3 сентября 2023 года в формате Zoom-конференции состоялась 90-я серия литературно-критического проекта «Полёт разборов». Стихи читали Женя Липовецкая и Михаил Вистгоф; разбирали Ирина Чуднова, Дмитрий Гвоздецкий, Мария Мельникова и другие. Вели мероприятие Борис Кутенков, Григорий Батрынча и Андрей Козырев.
Представляем подборку стихотворений Михаила Вистгофа и рецензии Валерия Шубинского, Марии Мельниковой, Дмитрия Гвоздецкого и Григория Батрынчи о ней.
Обсуждение Жени Липовецкой читайте в этом же номере «Формаслова».
23 сентября в рамках проекта «Библиотека поэзии» состоится очный «Полёт разборов» (Москва, библиотека № 76, ул. Шумкина, д. 16/17, м. Сокольники, Красносельская). Стихи читают Майка Лунёвская и Василий Нацентов. Желающие получить подборки к обсуждению — пишите Борису Кутенкову.
Видео смотрите в группе мероприятия.
Рецензия 1. Мария Мельникова о подборке стихотворений Михаила Вистгофа
Первое слово, рефлекторно возникающее в голове при чтении первой строки первого стихотворения в этой подборке, — «замах». Михаил Вистгоф мыслит масштабно… и отважно. Без отваги сложно начинать общение с читателем с:
Мир — большой недострой на окраине тьмы
Михаил Вистгоф — из тех поэтов, что выбирают, метафорически выражаясь, для своего полотна самый внушительный инструмент, наподобие театральной кисти «дилижанс», — не потому, что не умеют изображать детали, а потому что собираются изображать объекты и события крупного, весьма крупного масштаба. Второе, что рефлекторно приходит в голову при чтении Вистгофа, — словосочетание «буйство стихий».
Пространство в стихотворениях Вистгофа всегда велико и всегда находится в процессе трансформации лирическим героем или некими внешними силами, будь то обычный ветер или Бог, ладонями заслоняющий мир от безумия. Если в этом пространстве существует что-то маленькое, частное, обособленное, в него либо ворвётся нечто большее, либо само это маленькое начнёт разрастаться. Механика здесь довольно разнообразна. Лирический герой стихотворения «Я подниму потерянный фотон…» собирает из фотонов солнце и вешает его над кроватью героини, комкает звезду Арктур в ночник, превращает её лучи в обои — в общем, совершает поступок, достойный персонажа «Доктора Кто». Герой стихотворения «Я всю ночь пролежал, обнимая стальные рельсы…» не трансформирует мир намеренно, но совершаемый им акт то ли репетиции самоубийства, то ли медитации провоцирует окружающую среду на экспансию:
Провода натянулись во мне
Разрывали в груди каналы
Рельсы — лестница в млечный путь
Разгорелись до Бетельгейзе
Брошенные окурки
Героя «Чёрным светом ли серым ветром…» любовь заставляет практически превращаться в целый мир, который, в свою очередь, распадается на мелкие окружающие любимую фрагменты. Печаль героя «Печаль моя светла…» отделяется от своего хозяина и начинает самостоятельно взаимодействовать с реальностью. Вистгоф, если можно так выразиться, чрезвычайно кинетический поэт, в его универсуме постоянно что-то движется, и не просто движется, а самореализуется через движение, захватывает себе место для существования.
Какие же цели преследует эта беспокойная вселенная? Довольно простые. Чтобы Бог защитил от выжигающего «безумия красного», вырастающего в «недострое» мира, — сценарий авраамических религий. Чтобы — снова монотеистические мотивы — прочесть перевод
Из темноты, в которой мы застыли
Из дня, когда над сталью вод
Мы были облаками вещей пыли.
Чтобы магически коснуться любимого человека, как герой фольклора. Чтобы почувствовать, что, ночью лёжа на рельсах, ты не одинок и не ничтожен — классическая драма современного человека. Чем закончится война с безумием, чтение мистичного перевода, любовная история и ночное рельсовое приключение, мы, к сожалению, не узнаем. Возможно, автор пока сам не знает ответов, а возможно, не стремится их найти, наслаждаясь фиксацией движения, как самурай, у которого нет цели, только путь.
Выбивается из этого ряда одно стихотворение подборки — «Испещрённый снежинками объектив…». Здесь нет никакой игры небесными светилами, никаких религиозных аллюзий, движение здесь куда страшнее: зима превращается в весну, а объектив, нацелившийся в «буквы-молнии на дверях», — в прицел, направленный на повествователя. Чем закончится это движение, отвечать смысла нет. Этого пока не знает никто.
Рецензия 2. Дмитрий Гвоздецкий о подборке стихотворений Михаила Вистгофа
Стихи Михаила Вистгофа чем-то похожи на фильмы Дэвида Финчера. Если присмотреться, герои всех картин этого режиссёра — будь то брутальные триллеры «Игра» и «Семь» или относительно мирная и спокойная драма «Социальная сеть» — никогда не контролируют то, что с ними происходит. Им дозволено лишь плыть по течению. Любые попытки как-то повлиять на ситуацию ровным счётом ни к чему не приводят. Герой «Бойцовского клуба» стоит и беспомощно наблюдает, как взрываются небоскрёбы. Экранный Марк Цукерберг в исполнении Джесси Айзенберга выглядит уверенным в себе и успешным, но оказывается совершенно бессилен перед свалившимися на его голову судебными разбирательствами.
Примерно так же складывается судьба лирического героя Михаила Вистгофа, кочующего из стихотворения в стихотворение. Практически во всех текстах он внимательно и добросовестно фиксирует происходящее, но сам ни на что повлиять не может.
Мириады теней вокруг
Засыпали меня щебёнкой
Зарастали меня
стеблями болиголова
в полотне перевернутом
Снова и снова повторяющийся пассивный залог выглядит как демонстративный отказ от действия. Герой будет лежать неподвижно и созерцать, наблюдать за мирозданием, чем бы оно ни зарастало, во что бы ему ни приходилось превращаться.
Чёрным светом ли серым ветром
Выпадать на тебя касаться
Через щели оконные сыпаться
На скрещения твоей кожи
Острой каплей быть или
Веткой
Подобные метаморфозы в поэзии не редкость. Однако обычно в таких текстах герой или героиня всё же проявляет активность. Как, например, у Маргариты Алигер в стихотворении «Человеку в пути»:
Я хочу быть твоею силой,
свежим ветром, насущным хлебом,
над тобою летящим небом.
Если ты собьешься с дороги,
брошусь тропкой тебе под ноги
без оглядки иди по ней.
Впрочем, пассивность лирического героя Михаила Вистгофа можно объяснить масштабом событий, разворачивающихся в его стихах. Перед нами поэт, которого интересуют по-настоящему крупные предметы и значительные сюжеты. Если весь мир — «большой недострой на окраине тьмы», до сих пор находящийся в процессе сотворения, о каком действии, о каких активных шагах вообще может идти речь?
Связующий элемент, в том или ином виде появляющийся во всех стихотворениях подборки, — свет. Иногда он почти затухает, становится чёрным, теряется за «мириадами теней», ослабевает до скромного, едва ощутимого «буквы-молнии на дверях» или взятого у Пушкина «печаль моя светла», а порой разгорается во всю мощь:
А ладони Его
Закрывают безумия свет
Через щели меж пальцев
Он льется на крыши
Через дыры в ладонях
Он льется на нас
Выжигая до тени
Работа Михаила Вистгофа со светом (и тьмой) местами перекликается со стихами Елены Кацюбы. Например:
Свет бесцеремонный
Он пролезет в спальню
через невидимую щель в шторах
пересчитает осколки
обследует одежду
исчезнувшую в темноте
(Е. К.)
Интересно, что мелкие объекты, попадающие в поле зрения Михаила Вистгофа, зачастую также разрастаются до огромных размеров и играют очень важную роль в мироздании. Обычные рельсы становятся «лестницей в млечный путь», брошенные окурки разгораются до звезды Бетельгейзе, а голубь-сквозняк зажимает дома между перьев.
Стоит отметить, что в одном из представленных текстов герою-наблюдателю всё-таки надоедает сидеть сложа руки, и он примеряет на себя роль творца. Беспардонно берет звёзды, делает из них светильники и по-хозяйски сминает их лучи в обои.
Я подниму потерянный фотон
Достану из травы его собратьев
Я соберу их в солнце и потом
Его повешу над твоей кроватью
Я страшный Арктур скомкаю в ночник
Его лучи я искривлю в обои
И воздух, переплавленный на миг
Внезапно приникает к нам обоим
Это стихотворение выделяется среди остальных. Его трудно назвать самым сильным в подборке, но вполне возможно, что оно сигнализирует о грядущих переменах, о новом витке поэтики. Быть может, упоминавшаяся выше пассивность — всего лишь затишье перед намечающейся поэтической бурей. В таком случае остаётся пожелать Михаилу Вистгофу успешно обуздать эту стихию и не утратить авторскую индивидуальность, которая в его нынешних стихах определённо есть.
Рецензия 3. Валерий Шубинский о подборке стихотворений Михаила Вистгофа
Когда я думаю о стихах Михаила Вистгофа, в сознании возникает одно имя — Вагинов. Не потому, что Вистгоф зависит от вагиновских интонаций, а потому что сам принцип «соединения слов посредством ритма» у него близок вагиновскому — за вычетом вагиновской иронии и еле заметного юродства.
Но этот способ писания накладывает на поэта одно строгое требование: между словами должен быть воздух. Интонации надо предоставлять свободу, движение голоса не должно упираться в слишком плотную образную ткань.
Вот как пишет Вистгоф, когда это удаётся:
Мир — большой недострой на окраине тьмы
И безумие красное в нём вырастало
Проходило сквозь трещины
Выпадало тенями на плиты
Разнобой, разносвет
заполняет собою проспект
Дымовые плоды вырастают на ветке завода
Мир Вистгофа остранён, но это остранение не эстетическое; это лишь способ ввести бесформенное и страшное в объектив, придать ему оптически приемлемый вид. Сквозняк, уподобленный голубю, не становится «ручным» — нет, в нём прорастает хтоническое безумие.
Когда мир Вистгофа напряжён и прозрачен — он подлинен. Сквозь него видно. И сам он видит. Мотив зрения сквозь препятствие — один из основных у него.
Испещренный снежинками объектив
Вперил взгляд свой в скрещенья ив:
В буквы-молнии на дверях
В меловой невесомый прах
Несколько слабее стихи Вистгофа становятся, когда он даёт образной ткани сомкнуться и целиком заполнить стихотворение. Например, таково «Я всю ночь пролежал, обнимая стальные рельсы…», несмотря на красивую интонацию под конец. С другой стороны, менее интересны и те стихи, в которых он отдается «чистому лиризму» и неожиданно впадает в дилетантскую банальность и неточность («Печаль моя светла…»). Впрочем, и здесь есть хорошие строки:
Печаль моя росла
Над греющим тела
Колодцем человечьим
В целом перед нами, как и в случае Липовецкой, — формирующийся талантливый поэт с собственным лицом и подходом к слову, с очевидной перспективой.
Рецензия 4. Григорий Батрынча о подборке стихотворений Михаила Вистгофа
Основное ощущение, возникшее у меня после прочтения подборки Михаила Вистгофа, — «затишье перед бурей» или, иначе говоря, густой, влажный, застывший летний воздух перед надвигающейся грозой. Язык не поворачивается назвать Михаила несостоявшимся автором — он осознанно работает со словом, но как будто бы эта подборка предрекает скорые изменения, назревающие в его поэтике, после которых несомненно последует выход на качественно новый уровень. За такими изменениями наблюдать всегда интересно.
На всём протяжении подборки автор то рефлексирует над городским пейзажем, то пытается вырваться куда-то в космос, за пределы доступной глазу («объективу») вселенной. В этих метаниях проглядывается неприкаянность автора, которая, конечно, свойственна всем поэтам, но в данном случае говорит, скорее, об ощущении скованности автора собственной поэтикой, стремлении выйти за рамки, расшириться.
В данном контексте большое значение как раз имеет стихотворение «Испещрённый снежинками объектив…», так как в его концовке происходит трансформация, смена точки зрения. Стоит сказать, что лично для меня весь текст работал бы гораздо лучше, если бы не две первые строки второго четверостишия, «Объектив разворачивался к весне // Объектив разворачивался ко мне». Рифма «мне-весне» — очевидность, и есть ощущение, что автор заполнил эти строки первым, что пришло в голову, а в контексте этого стихотворения такая необязательность вообще не работает. Особенно это обидно на фоне сильной концовки.
Вторая необязательность, за которую я зацепился, — строчка «Над пропастью совиной» в закрывающем стихотворении подборки. Довольно неочевидный образ, который лично для меня не играет, так как никуда в итоге не разрешается, выглядит подгоном под рифму. Опять же, обидно на фоне в целом сильного текста.
Есть ощущение, что Михаилу городской пейзаж внутренне гораздо ближе природного, тут интересен контраст с Женей Липовецкой, максимально комфортно чувствующей себя «в лесу». Мне кажется, здесь открывается интересная дорога для развития. Расти можно не только ввысь, «в космос», но и вширь, «в лес», открывая в нём для себя новые поэтические ландшафты.
Хочется также отдельно отметить как удачный открывающий, визионерский текст подборки, привлекающий внимание сразу с первой строки. В этом тексте абсолютно отсутствует авторское «я», но, как известно, бесконечно большое по сути своей тождественно бесконечно малому, и, с такой точки зрения, получается, что авторское «я» присутствует в этом тексте везде, в позиции незримого наблюдателя.
В целом — подборка оставила у меня очень приятные впечатления. Я вижу в ней безграничный простор для развития во всех возможных направлениях, и это очень завораживает. Хочется пожелать автору удачи и успехов.
Подборка стихотворений Михаила Вистгофа, представленная на обсуждение
Михаил Вистгоф родился в Москве. В 2021 году поступил в Литературный институт имени Горького. Публиковался в журналах «Артикуляция», «Таволга», «Прочтение», «изъян», «Полутона». В феврале 2023 участвовал в «Зимней школе поэтов» в Сочи.
***
Мир — большой недострой на окраине тьмы
И безумие красное в нём вырастало
Проходило сквозь трещины
Выпадало тенями на плиты
Разнобой, разносвет
заполняет собою проспект
Дымовые плоды вырастают на ветке завода
А ладони Его
Закрывают безумия свет
Через щели меж пальцев
Он льется на крыши
Через дыры в ладонях
Он льётся на нас
Выжигая до тени
***
Голубь-сквозняк
Выпавший из гнезда
Говорит «погладь»
На плече свернувшись
Из квартала в квартал
Перелетает
И дрожат дома
Зажатые между перьев
Гаснут лампочки бежевых мастерских
Лесопарка сломанная спираль
Осыпается ветками
Тянется вой берёзовый
Все слова мои
Заглушая
***
Я подниму потерянный фотон
Достану из травы его собратьев
Я соберу их в солнце и потом
Его повешу над твоей кроватью
Я страшный Арктур скомкаю в ночник
Его лучи я искривлю в обои
И воздух, переплавленный на миг
Внезапно приникает к нам обоим
Я для тебя читаю перевод
Из темноты, в которой мы застыли
Из дня, когда над сталью вод
Мы были облаками вещей пыли
***
Я всю ночь пролежал, обнимая стальные рельсы
И отсчитывали темноту
Исхудавшие локти стрелок
Провода натянулись во мне
Разрывали в груди каналы
Рельсы — лестница в млечный путь
Разгорелись до Бетельгейзе
Брошенные окурки
Мириады теней вокруг
Засыпали меня щебёнкой
Зарастали меня
стеблями болиголова
в полотне перевёрнутом
где месяц
а где — огни?
из-за линии неба несущегося состава
мириады теней зарастали меня травой
и со мной прилегли отдыхать на холодных рельсах
***
Чёрным светом ли серым ветром
Выпадать на тебя касаться
Через щели оконные сыпаться
На скрещения твоей кожи
Острой каплей быть или
Веткой
Тополиной гравюрой в шторах
Тенью звездной
Обломком солнца
У твоей головы гореть
***
Испещрённый снежинками объектив
Вперил взгляд свой в скрещенья ив:
В буквы-молнии на дверях
В меловой невесомый прах
Объектив разворачивался к весне
Объектив разворачивался ко мне
И стирался с подъездов мел
Объектив разворачивался в прицел
***
Печаль моя светла —
Из горького стекла
Улыбка рассыпная
И месяц чёрный стриж
Над бровью диких крыш
Бессонницей и снами
Печаль моя стекла
По голени ствола
Крапиве и калине
И слышится мне смех
Неслышимый для всех
Над пропастью совиной
Печаль моя легла
И туго обняла
Невидимым предплечьем
Печаль моя росла
Над греющим тела
Колодцем человечьим
