Странные жизненные развилки и повороты берут свое начало в детстве. И когда лучшая подруга крадет у тебя золотую цепочку с разноцветными камушками, а ты ее прощаешь, и когда папа ведет тебя в волшебный парк «Лукоморье», ты забираешься в голову Черномора, а там стоит омерзительная вонь, и вся твоя жизнь потом сохраняет эту амбивалентность. Сергей пишет о женщинах и от лица женщин, у них несколько монологическое сознание, сюжет запутан, много недосказанного, отданного на откуп читателю — его фантазии. И читатель следит — сначала как бы авансом, затем вполне включившись, а потом уже и не в силах оторваться — за мужским голосом, разговаривающим фальцетом от лица женщин, которых он очень по-своему видит и понимает. И это многое проясняет нам в мужчинах.
Надя Делаланд
Сергей Трафедлюк — поэт, прозаик. Родился в 1986 году в Севастополе. Публиковался в журналах «Волга», «Знамя», TextOnly, Poetica, «Дактиль», «Нате», на портале «полутона» и др.
Сергей Трафедлюк // Рот Черномора
День женской солидарности
— Ну привет, Катюша! Ты там одна? Да неважно, просто спросила. Звоню поздравить тебя с восьмым марта! С праздником весны, праздником всех девочек на свете… И тебе спасибо. Погода сегодня классная, правда? В этот день хочу тебе пожелать, прежде всего, быть красоткой, умничкой, такой же доброй и прикольной девчонкой! Чтобы тебя окружали любимые друзья и подруги. Настоящая, искренняя дружба, Катюша, такая редкость сейчас, ты не представляешь. Её нужно охранять, как что-то очень ценное… как президента! Тебе, наверное, кажется — ну, чего такого? Дружишь себе да и всё. Но ой как по-разному в жизни бывает. Я тебе хотела одну историю рассказать… Ты же не торопишься? Мы с тобой давненько в последний раз виделись. А хочется поболтать, как раньше. Когда, помнишь, по выходным мы все вместе итальянское мороженое ели? Да-а, времена изменились. Жаль, жаль! Скучаешь по мне?.. И я! Сейчас, когда собиралась звонить поздравлять тебя, вспомнила кое-что. Что была у меня когда-то очень-очень хорошая подружка в школе. Вот как мы с твоей мамой. Она же не рядом?.. Ага, ну понятно, наверное, что-то к праздничному столу привезёт. Так вот слушай. Была у меня подружка, душа в душу мы с ней общались. Всякие вредные вкусняшки ели, сериал «Зачарованные» смотрели. Не знаешь такой? Даже странно, ну ладно… Мальчиков? Конечно! Мальчиков ещё как обсуждали! А однажды я ей купила в подарок золотую коллекцию песен Бон Джови. Да, забавно, что все мои близкие подруги любят Бон Джови. Ну и вот, Катюша, один такой эпизод интересный у нас произошёл. Эта подружка… она немножко завидовала. Не всем подряд, а мне. Думаю, в таком возрасте это естественно — завидовать. Знаешь, как говорят, не по-чёрному, а по-белому. Это когда есть за что. Потому что и квартира у меня была красивая, и родители мне комнату очень рано отдали. Вот как у тебя, только побольше. Такая девочковая-девочковая! Я кровать, шторы и обои сама выбирала. До сих пор помню, как увидела этих миленьких золотых цыпляток в шляпках на нежно-розовом фоне — и просто влюбилась! Боже, как мне было хорошо в моей комнате, мне даже свой маленький телевизор поставили. Я тогда жила, как хотела, покупала всё, что хотела. Мне кажется, так и надо жить, себе в удовольствие! Ну вот, и подружке моей, конечно, очень нравилось у меня гостить. Потому что её родители не могли себе позволить выделить ей целую комнату. Я ей так сочувствовала, так понимала! И, наверное… Ничего плохого про неё сказать не могу, ты не подумай. Просто когда видишь что-то красивое или нужное, хочется, чтобы и у тебя оно было, правда? Несправедливо, если у тебя нет того, что сильно-сильно хочется! Что у тебя всю жизнь было, к чему ты привыкла!.. Знакомо тебе такое? Да не смущайся, я же не чужая. В общем, как-то я поняла, что у меня пропала одна очень ценная вещь… Какая? Ну, очень ценная игрушка. Нет, такая цепочка, очень изящная, с разноцветными камушками. Золотая. И я расстроилась. Очень, очень сильно расстроилась. Сначала думала, что сама эту цепочку куда-то дела. Это был подарок родителей на день рождения, представляешь? А потом вот оказалось, что это подружка взяла цепочку… И знаешь, Катюша, когда я это поняла, сначала рассердилась. Такая злая была на неё! Ну а кто бы не разозлился, что его вещь берут… одалживают без спроса? Но потом я немножко пришла в себя и подумала: ведь это же всё равно моя лучшая, моя самая любимая подружка! Столько мы всего вместе пережили, столько играли, из беды друг дружку не раз выручали. Она могла мне позвонить хоть ночью, и я всегда отвечала, мы болтали до утра. И подарки я ей дарила, потому что, ну, ты поняла уже, родители у неё не могли себе позволить… Да, такое раньше время было! А теперь вот всё перевернулось на триста шестьдесят градусов… Ну, в общем, когда я узнала, что подружка взяла у меня цепочку, я сказала ей: «Знаешь, я прощаю тебя! Ради всего, что было раньше, я прощаю тебе эту… эту ошибку. Все ведь имеют право на ошибку, правда? Мы не золотые и бриллиантиками не какаем?» Ну что ты смеёшься, я, может, и не прямо так сказала, но что-то в таком роде. Она же моя самая близкая подружка была, я ей секреты доверяла, а она мне. И если ты человеку так много секретов доверяешь, то уж можно и простить, если он, ну, оступился немножко. Эта его ошибка — просто ещё один секрет. Её, очень личный. Она мне этот секрет, можно сказать, доверила… Я поняла это и даже сказала тогда: ты ничего у меня не крала! Ты не воровка! Я знаю, ты просто взяла на некоторое время поносить мою цепочку, а потом её обязательно вернёшь! Я верю тебе, ты — очень хорошая. Просто замечательная! И вот она обняла меня так по-хорошему, расплакалась у меня на плече и пообещала, что обязательно вернёт мне цепочку. И не сразу, но через некоторое время и правда, правда её вернула… Ой, что-то связь прервалась… Как я узнала, что именно она украла? Ну, я не помню, как-то это выяснилось. Тут главное, Катюша, что после нашего маленького недоразумения мы остались очень хорошими подругами. Очень хорошими. Что говоришь, тебя зовут?.. А, как подружку зовут? Ну… Лена. Лена её зовут. Нет, ты её не видела ни разу. Она… в другом городе живёт. Вот, Катюша, я тебе сейчас рассказала важную-преважную историю. Ты её, пожалуйста, запомни на всю жизнь, она тебе сильно поможет общаться с людьми и сохранять отношения, не разрушать их из-за глупых ошибок. Такие ценности, если ты заметила, не в моде. Но, кстати, если захочешь, можешь рассказать это маме. Всем нам, особенно сейчас, когда дружбу никто и в грош не ставит, нужны такие добрые, светлые истории. И знаешь что? Давай этот разговор будет нашим секретом. Да, таким же крепким секретом, как у нас со Светой… ой, с Леной. Но маме ты эту историю всё равно можешь рассказать, как будто ты её в каком-то своём сериале увидела. Или кто-то в классе рассказал. У тебя же есть подруги, правда? А с мальчиками дружишь? Ну, ничего, вот в восьмой класс перейдёшь, там всё поменяется. Жизнь такая забавная, Катюша, всё время как-то неожиданно меняется… Ну всё, ещё раз с праздником! Кстати! Раньше, давно, ещё в Советском Союзе, восьмое марта называлось днём женской солидарности. Это типа что девочки должны держаться вместе… Мама вернулась? Ну, пока-пока. А если мама спросит, с кем ты говорила сейчас, скажи, что с подружкой. Мы же с тобой теперь настоящие подружки, правда?
Рот Черномора
3.
Платное ожидание — уже 10 минут. Таксист снова звонит, но на этот раз клиентка не берёт трубку.
Вздыхает, переключает радио, ударяет по мягким кубикам под зеркалом (счастливые, на всех гранях шестёрки). Смотрит в окно: справа — и вперёд, и назад, куда хватает глаз — тянется труба в человеческий рост.
Ух, и здоровенная же дура!
Что там внутри? Газ вряд ли. Вода? Канализация?
Положили, считай, год назад. Ладно, если на своих двоих, по деревянным мостикам несложно перейти.
Но во двор, например, не заедешь. А улицу впереди разрыли и перегородили. Никуда не торопятся.
13 минут уже…
А, вот ты где, родненькая. Собралась наконец. Ну, конечно, на каблучках, пальтишко нараспашку, с новогодними пакетами. Давай, перебирайся уже через трубу и поехали.
Ну что ты там опять застряла… Реально застряла что ли?
Таксист, ругаясь, выбирается из машины и поднимается по криво сколоченным ступенькам. Каблучок-то и правда засел в настиле, как гвоздь.
— Мило, — хмыкает таксист, садится и уверенно хватается за лодыжку.
— Вы что, меня знаете? — клиентка резко дёргает ногой.
Таксист смотрит снизу вверх — но видит в основном грудь, обтянутую чем-то блестящим, приглашающим, и немножко залакированной причёски. Ну, большего и не надо.
— Ещё нет. Но мы и не доехали, — ухмыляется. Не зря ждал, получается.
Каблук свободен, таксист приглашает на переднее сиденье, но девушка решительно открывает заднюю дверь.
— Так что, знакомиться будем?
2.
Всю дорогу Мила думает о таксисте и платье. Оба — липкие. Ну ладно таксист, довёз и до свидания. А платье? Надо было его выгулять до корпоратива. Как в таком жарком танцевать? Зато сидит хорошо, выглядит дорого, что надо — скрывает.
Ресторан заказали очень приличный, панорамный, на Приморском бульваре. В туалете зеркало в полный рост, с подсветкой. Фотки — огонь!
— И он хватает меня за ногу, вот так, и тащит… Да нет, Машунька, что ты. Сначала только испугалась. Совсем чуть-чуть. Но у меня же папа таксистом подрабатывал. Иногда меня до школы возил. Таксисты — они же просто люди. Ну, чаще всего…
В соседнем зале шумит ещё одна компания. Мила сначала расстраивается, но оказалось — морячки. Причём с манерами: заметив девушек, снизили градус мата, заулыбались.
После шампанского и танцев под «Царицу» (не такое уж и мерзкое это платье!) у Милы даже ноги заныли, но как-то приятно. Девочкам хочется компании, пошли в гости к морячкам. Расселись, подвинулись. Пошло угощенье.
— Ну что за кавалеры, скажи?.. Ой, а тут же только что Люба сидела!
— Не знаю никакой Любы. Я ***ей.
— Как ты сказал тебя зовут?
— ***ей!
— Так громко музыку включили! Очень приятно, Мила!
— Имя прямо для тебя.
— Мне все так говорят. Но мне всегда приятно, спасибо!
— Выйдем проветриться? Тише-тише, я помогу.
Миле хорошо: бриз как будто пузырится, набережная перемигивается огоньками. Где-то на противоположной стороне бухты пустили фейерверк — он приближается и расцветает в голове. Знакомое чувство, приятное чувство. И — немножко опасное… Глядя на качественную кожанку и выбритую шею морячка, Мила пытается расшифровать, как же его зовут. Андрей? Сергей? Гордей? Злодей?
Но в памяти всплывает только касание его руки — большой, мягкой, какой-то сдобной…
— Нет, мне не холодно. Я вообще люблю холод. Выросла в Крыму, да. Но родилась ой как далеко, на севере. Стык… Тык… Сейчас-сейчас, третья попытка. Сык! Тыв! Кар!
— И как, где детство лучше, здесь или там?
— Да что-о-о ты, что ты. Крым, Севастополь — это всё! Буквально всё! Родное… Любимое… Даже вот… Вспомнила сейчас. Господи, и смешно, и стыдно. Это у нас такой анекдот семейный. Отматываем время назад, начало нулевых. Маленькая Мила вместе с папой и мамой гуляет в детском парке «Лукоморье». Знаешь же «Лукоморье»? Ага, слушай-слушай. Помнишь там такой детский лабиринт под открытым небом, а вход в него — это огромная бетонная голова, в шлеме и с бородой? Папа говорил, это Черномор. Залезаешь в голову через рот, а там как пещера! Темно, непонятно куда идти. Я обожала забираться и прятаться. Меня только одно бесило — что там пахнет то ли мочой, то ли дохлятиной… Папа говорил, там детки писают. Ага, конечно, детки. В общем, представь — какой-то там младший класс. И мы читаем вот эти стихи! Пушкина, ага. И учительница, Ирина Петровна, когда мы доходим до «И тридцать витязей прекрасных из трам-пам-вод выходят ясных и с ними дядька Черномор» — Ирина Петровна спрашивает: а были вы, мальчики и девочки, в нашем замечательном парке «Лукоморье»? Видели голову Черномора? И я на весь класс: «Да! У него рот пахнет мочой!» Дикий ржач, даже Ирина Петровна упала на стул, за стол… Ой, не могу, я сначала обиделась, а потом начала ржать со всеми, сама чуть не уписалась…
Только тут Мила замечает, что её историю слушал не один, а двое. У дверей ресторана ещё один морячок. Низенький, почти квадратный. Бр-р, какие прицельные голубые глаза — лезвием по коже. Подслушивал! Во весь рот улыбается и присовывается рядом. Ростом по грудь, а голова на плечах — как шар на тумбочке.
— Слышишь, история у тебя уникальная. Я Стасик. Кстати, там такой прикол сейчас пропускаете…
Мила вздыхает, разглядывает набережную, маникюр, ждёт, молчит. Пусть Андрей-Сергей решает.
— Стасик, иди лесом. Не видишь, у нас приватный разговор.
— Ща уйду, будете всю ночь ещё разговаривать. Только прикол расскажу. Там Рытову сейчас Юлька звонит, а он же типа к маме поехал на ночь, понял? Сидит такой со стаканом и загоняет, что он с мамой телик смотрит, концерт «Песня года». Ну, прикол, «Песня года»! А чего не «Поле чудес»? Кстати, а Якубович жив или умер, не в курсе?
— Жив вроде. У тебя всё?
— Погоди, сейчас, ещё прикол про музыку. Мне итоги года Яндекс прислал. Угадай, какой у меня трек номер один?
Стасик смотрит на Милу снизу вверх открыв рот, как пацан на любимый мультик.
— Big Baby Tape — MILF. Про милфу тречок, поняла?
Голубые глаза лезут и лезут, прямо внутрь. Мила встряхивает головой. Что-то с ним не то.
— Стасик, вали давай со своими приколами.
Стасик заливисто смеётся и уходит в ресторан. Резко становится зябко.
1.
Андрей-Сергей оказался злодей, думает Мила. Ну ладно, не злодей, просто женатик. Всё равно хорошо поболтали, если бы не этот мелкий псих.
Ресторан пустеет. Что-то сверкающее, типа блёсток, кружится и кружится — но только в зеркале. Мила вызывает такси. Ну хоть бы кому из девчонок по пути, так нет же!
Садится на заднее сиденье, выдыхает, откидывается. И тут вдруг снова открывается и захлопывается дверь.
— Прости, красоточка, ты же не против? Не едет ко мне шеф, я после тебя сразу к себе рвану. Тебе же нормально? Поехали!
Стасик. Внезапно заполнил почти все пространство. Развалился. Водитель молча стартует, не глядя назад.
Рука Стасика бегло касается её ладони, Мила одёргивает. Придвинулась к дверце.
Ну что плохого может случиться в такси? Просто надо доехать до дома и выйти.
Стасик ёрзает, шумно дышит, распахивает куртку, расстёгивает верхние пуговицы рубашки.
— С утра в зал ходил, а вечером печень тренирую. Фулл бади получается. Не смешно? Ну чего ты дуешься… Ты ж не обижаешься на мои приколы? Это юмор. Ты юмор любишь вообще? Или что ты любишь, женатых мужиков? Ты пойми, Андрюха оттягивается, туда-сюда. А я свободен, как ветер в море. Я парень весёлый, со мной не соскучишься. Тебе же спортивные нравятся? Или папики? Да ладно тебе, расслабься. Ну, понял, молчу. Прикол не понят. Уяснил.
Водитель выжимает щедро, но двадцать минут кажутся часом.
Стасик жуёт улыбку, бормочет, замолкает, оседает, сползает. Лоб — в стекло.
Вот и её улица, вот и труба.
— Да-да, вот тут, спасибо, без сдачи!
Мила не оборачиваясь выбирается, такси трогается. Чертыхаясь, девушка начинает взбираться по деревянной лестнице через трубу. Визг тормозов. Оглядывается. Метров через пятьдесят ниже такси затормозило. Водитель выскочил, открыл заднюю, выволок тело. Слышатся звуки рвоты и ругань.
— Ты чем накидался, дебил? Кто мне за салон заплатит?
Мила спускается по ступеням и прячется в тени, наблюдает. Стасик лежит на обочине. Водитель оглядывается — ну точно, ищет её. Не видит. Наклоняется и обшаривает карманы. Достаёт кошелёк, берёт купюры. Садится, даёт по газам.
Стасик продолжает лежать на спине. Ладонь Милы стынет от холодной туши трубы… Но нет, подожди, внутри пробивается пульсация. От тепла металл нагревается всё сильнее, изнутри проступает вена… Мила отдёргивает руку, хочет уйти, но вдруг мамин голос. Он же захлебнётся, если оставить его лежать на спине. Что ты стоишь, не видишь, ему плохо?! Звони 103! Сейчас она подойдёт, перевернёт его и по состоянию вызовет скорую.
Снова мостки через трубу, спускается вниз по улице, подходит, наклоняется… глаза Стасика широко открыты — лукавые, детские, жадные.
— Дай! Дай! — резко вскрикивает Стасик и непослушными руками пытается схватить Милу за грудь.
Мила хочет одновременно вскочить и отскочить — и заваливается на спину. Стасик приподнимается на локтях, переворачивается на бок, с трудом перекручивается, как головастик на суше, силится подняться.
Мила барахтается в полушубке, опирается на ногу, левый каблук хрустит, лодыжка подворачивается — выплеск боли пополам с криком. Заваливается вбок. Ковыляя, отходит от почти вставшего Стасика. А тот вдруг вспрыгивает на четвереньки, в пару прыжков обгоняет её, блокирует путь к дому, к отступлению. Поднимается, шатаясь, на ноги. Рывок — тело не слушается, как если б разучилось ходить. Стасик спотыкается и чуть не падает на асфальт.
По коже Милы током проходит ужас — она тоже вскакивает и, припадая на левую ногу, бежит вниз по улице.
Всё как в ватном сне: она не в силах разогнаться, он не способен догнать. Только надежды проснуться нет.
Он разъярённо кричит, слова не могут завязаться во рту и валятся наружу рвотой. На секунду она оборачивается: он на том же расстоянии, мелкий и свирепый, бежит за ней враскоряку.
Глаза не мигают, не могут закрыться, так впились в неё.
Бежит, задыхаясь. А если догонит? Горло режет, слёзы сохнут изнутри. А если не догонит, но и не убежать?
Ещё раз повернулась, задыхаясь, посмотрела вперёд — и вдруг улица с фонарями и предательски спящими домиками взлетела, а земля под ногами закончилась.
Удар, хруст. О боже, она упала в яму. Неожиданно для себя почти тут же вскочила, но поняла: быстро ей не выбраться. Эта яма тут уже полгода, в ней нет лестницы.
Только резко поднимающийся уровень боли и начало подземной трубы.
Той, на смену которой временно проложили надземную.
Нечленораздельная ярость Стасика приближается. Сейчас он подбежит к краю ямы, запрыгнет внутрь, и она никуда уже не денется от зубастой присоски посередине его лица. Мила становится на колени, заползает в трубу и ползёт, ползёт, ползёт.
Коленки ободраны в одно мгновение, голова скребётся о верх.
Назад пути нет.
Нельзя остановиться, уже нельзя остановиться, иначе догонит.
Кажется, эта труба не кончится никогда.
Неожиданно она упирается руками во что-то меховое, влажное, склизкое. Кто-то заткнул проход свалявшейся шубой?
В нос ударяет знакомый запах, ком впереди ворочается.
Это отъевшаяся до людского размера крыса, Мила упёрлась в её омерзительный плотный зад.
Крыса недовольна, урчит, пытается двинуться назад. Мила упирается: назад нельзя!
Крыса стонет, но поддаётся и через не хочу начинает лезть вперёд. Она толкает её руками, но вдруг — застряла.
— Вали, вали вперёд! Давай! — вне себя орёт Мила.
— Отстаньте! Отстаньте от меня! Как ты нашла меня здесь?! — хрипит крыса в ответ.
Мила узнаёт голос, но не может поверить.
Так вот ты где прятался столько лет?!
Так вот куда залез, лишь бы нас с мамой не видеть?!
— Повернись! А ну повернись! Посмотри на меня! Я хочу, чтобы ты мне посмотрел в глаза!
— Нет, не-е-ет, отстань! Не могу! Я слишком страдал, никто меня не жалел. Вы все от меня чего-то хотели, мучили меня своими просьбами, своими желаниями, надеждами.
— Я вытащу тебя отсюда! Я вытащу тебя! Вытащу-вытащу-вытащу!
Крыса всхлипывает, начинает плакать, кажется, её тело застряло в трубе, как тромб. Всё мертво, туго — и тут резко проталкивается, вылетает пробкой, слишком резво ползёт вперёд.
Мила быстрее перебирает руками-ногами, но за крысой не угнаться.
Она старается изо всех сил, как всегда, как привыкла, но опять, опять — как всегда, как всегда — ничего не получается.
Труба дрожит, стук крысиных когтей удаляется и удаляется, Мила ползёт и ползёт.
Вдруг впереди начинает что-то бледнеть.
Размытое, вязкое.
Просто надо слёзы вытереть. Или нет?
Вперёд, на свет.
0.
Мила из последних сил, как раненое животное, карабкается по узкому проходу и наконец вываливается в какое-то подобие пещеры.
Каменные стены, круглый свод, несколько округлых выходов. Два ведут вглубь, в узкие переходы лабиринта. И только в третьем гниёт дневной свет.
Тут низко, но она спокойно поднимается в полный рост, выбирается наружу, слегка пригнувшись.
И бежит вперёд, к большому человеку в куртке и джинсах, который говорит по телефону.
Он видит её и раскрывает объятия.
Она кидается в них и вжимается в этот запах, который не вдыхала очень, очень давно. Который только иногда ей снится.
— Ты чего там испугалась, мелкая?
— Мне страшно, пап, страшно!
— Ну-ну, всё закончилось. Не будем больше сюда ходить. Скажу маме, чтобы тоже больше не водила. Какой придурок эту голову сделал… Хочешь сладкую вату?
Мила сидит на руках и, обхватив огромную шею, смотрит назад, туда, откуда выбежала.
Теперь она точно знает, чем именно так омерзительно пахнет рот Черномора.
