Подписаться на Telegram #буквенного сока
Михаил Квадратов // Татьяна Замировская. «Земля случайных чисел». Сборник новелл. Издательство «Редакция Елены Шубиной», 2022
Часть 1. Заметки о книге
Книгу «Земля случайных чисел» Татьяны Замировской отнесли к разделу «Городское фэнтези», и здесь чувствуется некоторая капитуляция, все-таки фэнтези в общем понимании — это мир, полный волшебства, того, чего обыкновенно не бывает. Перед нами книга о любви, но и о смерти тоже, а это область жизни, изнутри которой редко пишут. В рассказах как раз сделана попытка подобрать такой язык. Поэтому в происходящем нет однозначности, действия вероятностны, реальности параллельны, лучи судьбы расходятся. Окружающий мир пластичен и текуч. Можно сесть в самолет в одной реальности, а приземлиться уже в другой, и паспорт твой здесь не годен, и жена не встретит. Тобой управляют голоса в голове, что, конечно, вполне распространенное явление, но автор пытается нащупать его механизмы. В странных новеллах много узнаваемого из повседневной жизни и из того, что, видимо, станет таковым в ближайшем будущем. Скажем, в живом и мертвом мире — разнонаправленные оси времени. Мертвые и живые живут навстречу друг другу. Когда-нибудь будет доступен обмен душами с донором, почему нет. Да и древние знали: если кто-то умирает, кто-то рождается взамен. Нелинейность времени, его разрывность; куски времени выпадают из общего потока и встраиваются в другие точки оси. За преступление заставят обернуться в волка или в его жертву, а дальше — как повезет. «…увидев в тексте чересчур буквально воспринятый пассаж про множество возможных миров, жестко вычеркнул, воскликнув: это же литература у вас, а у нас научная работа, научная!» Практика не всегда подтверждает теорию, множество возможных миров существует, и вот ты уже в них запутался. Такую книгу сложно рекомендательно обозревать, пересказ получается плоским. «Любовь моя, я пишу тебе из сумасшедшей старухи, в которую я пришла поработать, как в “Старбакс”. И там ровно такая же очередь: такая же долгая, как в “Старбакс”, и такая же сумасшедшая, как старуха».
Часть 2. Художественные приложения
«В этих маленьких городках все очень любят животных. Иногда им вообще некого любить в этом каменном, застывшем, как вулканическая лава, мире, поэтому они любят животных так сильно, что они уходят или умирают, не в силах вместить в свои маленькие ловкие тела эту громоздкую, отчаянную любовь. Любовь им жмет. Они уходят прочь. Попугайчики улетают. Коты просачиваются через каминную трубу. Собаки уплывают по реке с дикими гусями, как заколдованные мальчики. Морские свинки едят своих собственных дочерей, друг друга и самих себя.
Мы делаем так, чтобы они к нам приходили, и возвращаем их хозяевам. Это наш маленький передвижной бизнес, путешествующий цирк, потустороннее велосипедное братство имени Альберта Хоффмана и святого Франциска.
Анна-Мария умеет разговаривать с котами — я умею разговаривать с собаками. Я знаю имя любого животного — Анна-Мария умеет делать так, чтобы им не было страшно. Я отвечаю за физику (синхронистичность как принцип, зависимость результата от наблюдателя, появление объекта в релевантном пространстве и изъятие его в этот самый момент из иных, нерелевантных пространств), Анна-Мария отвечает за любовь.
И мы обе знаем, что делать с этой любовью, которая жмет и от которой хочется уйти, уплыть и съесть собственных дочерей. Делается это так: голову животного нужно осторожно обмотать полотенцем и сжать руками, чтобы оно не боялось. Потом нужно сказать пароль, и любовь уйдет через твои руки в землю. Главное, не быть в кедах или резиновых сапогах, может долбануть. Лучше стоять вообще босиком. Животное отдает любовь спокойно, с готовностью, как корова. Выдоенное в землю, избавленное от неподъемной любви, животное становится чистым, пустым, счастливым и освобожденным, забывшим свою сущностную неполноценность и временно вернувшимся в счастливое бытие без человека, и его любви, и всех его прочих гадких чувств.
Потом мы звоним хозяину и возвращаем ему чистое, выдоенное животное. Оно потом уже не убегает, потому что мы выдаиваем его без остатка, забирая и возвращая земле ту часть души, которая принадлежит его хозяину, — любви больше не в чем содержаться, некуда вливаться золотой волной невыносимости. Животное идет пустое, как шкаф без стенок, чистые ровные полки, висящие в сияющем пространстве без тросов и гвоздей. Прозрачный продукт, любовь его обтекает, не задерживается, не замещает, не заполняет».
Егор Фетисов // Алексей Иванов. «Бронепароходы». Роман. Издательство «Рипол-Классик», 2023
Часть 1. Заметки о книге
Очень своевременный роман. Нужный именно здесь и сейчас. Показывающий любую войну как величайшее зло. И погибают в этой войне практически все герои: начиная с талантливого мальчика Алеши, который мог бы стать великим инженером, и заканчивая капитаном Нерехтиным, лавирующим все повествование между «красными» и «белыми» и спасающим на своем буксире «Лёвшино» всех, кого можно спасти. В конце романа автор сравнивает его буксир с Ноевым ковчегом, на котором собрались совершенно разные люди: дочь пароходчика, чекист, шулер, проститутка. Нерехтин всей душой противится происходящей вокруг гражданской войне. «…в жизни были вещи выше правоты. Как они восторжествуют — неведомо, это божья тайна… Но единственное достойное дело — освободить в миру место для божьей тайны. Место для будущего». И заканчивается роман надеждой на это самое будущее: главный злодей Роман Горецкий погибает, а Катя Якутова рожает ребенка на едва уцелевшем судне, изрешеченном пулями и снарядами.
Автор много раз поднимается над бесконечными баталиями, чтобы высказаться о войне и человечности: «“Ударники” — не отребье, — пишет он, например, о крестьянах, воюющих на стороне “белых”, что называется, как умеют, — а простые мирные люди. Бесполезно гнать их на фронт. Воевать должны только те, кто сам выбрал и освоил это жестокое ремесло. Втягивать в войну гражданских — преступление». Война порождает «необходимость ненависти». «Необходимость ненависти вызывала глухую тоску, угнетала и утесняла душу, порождала ощущение тюрьмы. Ненависть лишала свободы». Война «утесняет душу». Лучше не скажешь.
Роман особенно хорош этой своей библейской мудростью, хотя и написан местами очень пафосно и сладкофразно. По сюжету это такое «Плавание по мукам». Остросюжетное. Погони на пароходах, перестрелки, тараны, подрывы, схватки на ножах, кража значительной части золотого запаса, закулисная борьба нефтяников в процессе передела рынка, расстрелы и казни, погони (хотя погони я уже упомянул) — всё это не даст вам скучать. На месте киношников я бы взял этот текст на карандаш. Библейское бы всё выкинул и снял такой экшн, что американцы умерли бы от зависти. Но некиношникам я советую прямо противоположное: читайте внимательно, абстрагируйтесь от погонь и пальбы, в книге есть множество глубоких и хорошо написанных мест. Одни пейзажи на Каме чего стоят…
Часть 2. Художественные приложения
«Чекисты в кожанках отделили от большой толпы маленькую — человек в сорок. Большая толпа еще волновалась, но малодушно затихала, ведь убивать станут других. А обреченные молчали, не в силах поверить в такой поворот судьбы. Эти петроградцы были добровольцами — рабочими из типографий; от фронта они ожидали чего угодно, но не расстрела после первого боя.
— Советская власть еще проявляет гуманизм! — снова крикнул Троцкий, будто пнул поверженного. — Каждый из вас, трусов и паникеров, достоин пули, хотя получит ее всего лишь один из десяти! Но запомните, предатели: буржуазной милости больше не ждите! Победа или смерть, иного не дано!
Троцкий вернулся к отряду своей охраны и к Ляле. Ляля была ему нужна, чтобы хоть кому-то объяснить, почему он затеял столь страшное дело.
— Люди будут воевать всегда! — яростно выдохнул он, глядя на Лялю дрожащими, почерневшими глазами. — Нет другого способа делать историю! И самый надежный инструмент — страх смерти! На бесхвостых обезьян он действует сильнее, чем жажда еды, самки или славы! Когда обезьяны знают, что смерть впереди можно перебороть, а смерть позади неизбежна, тогда и начинают сражаться по-настоящему! Бой должен быть спасением, чтобы орда атаковала врага от ужаса! И тот, кто желает своим солдатам победы, должен без всяких колебаний устроить им этот ужас в тылу во имя их же собственных жизней! Такова диалектика войны!
<…>
…никакая цель не достигается усилиями, достаточными для ее достижения. Плодотворны только избыточные меры! То, что вы так мило называете жестокостью, есть всего лишь избыточность. Это закон истории!
<…>
…Чекисты уже перегнали приговоренных к расстрелу на край берега и выстроили в два неровных ряда — перед пулеметом как перед фотоаппаратом. За спинами приговоренных сквозь дождевую хмарь светилась Волга, над ней сплошной плоскостью медленно шевелились белые облака».
Михаил Квадратов // Владимир Шаров. «Воскрешение Лазаря». Роман. Издательство ArsisBooks, 2019
Часть 1. Заметки о книге
История человечества — неохватный фолиант на полуистлевшей бумаге, прожженный, пропитанный кровью и слезами, местами нечитаемый. Периодически ее пытаются переписать — и вот готов удобный в быту сборник комиксов. Романы же Шарова — особый подход к истории, необычный, фантасмагоричный. Но здесь намного больше истории, чем в официальной пластиковой брошюре. Пересказывать романы Шарова — изначально проигрышно, отзывы — разные, часто противоположные. «Сами палачи прежде отцов восстанавливают тех, кого они убили. Жертвы еще на следствии усыновляют собственных палачей, чтобы, когда придет время, они по праву могли их воскресить. Именно в этом, объяснял я Костюченко, я вижу великий акт прощения и примирения, палачи и так при жизни наследуют своим жертвам, присваивают их имущество, жен, славу, а теперь оказывается, что единственно для того, чтобы убиенные не погибли окончательно, наоборот, могли жить вечно. То есть любовь палача к жертве станет высшей, наиболее чистой и бескорыстной любовью. Если мой проект коллегией ОГПУ будет одобрен, сказал я, органы сделаются самым важным государственным институтом. Функции их изменятся диаметрально: из органов смерти они станут органами жизни, причем жизни вечной, может быть, именно в этом и великий смысл революции». Парадоксальные рассуждения, но ведь и вся наша история — цепь страшных парадоксов, стоит только отбросить эмоции, успокоиться и приглядеться. Через роман проходит жизнь двух родных братьев и двух двоюродных сестер. Федор и Николай Кульбарсовы, Каин и Авель. Теория Николая Федорова о воскрешении умерших пригодилась чекистам: сначала надо уничтожить зло, поселившееся в людях, а потом заново воскресить убитых, используя подробные данные из материалов допросов. Библейский Лазарь и расстрелянный и воскрешенный Лазарь Каганович. В книге много слоев, которые можно долго расшифровывать. Выискивать аналогии. Для некоторых это чистая ересь, картинки, наклеенные внахлест и обратной стороной на лист Мебиуса. А кто-то сложит фрагменты и получит ясную цельную картину.
Часть 2. Художественные приложения
«Едва от тех, кто стоял рядом с путями, делалось известно, что Лазарь близко, в истомившемся народе начиналось неслыханное ликование. Между тем, сначала совсем тихо, потом все громче, громче, и вот уже в ушах не было ничего, кроме ревущего, будто стадо диких слонов, гудка двух паровозов. Поезд приближался, и крики радости, счастья, любви к воскресшему усиливались и усиливались, хотя давно казалось, что больше некуда — все и так кричат, до предела напрягая голос. Поезд наконец делался виден. К счастью, платформа была высокой, вдобавок сам Лазарь стоял на крышке гроба, то есть еще выше, в итоге его мог видеть каждый, даже оказавшиеся в дальних рядах маленькие дети.
Описать, что творилось, когда поезд, гудя, а Лазарь Каганович — рукой приветствуя народ, стремительно проносился мимо, — невозможно. Но и когда состав скрывался за поворотом, или там, где путь был прям, как стрела, — за линией горизонта, никто не расходился, более того, стоящие в первых рядах, сколько их ни молили, не уступали своего места: люди ждали, когда воскресший Лазарь — теперь с востока — снова промчится мимо них, и дождавшись, ликовали не меньше прежнего.
Поездов с Лазарем, очевидно, было несколько, иногда они встречались и тогда приветствовали гудками не только собравшийся народ, но и друг друга. Те, на чьих глазах, рядом с кем это случалось, числились особыми счастливчиками, считалось, что в своем поколении они будут воскрешены первыми. Торжествуя, они кричали с утроенной силой и восторгом.
Праздник воскрешения продолжался целую неделю. Целую неделю из одного конца страны в другой, с севера на юг и с запада на восток, не замедляя хода на стрелках и не замечая вечнозеленых светофоров, мчались и мчались составы с Лазарем, но, как бы ни были они стремительны, перед ними и рядом с ними, не отставая ни на шаг, ни на полшага, неслась могучая волна народного счастья, радости, что воскрешение, наконец, началось. Пришло все же время, которого так мучительно, так безнадежно долго ждали, так просили, так звали и торопили.
Сколько на земле было зла, горя, несчастий, сколько голода и смертей — и вот, кажется, Адамов грех искуплен, вина наша прощена, человеческий род возвращается к Богу. И Он нас ждет. Ждет всех, живых и мертвых, грешных и праведных — всех ждет, всех любит и всех зовет, потому что все мы, все-все до последнего — Его дети. И может быть, больше других Он ждет именно грешных, измученных, искореженных злом, исстрадавшихся, ведь в конце концов не здоровые нуждаются во враче, а больные. Их, нуждающихся в Боге сильнее прочих, Он первыми и ждет.
Семь дней поезда с воскресшим Лазарем мчались по стране, а когда неделя кончилась, Россия, по общему свидетельству, была уже другой».
