приход волн на берег (фонически не очень красивая строчка. — В. Ш.)
я боюсь прилива
Ты оставишь песню
Это попытка создавать лирику, но в ней нет внутренней обязательности, как и в игре. Говорится просто чтобы что-то сказать. Конец хороший:
как признание детям
что ни то, ни это
никогда не сможет
верным быть ответом
Если бы от этого последнего четверостишия как-то оттолкнуться и сделать его финалом тонкой и красивой игры, оно бы работало.
В следующем стихотворении как раз интересная игра:
а думать о том, что такое Европа
какая она такая Европа
что такого в этой Европе
я не могу и не хочу вовсе
потому как сердце действительно разрывается
потому как ничего кроме памяти об этой Европе
мне не осталось
и больно так от отсутствия Европы под боком
больно так из-за лёгкой надежды
на её возвращение
Всё это могло бы продолжаться как игра, но мы в итоге приходим к серьёзному лирическому высказыванию, смысл которого понятен нам в контексте того, что происходит сейчас. И высказывание оказывается банальным. А вот если бы поиграть с этим высказыванием вокруг Европы, то всё могло быть гораздо веселее.
А играть автор умеет. Вот следующее стихотворение:
Шаг за шагом
по дну
иду
Шаг за шагом
война
meinGott
Шаг за шагом
выдох и
вдох
Шаг за шагом
новый вот
год
или нет ничего совсем
среди очень высоких стен
среди всех тех гранитных плит
крики чаек без бликов рыб
В конце процитированного фрагмента уже идёт разрушение этой игры. Серьёзное можно сказать через игру, так её отстроив. А у автора всё время присутствует желание сказать что-то напрямую, и он эту игру разрушает.
Дальше:
Нет памяти желаннее на свете
чем память о весеннем солнце в детстве
Или могли то быть ракушки (какая-то стилистическая неловкость. — В. Ш.)
и их осколки, что теряют цвет — как высыхают
А может?..
Следом идёт, к сожалению, лирический поток сознания, который мне кажется не очень удачным:
И когда я буду качать ребёнка
Своего — не друзей, что уехав уже не вернутся
Я скажу ему тихо на ушко
Небо за нашим окном никогда не будет таким
каким я его успел застать
Потому что небо, которое у нас за окном
застлало столько век и отбелило столько зубов и костей
что его я никогда не признаю
Сами по себе образы красивые. Но всё это приводит к определённой банальности лирического высказывания.
Мне кажется, что далее следует пример прекрасной игры:
Я не знаю калмыцкого языка
Я не знаю удмуртского языка
Я не знаю чеченского языка
Я не знаю татарского языка
Я не знаю башкирского языка
Я не знаю долганского языка
Я не знаю тувинского языка
Я не знаю карельского языка
Я не знаю лезгинского языка
Я не знаю аварского языка
Я не знаю марийского языка
Я не знаю казахского языка
Я не знаю вепсского языка
Я не знаю украинского языка
Я не знаю ногайского языка
Я не знаю якутского языка
Но они знают
и понимают
почему их не знаю я
Почему моя/наша речь
Их сберечь
не решится
В конце получается публицистическое высказывание. На мой взгляд, вся проблема в том, что поэт пытается именно что выйти на некое высказывание, хотя это не его путь, его поэтика не высказывающая. Его поэтика — внутренней, сложной игры, когда месседж подаётся через эту игру.
Ковылём
порастёт это племя людей
Ковылём
разойдутся поля и тела
Ковылём
будет сыто молчанье могил
Ковылём
будет вся бескрайняя земля
<…>
мы устали
Согласись
Мы с Тобой
так устали
Может, просто постоим фигурками
на чьей-нибудь полке?
Мне кажется, что игровые моменты своего таланта, своё умение выстроить игру внутри текста Максиму надо развивать. И делать так, чтобы это было точнее. Хотя, может быть, я и не прав, и как раз его особенность — в том, что игра в итоге выходит на прямое высказывание. Тогда нужно убедить в этом читателя, доказать, что это высказывание органично порождено игрой. Как в стихотворении «Я не знаю калмыцкого языка…», где высказывание выходит из игры, порождается игрой, а не является вторжением в неё личных чувств, эмоций, переживаний — пусть и весьма понятных и соответствующих переживаемому нами моменту.
Подборка стихотворений Максима Кашеварова, представленных на обсуждение
Максим Кашеваров родился в 1999 году в городе Александров (Владимирская область). В этом году завершил обучение на заочном факультете в Литературном институте имени А.М. Горького на семинаре Г.И. Седых. Участвовал в нескольких конкурсах на территории европейской части России. Был участником первого всероссийского съезда АСПИ в апреле 2022 года. Автор музыкального проекта «А как же Даша?». Интересуется англоязычной поэзией в переводах. Публиковался в журналах «Юность», «Формаслов» и др.
I
я ходил по пустыне Алжира
я стоял на плоту в океане
я пил виски и водку я тоже
Рефреном/Рефреном/Рефреном
пока Боги стояли, смотрели
я придумывал их очертания
вот вам небо и Небо от Геи
ну а Гея — Земля моя Мама
ну и Землю я тоже придумал
и тебя — я тоже придумал
и меня — я тоже придумал
и «я тоже» — я тоже придумал
II
небо сыпется
дома сыпятся
земля сыпется
даже люди и те сыпятся
и слова
как слышно
сыпятся
только лужа соберёт воду
только немцы отстроят Дрезден
только ветра разольются собирая пустыню
а тебя и меня — похоронят/сожгут или обклюют птицы
я не против последнего
как и первого — тоже
а глаголы?
Глаголы ушли на Запад
III
я Тебя писал
ты Меня читала
сколько раз искал
начинал сначала
столько сколько надо — отвечала Мама
столько я не выпью — ссыпался бы Папа
столько раз я столько
Только-Только-Только
ПРОЩАЛЬНОЕ
Я верую в веру…
Все сказанное, о чём ни помыслю,
исходит оттуда,
уходит туда.
Роберт Крили. «Кредо»
и последний завет
как и первый рассвет
как случайно брошенное привет
или здравствуй — на фоне
лунка для гольфа разрастается полем
и крик чаек
в полифонии моря
через плеск
воспоминаний о доме
солнечным зайчиком
от волны
солнечным зайчиком
от купола
церкви
я собираю отсветы так по всему Свету
только бы не растерять их
только бы скрепить как-то
только бы по итогу
не остаться
без неба
только
в конце
не остаться
без нёба
знать
что рассвет ещё будет
и ночи
не проглотить мой мир
мир из точек
бликов на фоне
многоголосия ветра.
Вот из чего моя симфония веры
в новый рассвет — на исходе заката.
***
Дым сигареты лучше любого завтрака
Говорю я
Стуча зубами
Ты улыбаешься
Столько историй
(к)
В одной затяжке
В память о «***»
I
Мальдорор на левом — Да
Мойдодыр на правом — Нет
посерёдке у Христа
я вышёптывал ответ
они говорили вот
левой-левой и вперёд
но обычно только кот
ходит задом наперёд
вот и я пошёл и правой
избегал чужого права
обходил чужое горе
буря мглою небо кроет
за воротами их трое
под воротами один
он не спит и он не дышит
кто кого помянет свыше?
II
ох сестрицы ох мои
вы любили песни петь
у окошка посидеть
и в окошко поглядеть
только вышел Карабас
и пытал вас много раз
и за это и за то
вы его как решето
выбрались на волю
на своё на горе
теперь только Оле
даст вам сон Лукойе
III
Ты сидишь и корни
по твоим чешуйкам
я считаю сонно
промежутки между
твоих слов и время
приход волн на берег
я боюсь прилива
Ты оставишь песню
золотую — долго, я по слогу в небо
буду распеваться, собирать осколки
и сцепив оставлю их на шее дуба
как признание детям
что ни то, ни это
никогда не сможет
верным быть ответом
***
я пью чаще
лишь бы сердце
не болело
по
(Т)аким
(Е)дким
(Б)ликам
(Е)вропы
~~~~~~~~~~~~
а думать о том, что такое Европа
какая она такая Европа
что такого в этой Европе
я не могу и не хочу вовсе
потому как сердце действительно разрывается
потому как ничего кроме памяти об этой Европе
мне не осталось
и больно так от отсутствия Европы под боком
больно так из-за лёгкой надежды
на её возвращение
***
Шаг за шагом
по дну
иду
Шаг за шагом
война
mein Gott
Шаг за шагом
выдох и
вдох
Шаг за шагом
новый вот
год
или нет ничего совсем
среди очень высоких стен
среди всех тех гранитных плит
крики чаек без бликов рыб
я звоню в города и сёла
пишу письма
стараюсь — весёлым
быть
или казаться
очень просто бежать не глядя
на месте оставшись
и статься не памятником
но галькой
обточенной волнами
или ветром
на закате идти у собора
вместо купола
представлять себе церковь
Между чёрным и белым
Генерал! Я не думаю, что ряды
ваши покинув, я их ослаблю.
В этом не будет большой беды:
я не солист, но я чужд ансамблю.
Иосиф Бродский
I
Нет памяти желаннее на свете
чем память о весеннем солнце в детстве
Или могли то быть ракушки
и их осколки, что теряют цвет — как высыхают
А может?..
Нет не может больше быть ничего ценнее
чем то февральское утро из окна такси
когда небо было неожиданно синим
Не глубоким
не ясным
но синим, просто синим
Так можно сорвать сосульку
взять и посмотреть сквозь неё на снег
Вот такое тогда было небо
больше его никогда не будет
И когда я буду качать ребёнка
Своего — не друзей, что уехав уже не вернутся
Я скажу ему тихо на ушко
Небо за нашим окном никогда не будет таким
каким я его успел застать
Потому что небо, которое у нас за окном,
застлало столько век и отбелило столько зубов и костей
что его я никогда не признаю
Никогда
Но ты — вспомнишь слова мои когда встанешь потягиваясь утром с кровати
И не поймёшь что же изменилось в небе
Как же изменились — «Мы»
II
Если есть где-то там далеко за горами лесами и реками место
которое человек ещё не нашёл и не протоптал там свою тропинку
то мне очень жаль это место
Жаль
ведь ему предстоит видеть горе
Жаль
ведь его ждёт судьба котёнка
Того самого которого я спрятал в сарае
до того как бабушка выходила к реке
Но исходный код памяти может быть изувечен
и не было никакого котёнка
не было никакой реки
бабушки леса ягод в поле
Была Родина-Мать.
Стала Родина-Мать.
Будет Родина-Мать.
Умирать/Умирать/Умирать
Не устали ещё умирать.
Умирать/Умирать/Умирать
Красная конница
Рокотом полнится — Русская Рать
III
Я не знаю калмыцкого языка
Я не знаю удмуртского языка
Я не знаю чеченского языка
Я не знаю татарского языка
Я не знаю башкирского языка
Я не знаю долганского языка
Я не знаю тувинского языка
Я не знаю карельского языка
Я не знаю лезгинского языка
Я не знаю аварского языка
Я не знаю марийского языка
Я не знаю казахского языка
Я не знаю вепсского языка
Я не знаю украинского языка
Я не знаю ногайского языка
Я не знаю якутского языка
Но они знают
и понимают
почему их не знаю я
Почему моя/наша речь
Их сберечь
не решится
24.02.2023
Вместо поэмы «мноОГОэтажнаЯ РОССИЯ»
да будет Свет
колокола
на небе
где
как звук
молитва прочтена
и в слух вбиваются осколки рифмы
арфы
травмы
рамы
рифы
из всех полутонов, что собраны на свете ярче тот
что Ты носила под одеждой
над тем местом
где
обычно
начинаются замысловатые
узоры и пространства кружев
я знаю
то не то
чего просила Ты
и знаю
что не нужен
и знаю
что земля меня возьмёт
и вновь родит обратно
Работа смерти так трудна и монотонна
Быть может потому так светел лик Мадонны
Ахиллесова пята
Пространство афоризма
то был не человек, но гвоздь
его металлом — все поля усеяны давно
и все моря усеяны давно
и даже горы — те же также под костями стонут
мы будто пыль над шаром из земли
такие белые
при свете
маленькие точки
я снисхожу
к сравнению за тем
что кроме этого
вам ничего не надо
я выше, да, Я выше этих стен
Я выше даже купола НОЧНОГО
ужели это Я?
ну да, вот это Я
и диковатое молчанье отраженья
не вторит мне, моим словам, лишь зубы обнажает через
И в череп мне пространство не вместить
Не стать сверхчеловеком авангарда
и пост и мета
мне всё по..й — Да
Так в тексте появляется Отчизна
где мы собрали в одном месте всех
в избе забытой где-то между…
На севере?
Ну — Нет
банальности-банальности-Ей-богу
На юге может?
Жарко там, нам нужно много снега и…
Значит, восток?
Восток сейчас, нам мальчик, ни к чему
Там на Востоке только чернозём и море крови
Все верно, сходится, ведь это запад, да?
На западе Отчизны — нет, ты помнишь?
На западе и смерти нет
На западе и жизни нет
На западе лишь тишь, лишь гладь да божья благодать
Мы до неё ещё не доскакали
Нам танков не хватает — это факт
Нам ватников здесь даже не хватает
Так холодно
Мне хочется кричать
Я ног не чувствую
Я будто самовар
И только пар выходит
А-а-А-а-А-а-А-А-А
От Волги вот до Енисея
Это, конечно, не Одиссея
И мне островов не видать
как отцу сына
панельная арябная гладь
кадры листвы
или хтоническая атака
мои пальцы играют на
пианино Твоём
с одной клавишей
и
это значит
что в общем-то
ничего
вот вообще ничего
ничего.
ниче о.
н че .
н е .
е .
е .
е
– – – – – –
не случилось
будто бы первой из войн не было
будто и второй войны не было
будто тысячная война пройдёт
и ничего всё равно не случится
также будут пальцы мои
играть столь разные ноты
на одних инструментах
с отличием лишь
в обрамлении
в цвете кожи
в издаваемой ноте
ноги
ноги женские
слаще любой войны
так почему ты идёшь
солдат
почему ты бежишь от ног
почему ты ноги свои
потерять хочешь там
вон на той стороне
ты же видишь
не то
в отражении то
это Ты
но не ты
он такой же
как ты
он такой же
как я
мы бы были друзья
мы бы были и был бы стол
мы бы были и шёл разговор
О ногах женских вон например
О погоде, которая там
Ну ты помнишь Егора? Он ждал
Когда выпадет снег
Выпал град
Ад
Ран
Срам
Брахм
Мох
Моль
Боль
Блик
Пыль
Лик
Ко-
-выль
Ковылём
порастет это племя людей
Ковылём
разойдутся поля и тела
Ковылём
будет сыто молчанье могил
Ковылём
будет вся бескрайняя земля
в ковыле
я найду Тебя в ковыле
как кобылу
с рёбрами выступившими наружу
Возьму глину белесую
разотру шрамы Твои
так сказать — придам форму грязи
из которой вышли
для которой встали
и которой станем
мы устали
Согласись
Мы с Тобой
так устали
Может, просто постоим фигурками
на чьей-нибудь полке?
Главное не в углу
красном
Главное без уголочка
чёрненького
на фото
