Для некоторых мир — воля и представление. Для некоторых — текучий, непрерывно меняющийся калейдоскоп. Для некоторых — небольшая, затянутая паутиной каморка, где под кучей хлама можно обнаружить либо неожиданное сокровище, либо что-то ужасное, спрятанное туда от греха подальше. Для Анны Гринки мир — это тело. Огромное, немного нелепое, полное боли, роста, гниения и процветания, наслаждения и парадоксальной гармонии. Но, — по закону соответствия, — и собственное тело для нее — это мир. Сейчас тело мира болеет. И мир тела героини поэтических текстов Анны Гринки отзывается на эту общую боль своей, частной болью. Потому что все связано. И этот способ отражения происходящего в мире — новый, парадоксальный, немного пугающий — позволяет нам взглянуть на окружающее под непривычным углом и попытаться что-то в нем осмыслить. И таким образом — выжить.
Геннадий Каневский
Анна Гринка — поэтесса, писательница. Тексты публиковались в ROAR, в журналах «Воздух», «Зеркало», «Контекст», «Незнание», а также на порталах «Полутона», TextOnly, «Цирк „Олимп+TV”», «Лиterraтура», «Двоеточие», «Грёза», «Артикуляция» и др. В 2022 году в издательстве Jaromír Hladík Press вышел сборник рассказов «Экранное зрение». В этом же издательстве готовится к выходу сборник поэтических текстов. Тексты переводились на английский, французский, греческий, итальянский языки.
Анна Гринка // Из-под полы
***
лежал живым и мёртвым
и с потолка на него
тоже лежали мёртвые и живые
лежали в его сторону разные
прошлые и настоящие
немного будущих в качестве несущих
золотые скорлупки с мягкой начинкой
а потолок туловищем был или хотел становиться
а потолок хотел их каждого в небо сбагрить
тяжело ему было и не мог он их столько вынести
не мог ими всеми молчать
не мог всеми дышать или ошпарить ими
слишком молча
сплошным пятном
мёртвыми и живыми
***
когда закончилась война
я пью руку чёрную
у берега-вороха
без льдинки воды
когда закончилась война
несут под ногтями землю родную
их мертвецы и наши
и смешалась она
в них похоронена
никто не говорил, а просто делил
огромное чёрное тело
общего трупа
тянулась в него
трубка воронья, клюв
речь, настоянная
на плаче
нет жажды крепче
чем из этих кусков перетёртых
у берега-вороха
без льдинки воды
***
я не чувствую паники
чувствую сон
земля, одержимая говном
восстаёт в субботе
как тикающий взрыв
под прочерком вены
худеет рука
пока в воскресенье
всё так же чирикают суки
в залитых экраном зрачках
в разрезанных и избитых
в захваченных и убитых
находятся трупы меня
всё больше и больше —
меня
и кто-то ещё ведь сидит
в своём мясе
гогочет во фляжку
без сил
не чувствую паники
я — собака
роюсь в мясницкой земле
родной и вонючей
я даже и меньше —
блоха
я копаюсь о дохлой россии
***
пробурчали:
«не менять состояние предмета»
тела отелей напряглись в ответ
и плюнули
влюблёнными, сплетёнными вместе
клубком колючей проволоки
иссохшая пальма роняет росток
и тем самым зачинает новый этаж
выше всех прочих в припадочном здании
есть это знание, но одновременно его и нет
предмет перебрал все наши прикосновения
как связку ключей
и ни одно не открыло
что-то подвальное в нём
состояние —
есть ли оно или решило
что нет
***
скользящий vpn, впадающий в опухоль озера
кислый ржаной или ржавый оружием след
в обход наследия
в пролёт пыльцы государства
шаришь пальцами
щёлкаешь язычком
майским тяжёлым жучком
ложишься бывшему любовнику в полость
лучше всего vpn бултыхается именно здесь
в рыбацкой запазухе, в мокрой подмышке
где кровью пореза окутанный волос
становится ломкой опушкой, осколком
чёрных далёких вскрытых посёлков
там топорами и будешь ты слушать
из-под подвала
из-под полы
из перерытой своей головы
в этом треке точно есть звук
знакомых ключиц
или линий над ними
или над шифром задетого поля
горький шифровщик сбился и воет
тихо-претихо в землю густую
или об небо вопит в полный рост
не знаю
включаю
vpn —
и пустую
***
космос всё равно тёмно-красный
как ни зажмуривай
прочь от земли
глаза
***
окно выходит в дым
и там
встречает старое лицо
в него не смотрит, а ползёт
в него не светом, а стеклом
вопит
там всё покрыто им
тяжёлым сомкнутым лицом
***
зубная нить качнулась в феврале
от зуба до зуба идёт передача
о запрещённой планете
плачет руками бессилие
зубной болью идёт передача
о пейзаже без признака флага
о свободе, распухшей в дожде
огромным внеземным дождевиком
всё это дёргается и свербит по нерву
зовёт то ли куда-то
то ли на помощь
почёсывает пробитый затылок
всеобщая бестолочь —
в весеннем слое мира
космоса толком нет
только я и ты смотрели
когда показалось, что пролетели
густые птицы
а это шёл горизонтально снег
