21 мая 2023 года в формате Zoom-конференции состоялась 87-я серия литературно-критического проекта «Полёт разборов». Стихи читали Кирилл Моргунов и Илья Кондрашов, разбирали Дмитрий Гвоздецкий, Надя Делаланд, Мария Мельникова и другие. Вели мероприятие Борис Кутенков, Григорий Батрынча и Андрей Козырев.
Представляем подборку стихотворений Ильи Кондрашова и рецензии Марии Мельниковой, Дмитрия Гвоздецкого, Нади Делаланд и Бориса Кутенкова о ней.
Видео смотрите в группе мероприятия
Обсуждение Кирилла Моргунова читайте в этом же выпуске «Формаслова».
Рецензия 1. Мария Мельникова о подборке стихотворений Ильи Кондрашова

Неожиданное и приятное ощущение — среди обычных подборок, созданных автором с той или иной степенью монтажного мастерства, встретить собрание текстов повышенной концептуальности. Подборка Ильи Кондрашова представляет собой интересное сочетание завершенности и незавершенности. Фактически это снимок одного из моментов процесса лучевого формирования книги — с известным началом, но неизвестным концом. Согласно пояснению автора, «Спираль» — это переведенная в печатный формат и немного дополненная версия книги, которая «изначально существовала в рукописном виде и была отксерокопирована для распространения в узком кругу читателей — друзей и хороших знакомых автора».
Последующие издания Илья Кондрашов планирует делать снова рукописными. В предисловии для печатной версии он поясняет даже, как в рукописной версии отличалось изображение лампочки на обложке и какое значение имели эти детали. Содержание книги будет трансформироваться и в дальнейшем. «Эта книжка, скорее всего, ещё будет дописываться. Вы держите её в руках в том виде, в котором она есть, потому что именно идея переписать эти тексты на бумагу и скрепить их воедино дала толчок к их совместному развитию, несмотря на то что как единое целое они существовали и до написания», — поясняет Кондрашов. Насколько важно читателю знать о еще не написанных, пребывающих в области возможного текстах? Для определенной категории читателей — очень важно и существенно влияет на взаимоотношение с материей книги. Перед нами — въедливый в очень хорошем смысле слова автор, отлично понимающий концепцию слоистости смысла.
Изображение лампочки на обложке — неспроста. Она здесь вовсе не банальная метафора идеи. Лампочке посвящено основное предисловие — точнее, не лампочке как таковой, а созданию лампочки, рождению замысла ее устройства, изобретению главного преимущества электрического светоча перед свечами и газовыми лампами. О стихах в этом тексте не сказано ни слова, больше всего он напоминает отрывок из увлекательного научно-популярного эссе, но любой сколь-нибудь развитый читатель быстро выстроит в сознании нужную связь — и получит несомненное интеллектуальное удовольствие. Предисловие в поэтических сборниках часто оказывается самым слабым местом, симулякром текста, находящимся под обложкой «просто потому, что нужно какое-то предисловие». Оживляя предисловие, наполняя его — последуем за авторской метафорой — электрическим светом, Илья Кондрашов осуществляет акт важной литературной работы по поддержанию идеи поэтической книги в технической исправности.
Все ли тексты «Спирали» соответствуют уровню предисловия? К сожалению, не все. Метаметафоризм, к которому явно тяготеет Кондрашов, коварен так же, как коварна абстрактная живопись. Абсолютная свобода творения и восприятия, которую он обещает автору и читателю, — очень, очень трудная свобода. Трудная и в осуществлении, и в оправдании себя перед реципиентом, приложившим немалое когнитивное и эмоциональное усилие, добираясь до смысла предложенного высказывания. В некоторых текстах «Спирали» затраченное читателем усилие откровенно не окупается, осуществляемая автором образная препарация реальности не выявляет значимых объектов. Не исключено, что здесь Кондрашову мешает остаточная связь с более традиционным нарративом любовной и пейзажной лирики. Но там, где получается совершить окончательный отрыв, — в «…хребет событий распрямляется…», «спросите», «дом», «Post scriptum» — возникает семантическое свечение необходимой яркости, необходимая потеря привычной смысловой опоры и обретение парадоксальной точки ясности. Этой спирали есть куда удлиняться.
Рецензия 2. Дмитрий Гвоздецкий о подборке стихотворений Ильи Кондрашова

Первое, что бросается в глаза при чтении Ильи Кондрашова, — количество сопровождающих текстов. В подборке из восьми стихотворений аж два (!) предисловия и еще в довесок небольшое послесловие, стоящее перед заключительным стихотворением. Поначалу кажется, что автор играет с читателем, что это просто стебный прием вроде заголовка из десяти предложений, предваряющего миниатюру из нескольких слов. Потом становится понятно, что Илья Кондрашов оформил стихи таким образом по совсем другой причине.
Дело в том, что представленная подборка — перепечатанная часть рукописной книги Ильи Кондрашова под названием «Спираль». Поэт стремился показать, что мы видим не картину целиком, а лишь отдельные ее фрагменты, и заодно объяснить нам свою концепцию.
По всей видимости, подобный неоандеграундный самиздат — новый тренд. Вспоминается прошлогодняя книга Ростислава Русакова «Рыба хочет пить», которую автор распечатывает на принтере и сшивает вручную. Но это не единственное сходство. В каком-то смысле в основе задумки Русакова тоже лежит спираль. Предполагается, что каждый, кому в руки попадает один из экземпляров «Рыбы», должен передать его следующему читателю. В результате стихи Русакова двигаются по своеобразной спирали.
Идею спирали Илья Кондрашов выбрал очень удачно. Она прекрасно характеризует его поэзию. Во-первых, тексты в подборке словно перетекают друг в друга, они прямо закручиваются в спираль. У такого подхода есть что-то общее с книгой Марии Галиной «Всё о Лизе», которую Людмила Вязмитинова в своей рецензии охарактеризовала как «сложным образом устроенное, очень большое, но одно стихотворение».
Во-вторых, в стихах Ильи Кондрашова концентрированный и сложно организованный смысл, который также движется по спирали. Приходится изрядно потрудиться, чтобы уследить за непрерывным потоком переплетающихся образов.
В интонации Ильи Кондрашова ощущается внимательное, даже влюбленное чтение Ивана Жданова, Алексея Парщикова и Андрея Таврова. Впечатление от подборки в целом напоминает чувства, которые испытываешь после первого знакомства со ждановским текстом «Когда неясен грех, дороже нет вины…».
Если говорить о форме, которую выбрал Илья Кондрашов, то здесь мы видим некий баланс между сдержанными, упорядоченными экспериментами в духе Геннадия Алексеева и запредельной раскованностью Нины Искренко. Также приходит на ум поражающая воображение работа с пространством листа Елизаветы Мнацакановой:
А вот нечто похожее в исполнении Ильи Кондрашова:
земля распрямляется с её медленными движениями —
напластованиями почвы,
кубами воздуха,
толщею океана — газа —
звёздной песчаной пустыни,
перетекающей через себя,
дышащей
и чующей
змеи
познание
очевидно невозможное
происходит
в растяжении броска —
прыжок лягушки внутрь
воспоминания
и их свёртывание
обратно
в самое́ себя…
Есть и еще одна формальная ассоциация. Прием, когда одна и та же строка печатается таким образом, что одновременно выполняет роль и заголовка, и начала стихотворения, напоминает о ранней публикации Владимира Бурича в андеграундном журнале «Синтаксис» (1959). Там отдельные тексты были оформлены похожим образом:
Я СМОТРЮ В ЭТОТ МИР ВНИМАТЕЛЬНО —
все с годами становится просто.
Меньше
женщин
годится в матери.
И все больше
годится
в сестры.
Уровень стихов Ильи Кондрашова вызывает уважение, особенно если учесть, что это дебют. Правда, местами возникает ощущение избыточности, как, например, в данном фрагменте:
рвением ветра в небесном тумане звёздной пустыни/
что претворяет течение неба высоту озирая в отрывках туманных/
летящих на неощущаемой скорости боинга внутрь/
себя расширяясь волокнами облачной тучи нависшей над лесом и градом/
как будто обрушится бездна в крушеньи круизного лайнера смешана с морем/
и небом землёю где корни как се́рдца ветвятся сплетаясь друг с другом/
Кажется, иногда спираль начинает выходить из-под контроля автора и над ним доминировать, происходит закручивание ради закручивания, а вовсе не из художественной необходимости. Есть ощущение, что сам Илья Кондрашов это понимает. Местами он пытается выбраться из собственной спирали. Особенно это заметно в последнем стихотворении, довольно сильно отличающемся от остальных:
покажется
на краю мира
вечная мерзлота
преграда через которую
не переплыть и не
перелететь
как же прийти к богу когда
мир так недосягаемо конечен
Если посмотреть под таким углом, поэт словно грезит о недосягаемом конечном мире, двигаясь по своей бесконечной спирали, и ищет способ вырваться на свободу. Вопрос, удастся ли ему это, остается открытым.
Рецензия 3. Надя Делаланд о подборке стихотворений Ильи Кондрашова

У подборки два предисловия, в основу второго из которых положена развернутая метафора: творческий процесс уподобляется процессу свечения, поэт — лампе накаливания. Это эссе, которое работает по принципу камертона — настраивает на определенную тональность восприятия. Любопытно, как, отталкиваясь от вокабуляра учебника физики, Илья постепенно продвигается к недосказанности, умолчаниям, присущим поэтическому языку.
Первое стихотворение подборки называется «без адресата», однако оно построено как прямое обращение к тебе: «В твоих глазах пугающая тьма». По всей видимости, это любые глаза любого человека, зрачки в которых — черные дыры, поглощающие свет и цвет («где света нет, / но есть бессветность / и бесцветность вещества»), поглощающие сами себя («цветное облако взрыва расширяется, вжимаясь внутрь себя»). Движение зрачка внутри радужной оболочки глаза поймано и соотнесено с космическими явлениями — в этом и красота, и монументальность, и наблюдательность.
Стихотворение «…хребет событий распрямляется…» начинается с отточия, сигнализирующего о том, что мы застаем событие в его длительности, началу нечто предшествовало, это продолжение речи, распрямление — реакция на закадровое действие или происшествие. И снова текст погружает нас в физико-химические процессы сотворения мира:
земля распрямляется с её медленными движениями —
напластованиями почвы,
кубами воздуха,
толщею океана — газа —
звёздной песчаной пустыни
Илья на звуковом уровне соединяет слова земля и змея, которые с точки зрения истории языка являются родственными. Змея была так называемым тотемным животным, имена таких животных нельзя было произносить, они табуировались (волк — тот, который уволакивает, медведь — тот, кто знает, ведает, где мед, змея — земная, ползающая по земле). Звуковое сходство, подкрепленное этимологическим, делает текст суггестивным и убедительным. Финал отсылает нас к эстетике сюрреализма и напоминает картины Сальвадора Дали:
познание
очевидно невозможное
происходит
в растяжении броска —
прыжок лягушки внутрь
воспоминания
и их свёртывание
обратно
в самое́ себя…
Поэзии Ильи Кондрашова присуще соединение естественно-научного бэкграунда и его философско-поэтического освоения, а также особой телесности, физиологичности переживания (сердце, дыхание, зрачок, особая сосредоточенность всего организма, когда прицеливаешься):
спросите
через перекрестье
прицела
когда совпадая
с сердцем на выдохе
он останавливается
продолжая зрачок
в отверстии яблока
простите меня
зачем же семечко
попадает в землю
Особенностью поэтического мышления Ильи является соединение предметов и явлений, как бы схваченных за кончики ассоциаций с ними, они улавливаются почти на подпороговом уровне, но опознаются сознанием воспринимающего, а значит, отражают общие закономерности, существующее поле смыслов.
Странный эффект высекается из соединения ментальной и телесной составляющих и исключения эмоций. Последние робко и тщетно пытаются достроиться в эту картину, но они здесь объективно лишние, они не заложены в текст. У меня возникает ощущение, сформулированное Фридрихом Ницше о Боге: «Отвратить взор свой от себя захотел Творец — и тогда создал он мир». То есть эмоциональная сфера как бы искусственно элиминирована, исключена, отрезана и заперта в подвал, а мы имеем дело со всем, что осталось.
Рецензия 4. Борис Кутенков о подборке стихотворений Ильи Кондрашова

От этой подборки у меня остаётся ощущение трудного поиска индивидуального ритма.
Пока я вижу здесь условно три стратегии. Первая мне представляется наименее удачной, и она выражена в стихотворении, открывающем подборку, — это канонический, слегка инерционный ритм, напоминающий о Бродском (просодия вообще несколько вторична по отношению к нему), но который автор пытается сломать — то переносами, то финальной строкой, резко выламывающейся из ритма. Но ощущения каноничности и заёмности это не меняет. Есть нечто схожее с лесенкой Маяковского — в целом традиционным стихом, где сдвиг происходит именно на уровне графики. Но я отмечу как положительную тенденцию именно понимание автором инерции и необходимости слома, хотя в том, как это получается, пока что чувствуется насильственность и преобладание рационального начала. Последняя строка стихотворения очень хороша по образности — «цветное облако взрыва» — но кажется, что к её слому ведёт не органичное движение, динамика языка, это именно что осознанная попытка слома.
Вторая стратегия — это подражание условно «актуальной» поэзии, т.е. её мифологической парадигме: с этим связан многословный, растянутый в пространстве стих, тяготеющий к верлибру или гетероморфным формам. Недаром одному из стихотворений предпослан эпиграф из Ники Третьяк: «метаморфоза», «…хребет событий распрямляется…» напоминают о её больших текстах лироэпического характера, в которых есть космогоническая природа. Но всё-таки в таких текстах у Ильи, несмотря на множество мифологических ассоциаций и умения заглянуть в тайны Вселенной, не хватает именно мелодической структуры: поток образов кажется ему самодостаточным.
Вспоминается эссе Владимира Новикова, в котором он цитирует слова Юрия Кузнецова: «Вы пишете о любви, а нужно, чтобы сами строки были любовью». Новиков как профессор МГУ пишет, что ему академический статус не позволяет оперировать такими произвольными категориями и он предпочитает пользоваться определением «единство и теснота стихового ряда». Но потом, по мере размышлений, он понял, что это родственные вещи — «единство и теснота стихового ряда» и «любовь между словами». И дальше он анализирует строки Пастернака, говоря: «Единство и теснота стихового ряда» и поныне остается для меня базовой категорией. Не раз я его трактовал в книгах и статьях, пытался донести до читательских умов, но в моем личном интимном сознании это нечто физически ощутимое. Я трогаю строку на вкус, прикасаюсь к ней артикуляционно и душевно, и ее плотность, теснота передается мне телесно:
Окно обнимало квадратом
Часть сада и неба клочок.
К палатам, полам и халатам
Присматривался новичок.
Слова в стихе тянутся друг к другу, пребывают «в тесноте, да не в обиде». «К палатам, полам и халатам» — здесь каждое слово милуется с каждым. А в следующем стихе трехстопного амфибрахия — только два ударных слога. Длинное слово «присматривался» разлеглось и потеснило «новичка», но ему, кажется, это соседство физически приятно…». И так далее. Мне хотелось бы именно единства и тесноты стихового ряда, меньшей произвольности и большей связи между словами, ощущения, что сам язык ведёт стихотворение и знакомит слова друг с другом, а не поэт рационально ломает стих или произвольно ведёт его по пути ассоциаций.
И третья стратегия выражена в стихотворении «Черты деревьев благозвучны…». Она близка к первой, здесь тоже довольно традиционный пятистопный ямб, но тут больше стихийности на уровне формы и в то же время стремление скрепить весь контекст целостным рифменным рядом. Здесь чувствуется влияние Елены Шварц, прежде всего в неточных рифмах, которые как бы становятся не столь важны на фоне стихийного движения. Мне кажется позитивной эта тенденция к большей целостности стиха, скрепляемой хотя бы и неточными рифмами. Здесь по-прежнему есть провалы — слово «накаливания», рифмующееся с «зажигания»: сама тяжеловесность произнесения, на мой взгляд, здесь не обусловлена, при этом рифма остаётся грамматической — рифмование существительных, что примитивизирует контекст. Но всё же, мне кажется, ещё предстоит движение к серьёзной метареалистической образности, которое здесь только намечено.
В целом есть ощущение очень большого потенциала именно на уровне образа, в котором есть видение невыразимого. Это очень хороший поиск, и именно работа с образом позволяет свидетельствовать о потенциале. Перед нами амбициозные стихи, которые позволяют себе и серьёзные провалы — оставляющие ощущение безвкусицы, — но и удачи, что называется, по гамбургскому счёту. Они сразу ставят перед собой сложные задачи, здесь нет ничего посредственного. Надеюсь, что сегодняшний «Полёт разборов» помог автору определиться с направлением поиска.
Подборка стихотворений Ильи Кондрашова, представленных на обсуждение
Илья Кондрашов живёт в Московской области, в городе Красногорск. Окончил 11 классов школы. В этом (2023) году заканчивает филологический факультет Московского городского университета (МГПУ). Ранее не публиковался.
Предисловие для версии на «Формаслове»:
Эта работа представляет собой перепечатанную версию книжки, которая изначально существовала в рукописном виде и была отксерокопирована для распространения в узком кругу читателей — друзей и хороших знакомых автора. В электронный вид она приведена для читателей журнала «Формаслов».
Это предисловие и стихотворение под заглавием «post scriptum» были прибавлены к ней на момент подготовки её электронной версии и только будут включены в будущие рукописные переиздания. Весь остальной текст изначально существовал также исключительно в рукописном виде. А лампочка, изображённая на обложке, была обведена жёлтым маркером по контуру, который обозначал границы колбы, и оранжевой ручкой — по «спирали», выделяя тем самым название книжки.
Предисловие.
Появление концепта
Суть лампочки — тело (нить) накала. Оно находится внутри и в центре всей конструкции. Оболочка (купол) нужна телу лишь для того, чтобы удержать его в накале нетленным, так как без определённой среды оно не может долго существовать в таком состоянии — без полного вакуума или без среды, заполненной инертным газом, тело распадётся.
Идея лампочки лежит в наблюдении за раскалёнными металлами — при большой температуре они, накопив энергию, излучают свет. Естественно, это явление и его потенциальная польза могут быть не вполне замеченными, так как металл раскаляется чаще всего в огне, который существует, излучая свет, потому что в нём сгорает топливо (проще всего дрова), — получается, что одно тело передаёт свечение другому, и оба неотделимы друг от друга.
Проще говоря, при таком способе теплопередачи свечение металлического тела бесполезно. Но существует другой, более неочевидный способ раскалить его (отчасти умозримый, как любое хорошее наблюдение) — передав ему энергию с помощью тока.
Электрические частицы, из которых состоит тело, начинают своё движение, раскаляя его изнутри, — оно начинает светиться как бы само из себя, но при воздействии внешнего источника — помещённое в устройство глобальной (или локальной) сети проводников.
Так оно начинает нагреваться, накаливается — и, испуская из себя свет, через несколько секунд (минут) плавится или сгорает. То есть польза этого явления по-прежнему невелика. Однако уже есть почти готовый концепт — осталось лишь найти равновесие — удержать тело в накале нетленным в течение достаточно продолжительного времени. Значит, нужно сформировать его из материала, у которого есть интервал между температурой накала и плавления, — нужно использовать подходящий химический элемент.
При кажущейся простоте в постановке проблемы такую задачу весьма непросто решить на практике. Металлы с большим интервалом между температурой накала и плавления называют тугоплавкими. Для изготовления нити накала решено использовать самый тугоплавкий металл — вольфрам (ок. 2000гр.С — накала, ок. 3400гр.С — плавления). Но, чтобы произвести из него нить, нужно решить ещё целый ряд задач, которые требуют организации отдельного технологического процесса. Основная же проблема в том, что, в отличие от многих других металлов, вольфрам при нагреве в обычной воздушной среде окисляется и как будто сгорает. Эта проблема почти парадоксальна и напоминает свежевание немейского льва — каким же образом Гераклу удалось снять со льва шкуру, если её почти ничем нельзя было пронзить? К сожалению, решение этих задач здесь следует опустить, так как это тема отдельного эссе.
Однако после всех сложностей конструирования и производства всё ещё остаётся вопрос — насколько оправданы затраченные усилия, если маленький кусочек раскалённой проволоки светит не ярче лучины, когда для производства лампочки нужно затратить в десятки раз больше ресурсов: труд целого ряда учёных-изобретателей, управляющих, рабочих; исходные материалы, для переработки которых нужно организовать отдельный технологический процесс… это ещё не говоря об изначальном толчке — капитале, который необходим при самом первом в мире запуске предприятия по изготовлению данной конструкции, когда весь мир пользуется другими, уже поставленными на поток средствами освещения вроде керосиновых ламп и газовых фонарей.
Для преодоления этой инерции нужно сделать последний решающий виток в описании принципа работы. Очевидно: две свечи горят ярче одной, а двадцать — ярче двух, рабочий отрезок свечи — верхушка фитиля — не больше одного сантиметра, но проволока может светить по всей площади накала. Поэтому, чтобы она светила ярче десятка свечей, расположенных в разных частях помещения,
почти метровую проволоку
завивают
в сантиметровую
спираль.
без адресата
В твоих глазах пугающая тьма:
в отверстиях, как будто неизбежность
ломается,
твои глаза,
пронизанные светом,
или две точки полны темноты,
если расширить,
пронзе́нные — пронизываю-
щие
сквозь узел мироздания иглу,
где света нет,
но есть бессветность
и бесцветность вещества,
где есть ничто, и где
не мыслит,
а лишь питает и пропитывает воздух,
как после столкновения с звездой, —
цветное облако взрыва расширяется, вжимаясь внутрь себя.
19.07.2021
…хребет событий распрямляется —
превращаясь
в змею,
становится возможным:
зреть её целиком
— связь её позвонков —
связь между узелками
— её памяти —
яственного
ея — ей
явленного,
земля распрямляется с её медленными движениями —
напластованиями почвы,
кубами воздуха,
толщею океана — газа —
звёздной песчаной пустыни,
перетекающей через себя,
дышащей
и чующей
змеи
познание
очевидно невозможное
происходит
в растяжении броска —
прыжок лягушки внутрь
воспоминания
и их свёртывание
обратно
в самое́ себя…
31.10. — 03.11.2022
спросите
через перекрестье
прицела
когда совпадая
с сердцем на выдохе
он останавливается
продолжая зрачок
в отверстии яблока
простите меня
зачем же семечко
попадает в землю
29 — 30.11.2022
сплетаются кажется ветви деревьев/
стоящих рядом друг с другом/
во тьме свет фонарей и паутинка/
сердцевинка лампочки вскружены/
движения замедлены в рост/
быстрое течение полёт облачной небии/
но неподвижное с зияющими точками звёзд/
холодное застывшее небо/
спускается наплывая на подсвеченные крыши домов/
тёплый осенний ветер/
растрёпывая космы деревьев/
будто они между собой переплетаются/
и разговаривают друг с другом дыханием шёпота/
пронизанные насквозь светом и временем/
рвением ветра в небесном тумане звёздной пустыни/
что претворяет течение неба высоту озирая в отрывках туманных/
летящих на неощущаемой скорости боинга внутрь/
себя расширяясь волокнами облачной тучи нависшей над лесом и градом/
как будто обрушится бездна в крушеньи круизного лайнера смешана с морем/
и небом землёю где корни как се́рдца ветвятся сплетаясь друг с другом/
удержаны тве́рдой упругостью и вытесняемы плотностью неба/
плывут облака по поверхности мира под бездной песчаной/
теснятся деревья как будто сплетаясь и споря друг с другом корнями/
врастая в фундамент многоэтажного дома где окна отверстые внутрь наполняются светом/
и в невесомом спокойствии тихого ветра колышется космос/
24.10. — 04.11.2022
дом
Ночь матерински вынашивает тебя [свет/день], и ей ты обязан своей силе и славе!*
Новалис
зона
комфорта
газовая конфорка
и раннее прозябание
в те п ле растения
пущенные по стенам
пляшущие после
заката
зимой
замедленное пре
вращение часовой
и закрытые
створки
окна
птицы
в зияющей высоте
сон матери
ночи
под отражённым светом
под облаками
грудная клетка
и женщина из слоновой кости
с крапинками от клыков
что после
перехода
за порог
дома
29.01 — 24.02.2022
*Перевод Алёши Прокопьева, расшифрованный с видеоролика на youtube.
метаморфоза
притягиваясь
ей
он становится
из окна на грани города
заключив что сам в себе
бежит лес
в небо
стремятся сосны
что иглы стрел и оперение
не зри мы
морок
заныривает глубже
где невозможно
дышать
враждебность хищника
врожденна в утробу
где развивается
безлесистый пригорок
и город становится выше фонарей
в размягченном мозгу создателя
сквозит ветер
что поднимает её над зданием
голос говорит
что время конечно
и падает внутрь
она
что семена
заронила это в себе
сквозь ранку
в промежутке между сосен
светает с мыслью о пространстве неба
и растворённом в нём
дожде
13-16.09.2022
Один неправильный сонет
«И в небесах я вижу…»
Ника Третьяк
Черты деревьев благозвучны,
точно светает,
в небесах
мелькают звёздочки — излучина —
и веточка плывёт в лучах
к зенице
солнца в зажигании
зелёно-красный спектр — дрожь ключа
в потоке воздуха, где искорки накаливания
мерцают в выхлопе, и соткан свежестью холодного тепла
на грани города туман по небу стелется,
когда забывчивость ясна
и эта веточка — медведица —
за ним б и сквозь рассвет перетекла,
уже́
лунатик не осмелится
шагнуть за грань
— ведь твердь
ему —
ясна?
01.07. — 08.11.2022
Эта книжка, скорее всего, ещё будет дописываться. Вы держите её в руках в том виде, в котором она есть, потому что именно идея переписать эти тексты на бумагу и скрепить их воедино дала толчок к их совместному развитию, несмотря на то что как единое целое они существовали и до написания.
Post scriptum
покажется
на краю мира
вечная мерзлота
преграда через которую
не переплыть и не
перелететь
как же прийти к богу когда
мир так недосягаемо конечен
07.01.2023