Карл Юнг не скрывал, что почерпнул свою идею расщепления эго-комплекса в моменты горя из древних культур. Северо- и среднеазиатский шаманизм сохранил до нашего времени уникальную практику — «возвращение души». Этот ритуал как раз и направлен на преодоление последствий «неправильного горевания», считает искусствовед Дарья Тоцкая. Возможно, у нас имеется готовый рецепт: «Как преодолеть психологические проблемы, а не фиксироваться на них». В качестве иллюстраций неслучайно выбраны работы Фрэнсиса Бэкона (1909 – 1992): в дневнике он описывал типичные симптомы «потери души» в связи с утратой близких
Возвращение души — ритуальная традиция шаманов Средней и Северной Азии, имеющая практическую ценность с позиции восстановления психического здоровья. Суть практики состоит вот в чем: согласно упомянутым верованиям, душа человека может быть им потеряна, или она может быть кем-то украдена в ходе соответствующих ритуалов, а человек «без души» испытывает настоящие мучения, пока душа заточена в царстве мертвых, поэтому, чтобы вернуть человеку психологическое здоровье, необходимо провести ритуал возвращения души с его непосредственным участием.
Если мы принимаем концепцию человеческой психики, состоящей из нескольких частей, то вполне можем представить человеческую душу, могущую быть также раздробленной. Соответственно, душа тоже может терять части себя. По моему мнению, существует первичная потеря — это первичный раскол души на собственно осознаваемую душу и тень, связанный с иррациональной виной за рождение. Но шаманская практика возвращения души, очевидно, создана для работы со вторичными расколами: в результате сильного и продолжительного горя или иного потрясения кусочек души откалывается и уходит в поток бессознательного, откуда может быть возвращен в виде идей-образов. Я считаю, что не само горе или тоска по умершему являются причиной вторичного раскола души, а иррациональный острый страх смерти, испытываемый в этот момент.
Стремясь сохранить хотя бы осколок себя в момент острого горя, душа чувствует, что необходимость избавиться от каких-либо своих частей (идей), якобы угрожающих ее существованию. И тогда она как бы «ампутирует» то, что доставляет ей дискомфорт. Однако проблема в том, что такие «обрубания» оскудняют саму душу и чувственные проявления личности. Она метафорически оказывается разрубленной на кусочки. Как говорят в народе, «разбилось сердце».
Отколотые части не исчезают бесследно, не умирают, а, вероятно, уходят в поток бессознательного. Они могут никак не проявлять себя или же периодически проявляться в моменты потери контроля в виде действий или слов, указывающих на идею, объявленную причиной дискомфорта. Также эти идеи могут быть отысканы и буквально вытащены «за хвост» в моменты автоматического письма, говорения или рисования, главным условием остается ослабление контроля индивида над своей деятельностью.
Итак, разъятая, расколотая душа не дает индивиду ощущать себя в моменте полноценно, а также чувствовать связанные с этим ежедневные и экстраординарные ощущения. Может появиться страсть к экстремальным увлечениям, заставляющим остаток души трепетать от иррационального страха смерти, но, если можно так выразиться, «дозированного», «на поводке»: ведь индивид убеждает себя в ходе подобных занятий, что контролирует происходящее, а значит, контролирует смерть. Этот мнимый контроль смерти доставляет ему или ей истинное чувственное удовлетворение, какого он не способен получить в обычной жизни с неполной, расколотой душой.
Впрочем, вернемся к шаманизму. Чтобы вернуть душу владельцу, шаман спускается за ней в трансовом состоянии в «царство мертвых», которое мы сегодня можем считать локацией/состоянием в бессознательном. Но почему шаман производит мену души не со «светлыми» божествами, а с хтоническим владыкой подземного мира, хитрым трикстером и воплощением разрушительных энергий Эрликом? Все просто: за актом раскола души всегда лежит недостаточная любовь к себе как к части мироздания, желание пожертвовать собой, чтобы обрести милость окружающего мира, то есть нездоровая жертвенность и унижение себя. Если бы индивид ощущал себя, свою жизнь и свою душу как часть всеобщего, то раскол души был бы невозможен. За нездоровой жертвенностью лежит подавляемая агрессия, вырывающаяся в моменты потери самоконтроля. Владыка подземного мира воплощает собой идею глубинной ярости и способности защитить себя от любой угрозы. Сама по себе встреча с этой идеей-образом и есть один из этапов оздоровления психики. Стоит изъять подобные идеи-образы из культурного кода, демонизировать их — и вот уже социум утрачивает инструмент работы по исцелению от нездоровой жертвенности.
Как ни странно, но идея-образ агрессивного, воинственного и сексуального владыки царства мертвых несет в себе оздоровительный потенциал и для патологической жертвы, и для патологического деспота. Жертва видит идею-образ агрессии и учится не отчуждать ее от себя, не испытывать перед ней страх или же отвращение. Идея контролируемой агрессии начинает восприниматься как благо.
Патологический деспот усмиряет свое эго и видит в идее-образе агрессии некую силу, которую у него нет прав контролировать. Он больше не может возвеличивать себя на ее фоне. Деспоту доведется подчиниться идее-образу агрессии и предлагаемым ею условиям мены души. Деспот неосознанно уже не считает себя тем, кто имеет право контролировать весь окружающий мир ради своего душевного спокойствия.
Замечательно, что ритуал возвращения души рассматривается исследователями с точки зрения науки о душе. Сандра Ингерман систематизировала в своей книге «Возвращение души. Восстановление разбитого на части Я» симптомы раскола: личностная диссоциация, хронические болезни, депрессия, синдром множественной личности, химическая зависимость, посттравматический синдром, трудности в принятии решений, ощущение онемения, апатия, хроническое невезение, провалы в памяти. К сожалению, несмотря на явные успехи Ингерман в процессе выявления симптомов, нет возможности согласиться с ней по всем пунктам. Исследовательница, безусловно, близка к истине, включив в список посттравматический синдром, который, с моей точки зрения, и есть современный термин для раскола души, хотя Ингерман и не выделяет ПТСР в списке особо. Но, например, депрессия, по моему мнению, еще не может считаться симптомом раскола души, так как говорит лишь о критично малом проценте «жизненной энергии», а причины у такого положения дел могут быть разные.
Далее, если мы еще немного времени уделим списку Ингерман, то следует похвалить исследовательницу за пункт «хроническое невезение», который проложит нам дорогу к отношениям индивида с его земной матерью и укажут на раскол души с привитым индивиду от матери чувством незначимости для мира. Провалы в памяти — верно подмеченный признак, который указывает на ситуации потери контроля индивидом над самим собой. Провалы в памяти могут говорить о потере некоей критичной «массы» души. Хронические болезни — тоже значительный, хоть и косвенный признак, проявления которого, вероятно, исходят из отношений с матерью и возложению ею иррациональной вины на своего ребенка за факт рождения. А вот апатия, как и депрессия, может свидетельствовать лишь о критично низком уровне жизненной энергии. Трудности в принятии решений могут говорить о первичной неразделенности с матерью, которая переросла, вероятно, во вторичную неразделенность с кем-либо еще во взрослой жизни, но это тоже еще не признак собственно раскола души.
Очень важно понимать, что в случае диссоциации и синдрома множественной личности, в которых происходит временное «отключение» центральной части души, мы имеем дело с неприятием душой второй (или даже третьей и четвертой) персонифицированной части. Если бы принятие происходило, то не нужно было бы «отключение» «центральной» части души в моменты функционирования персонифицированного осколка. В ином случае душа не принимает персонифицированный осколок и в то же время считает его критично важным для собственной защиты от смерти, как бы иррационально это не звучало.
Приведу собственные размышления по поводу признаков раскола души. Разумеется, эти признаки скорее косвенные:
— слабая, ноющая или тупая боль в области солнечного сплетения, являющаяся физическим отголоском боли расколотой души;
— постоянный дискомфорт особенно заметен на фоне ежедневных маленьких радостей и обычно усугубляется после них (после выплеска «гормонов радости»);
— в моменты острого удовольствия (секс, любимая еда, желаемое событие) ощущается некий эмоциональный провал или нечто страшное, имеющее в своей основе смерть и небытие;
— сам процесс жизни представляется бессмысленным, и эта мысль усиливает душевный дискомфорт;
— индивид воспринимает себя как неудачливого и в корне этих неудач видит происки неких внешних причин, лежащих вне пределов его влияния;
— индивид может испытывать зависть к другим, проявляющим внешние признаки счастья, воспринимая их как «имеющих полный набор чего-либо для счастья»;
— в повседневной жизни мелкие эмоции индивидом проявляются слабо или почти не проявляются (радость от встречи, радость от того, что его/ее правильно поняли, грусть от небольшой заминки и т.д.);
— апатия и депрессия могут встречаться, но не являются обязательным симптомом;
— индивид не верит или сомневается в возможности улучшения своего душевного состояния;
— некие идеи или предметы, косвенно связанные с ситуацией потери куска души, могут вызывать в нем острый приступ душевной боли, которую он/она обычно замалчивает и стремится не демонстрировать окружающим (триггер);
— недостаток агрессии в пределах социальных норм в повседневной жизни и, возможно, вспышки агрессии в некоторые болезненные для индивида моменты (триггер), что косвенно свидетельствует о патологической жертвенности, сделавшей раскол души возможным.
Чем больше отколовшийся кусок и образовавшаяся пустота, тем большие нарушения чувствования себя и мира обрушиваются на индивида. Чем больше времени прошло с момента раскола, тем больше индивид привыкает жить и ощущать с неисчезающим дискомфортом.
Интересна проблема потери души, происходящая, согласно верованиям шаманов, при затяжной болезни. На первый взгляд, может показаться, что именно длительность заболевания обостряет иррациональный страх смерти и приводит к потере, но если бы иррациональный страх смерти отсутствовал, то и заболевание, возможно, не случилось бы или хотя бы протекало без потери души, не нанося вреда психике в целом.
Осознание образа смерти, столкновение с ним неминуемо, если индивид желает возвращения части своей души. Отсюда шаманское путешествие в царство мертвых, отсюда и мотив мены души у владыки загробного мира. Ритуал происходит при личном присутствии исцеляемого, который получает информацию о передвижениях шамана в потоке бессознательного и о встречаемых им образах. Следующий шаг — узнавание фрагмента души в виде образа с неким набором идей/свойств, это очень важный момент осознания и принятия отколовшейся части. Затем должно происходить возвращение в мир живых, своеобразное «воскрешение».
Итак, сам по себе раскол души — это следствие невыносимости чувствовать что-либо: например, страх смерти, вину за свое существование и прочие иррациональные вещи. Ведь если мыслить рационально, никаких причин для раскола души существовать не должно. Спускаясь за чужой душой в царство мертвых, шаман метафорически берет на себя роль заботливого родителя, желающего как бы «нового рождения» индивида. По сути, шаман архетипически выполняет роль земной матери в описываемом ритуале. Если бы индивид проводил возвращение души самостоятельно, то ему или ей довелось бы сопереживать себе самому — именно не жалеть, а эмпатически сопереживать. В роли заботливой матери довелось бы воспринимать, вероятно, неких божеств-союзников, давших согласие на сход в царство мертвых и на возвращение утраченного.
