«Поэма без героя» Анны Ахматовой считается одним из самых загадочных произведений отечественной литературы. Как минимум, самым загадочным в творчестве самой Анны Андреевны, поэта достаточно прозрачного, насколько так вообще можно сказать о поэте.
Изощренная сложность «Поэмы…» привела к тому, что ее стали воспринимать в символическом ключе. Виктор Жирмундский назвал это произведение сбывшейся мечтой символистов — любопытно, если учесть, что Ахматова относилась к кругу акмеистов, то есть идейных борцов с символизмом.
Любимым занятием исследователей стал поиск прототипов персонажей поэмы. Было высказано множество версий[1]. Сама Ахматова с очевидным раздражением относилась к разговорам о толковании поэмы. «Никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов поэма не содержит. Ни изменять ее, ни объяснять я не буду. “Еже писахъ — писахъ”».
Может, она права, и никаких особенно изощренных смыслов в поэме нет? И она гораздо проще, чем принято думать? И вообще, автору виднее…. Кроме того, мне кажется, что сам по себе разговор о прототипах мало что дает, если мы не ставим своей целью понять сверхидею текста, его ключевой посыл.
Итак, попробуем перечитать «Поэму без героя», принимая во внимание литературный и исторический контекст ее написания.
1. Коломбина и Пьеро
Традиция обращаться к образам итальянской площадной комедии «дель арте» возникла еще в Серебряном веке. Арлекин, Коломбина, Пьеро — их образы были всюду. Николай Сапунов, Константин Сомов и Сергей Судейкин воплощали архетипических персонажей в живописи, Всеволод Мейерхольд — выводил на сцену в спектаклях «Шарф Коломбины» и «Балаганчик».
Ты в Россию пришла ниоткуда,
О мое белокурое чудо,
Коломбина десятых годов!
Главной Коломбиной Серебряного века являлась Ольга Глебова-Судейкина, она была актрисой различных петербургских театров. Однако в историю девушка вошла не театральным мастерством — вокруг Глебовой-Судейкиной собиралась значительная часть тогдашней богемы. Ей посвящали стихи, в нее влюблялись — счастливо и не очень — многие из тех, кто для нас стал историей Серебряного века. В образе Коломбины Глебову-Судейкину в 1916 году нарисует муж — упомянутый выше художник Сергей Судейкин. Уже после революции она сыграет роль Коломбины в пантомиме «Веселая смерть».
Но впервые с Коломбиной ее сравнил поэт Всеволод Князев. Он был в Глебову-Судейкинй влюблен и посвящал ей стихи.
Вы — милая, нежная Коломбина,
Вся розовая в голубом.
Портрет возле старого клавесина
Белой девушки с желтым цветком!
Любая роль тянет за собой сюжет. История Коломбины в «дель арте» — история спора из-за красавицы Пьеро и Арлекина, где Пьеро — образ безнадежно влюбленного страдальца, а Арлекин — веселого победителя. Свою роль в этом сюжете Всеволод Князев выбрал сам — в процитированном стихотворении он прямо называет себя Пьеро.
У образа Коломбины, между тем, была еще одна сторона — она была воплощением Смерти. Самоубийство Всеволода Князева в 1913 году — было, возможно, самым громким скандалом Серебряного века. До сих пор точно не известно, был ли роман между Ольгой и Всеволодом, но общественное мнение обвинило во всем Глебову-Судейкину, да и она сама до конца жизни испытывала вину.
Ахматова была подругой Глебовой-Судейкиной, и вся эта история происходила у поэта на глазах… Первое посвящение «Поэмы без героя» обозначено инициалами Вс.К., второе — О.С. Образ Коломбины проходит через всю «Поэму…», а самоубийство молодого корнета — центральное ее происшествие.
2. Арлекин
Если есть Пьеро — должен быть и Арлекин. Описание же Арлекина явно намекает на определенного персонажа.
Это он в переполненном зале
Слал ту черную розу в бокале
Или все это было сном?
Одной этой «черной розы в бокале» достаточно, чтобы понять, о ком идет речь. Есть даже версия, что «Незнакомка» Блока вдохновлена образом Ольги Глебовой-Судейкиной[2]. Во всяком случае, так могла считать сама Ахматова. Но в строфах поэмы мы видим отсылки и к «Шагам Командора», и к «Пляске смерти», и к «Балаганчику». Конечно, сейчас нам тяжело представить Блока — Арлекином. Но у самого Блока этот образ встречается.
Восхищенью не веря,
С темнотою — один —
У задумчивой двери
Хохотал арлекин.
(«Свет в окошке шатался…»)
Спутник Коломбины в поэме — «без лица и названья». Есть много версий, откуда цитата. Сама Ахматова написала, что это «никто, постоянный спутник нашей жизни и виновник стольких бед»[3]. Мне кажется, тут отсылка к «Стихам о прекрасной даме». Там лирическому герою встречается некое безликое инфернальное существо.
И в этот час, в пустые сени
Войдет подобие лица,
И будет в зеркале без тени
Изображенье пришлеца.
(«Пытался сердцем отдохнуть я…»)
Другим сюжетом, который лежит в основании «Поэмы…», является пьеса «Каменный гость» Пушкина, причем воспринятая как раз через творчество Блока. В описании портретов, которые украшают комнату Коломбины во второй главе «Поэмы…», про третий портрет сказано: «Одним кажется, что это Коломбина, другим — Донна Анна (из «Шагов Командора»)».
«Каменный гость» образует свой треугольник, чем-то похожий на треугольник в дель-арте. Там тоже есть роковая красавица (Лаура), есть отвергнутый и погибший возлюбленный (Дон Карлос), есть счастливый возлюбленный-победитель (Дон Гуан). А еще есть Донна Анна. И есть Командор.
С Дон Гуаном понятно. В пространстве «Поэмы…» это снова Блок.
Он ли встретился с Командором,
В тот пробравшись проклятый дом?
Да Блок в своих стихах и сам отождествлял себя с ним.
Что теперь твоя постылая свобода,
Страх познавший Дон-Жуан?
(«Шаги Командора»)
Мистическому свиданию Коломбины с демоническим Арлекином-Дон Гуаном-Блоком посвящена вся вторая глава первой части поэмы, откуда и взяты процитированные строки.
Тут, в общем, и загадки никакой нет. «Демон всегда был Блоком», — лаконично написала Ахматова в «Прозе о поэме»[4]. Неизвестно, был ли в реальности роман между Глебовой-Судейкиной и Блоком. Никаких свидетельств этому нет. Но в пространстве «Поэмы…» своя реальность, и в ней этот роман, безусловно, имел место. Более того, именно эта романтическая связь становится причиной самоубийства «драгунского Пьеро».
Побледнев, он глядит сквозь слезы,
Как тебе протянули розы
И как враг его знаменит.
Так имена великого поэта Александра Блока и малоизвестного поэта Всеволода Князева соединились в коллективной памяти Анны Ахматовой и Ольги Глебовой-Судейкиной. «Картина, выхваченная прожектором памяти из мрака прошлого, — это мы с Ольгой после похорон Блока, ищущие на Смоленском кладбище могилу Всеволода. «Это где-то у стены», — сказала Ольга, но найти не могли. Я почему-то запомнила эту минуту навсегда»[5].
3. Командор
До сих пор речь шла о к Коломбине, то есть о Глебовой-Судейкиной. Но Ахматова не случайно написала: «Ты — один из моих двойников». Ту же Донну Анну Ахматова отождествляла скорее с собой — магия общего имени не могла не действовать. И в этом случае у нее должны были быть свои Дон Гуан и Командор, свои Пьеро и Арлекин.
«Всеволод был не первым убитым и никогда моим любовником не был, — писала она — но его самоубийство было так похоже на другую катастрофу… что они навсегда слились для меня»[6].
Эту катастрофу она вспоминает наедине, рядом с зеркалом в черной раме.
Из которой глядит тот самый,
Ставший наигорчайшей драмой
И еще не оплаканный час?
Но что это была за драма? Гадать не стоит.
Во-первых, мы знаем точно, что неизвестный — поэт. Ведь это о нем сказано, что поэтам «вообще не пристали грехи». Более того, это о нем, наряду с Блоком, сказано, что они — благодаря стихам — «столетьям достались».
Таких поэтов в принципе немного! Как и в случае с Блоком, образ неизвестного сопровождают целый ряд достаточно прозрачных цитат.
Существо это странного нрава.
Он не ждет, чтоб подагра и слава
Впопыхах усадили его
В юбилейные пышные кресла…
А теперь — просто сравните. Вот отрывок из одного очень известного стихотворения.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…
(«Я и Вы»)
В другом месте: «Ты… ровесник Мамврийского дуба…». Образ Мамврийского дуба, того, под которым праотец Авраам встретил трех ангелов, перекликается со стихотворением «Деревья», в котором «Моисеи посреди дубов, // Марии между пальм…».
О, если бы и мне найти страну,
В которой мог не плакать и не петь я,
Безмолвно поднимаясь в вышину
Неисчисляемые тысячелетья!
(«Деревья»)
В общем, в образе неизвестного мы с некоторым удивлением и вместе тем вполне ожидаемо узнаем бывшего супруга Ахматовой — Николая Гумилева.
Главное препятствие в том, чтобы принять эту версию, состоит, конечно, в позиции самой Ахматовой, которая применительно к «Поэме…» нигде не упоминает имя Гумилева. Вот в «Прозе о поэме» она перечисляет, кто кем был: «Верстовой Столб — [чем-то вроде молодого Маяковского] Поэтом вообще Поэтом с большой буквы и т.д.».
Разные исследователи, к слову, часто называли Маяковского, апеллируя к росту («верста») и к привычке Маяковского в десятые годы носить вызывающе пестрые наряды. Но Маяковского и Ахматову не связывает никакая драма. А Гумилева и Ахматову — связывает. Буквально каждая строчка, посвященная в «Поэме…» неизвестному — намекает на Гумилева.
Неизвестный у Ахматовой несет «по пустыням свое торжество». Кто это у нас среди поэтов ходил по пустыням? Гумилев. «Вековой собеседник луны…», а луна — постоянный образ в поэзии Гумилева.
Еще близ порта орали хором
Матросы, требуя вина,
А над Стамбулом и над Босфором
Сверкнула полная луна.
(«Константинополь»)
Один из примеров, взятый почти наугад. Фраза про «собеседника луны» наводит на подозрение, что Ахматова была знакома с романом «Мастер и Маргарита», который был уже написан, но еще не опубликован. Мысль любопытная, благо и параллель не единственная. Там «вековой собеседник луны» — всадник Понтий Пилат. Воин и правитель.
Не обманут притворные стоны,
Ты железные пишешь законы,
Хаммураби, ликурги, солоны
У тебя поучиться должны.
Гумилев тоже воин. И правитель (мастер «Цеха поэтов»). Впрочем, его собственные притязания выше. Его лирический герой — конквистадор, несущий закон европейской цивилизации диким племенам.
И в стране озер пять больших племен
Слушались меня, чтили мой закон.
(«У камина»)
Конечно, многих смущает, почему «верста» и почему одет «пестро и грубо». Насчет «версты» еще ладно — он был достаточно высокого роста. Но почему «пестро и грубо»? Очень уж не похоже на щеголя Гумилева.
У Николая Степановича есть стихотворение «Два Адама». В нем идет речь о трагическом противоречии, о том, как его влекло прочь от покоренных им женщин и как он мог мучительно любить ту женщину, которая его избегала. Стихотворение заканчивается образами дель арте, где «среди равнин // Бредут, бранясь, Пьеро и Арлекин».
Почти уверен, что Ахматова имела в виду именно это стихотворение. Пестрота наряда — признак костюма Арлекина. При этом все поведение неизвестного — типично для Пьеро. Неизвестный, как и в стихотворении «Два Адама», — это Пьеро в костюме Арлекина.
Если и этого недостаточно, то в одном месте Ахматова пишет практически прямо.
На площадке две слитые тени…
После — лестницы плоской ступени,
Вопль: «Не надо!» — и в отдаленье
Чистый голос:
«Я к смерти готов».
Часто на основании этих строк в неизвестном видят Мандельштама. Действительно, «я к смерти готов» — слова Мандельштама, сказанные им Ахматовой незадолго до ареста. Но справедливо и мнение тех, кто видит и в словах Мандельштама, и в процитированном отрывке из «Поэмы…» скрытую цитату из поэмы Николая Гумилева «Гондла» — слова героя перед жертвенным самоубийством[7].
Вот оно. Я вином благодати
Опьянился и к смерти готов,
Я монета, которой Создатель
Покупает спасенье толков…
(«Гондла»)
Самое главное, что все вышеперечисленное приводит нас только к одной фигуре — Гумилеву. Только в отношении него будет уместным одновременное упоминание и личной драмы, и пустынь, и вдовства героини.
Почему же Ахматова прямо не упоминала Гумилева, ограничившись скрытыми цитатами и разговорами о «поэте вообще»? Это понять проще всего. В те годы имя Николая Гумилева было под категорическим запретом.
4. Легкая жизнь
Помимо основного сюжета «Поэмы без героя», в ней разворачивается параллельный сюжет — история написания произведения. Первая часть получилась чересчур сложной и запутанной, что понимала и сама Ахматова. И вот в последней части она как может отвечает первым критикам и читателям, попутно иронизирует над ними и над собой, упрощает, разъясняет.
… «Там их трое —
Главный был наряжен верстою,
А Другой как демон одет, —
Чтоб они столетьям достались,
Их стихи за них постарались,
Третий прожил лишь двадцать лет…
Итак, упомянутые трое — Гумилев, Блок, Князев. Первые двое действительно «достались столетьям». Третий — прожил лишь двадцать лет. За кадром — Путаница, Коломбина, Психея, невольная виновница трагедии. За кадром — и сама Ахматова, та, какой она была в 1913 году.
С той, какою была когда-то
В ожерелье черных агатов
До долины Иосафата
Снова встретиться не хочу…
«Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать мирискусническую стилизацию об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро», — иронизировала над ней Марина Цветаева. Смелостью Ахматова обладала. Но вопрос: зачем вообще в 1941 году она вспомнила всех этих людей — остается.
Это очень петербуржская история. «Петербургская повесть», если вспомнить подзаголовок к первой части. Вторая «Петербургская повесть» среди русских поэм после «Медного всадника».
Но если проводить параллели с Пушкиным, то лучше вспомнить другого его персонажа, тоже Евгения и тоже петербуржца — Онегина. Потому что именно в имперском Петербурге мог возникнуть такой образ жизни, который можно назвать «легкая жизнь».
От легкой жизни мы сошли с ума.
С утра вино, а вечером похмелье.
Как удержать напрасное веселье,
Румянец твой, о пьяная чума?
(«От легкой жизни мы сошли с ума…»)
Это написал в 1913 году близкий друг Ахматовой, великий поэт Осип Мандельштам. Но так думали и чувствовали многие. Эта богемная жизнь, беспечная и обаятельная, иногда демонстрировала своим адептам и темную сторону…
Онегина, как мы помним, стиль жизнь привел к убийству друга. Неразборчивость в связях его духовных наследников привела в начале века двадцатого к самоубийству юноши.
Ахматова вроде бы понимала это.
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам…
(«Все мы бражники здесь, блудницы…»)
Так она писала в 1913 году. Но вот на дворе — новый гость, гость «из будущего», в котором обычно видят английского философа Исайю Берлина. «И мы с ним такое заслужим, что смутится двадцатый век…». (Здесь следует напомнить, что над «Поэмой…» Ахматова работала больше 20 лет, поэтому реальная встреча в 1945 с Берлиным, очевидно отразившись на тексте, в ее вселенной не была анахронизмом.)
Неважно, были ли романтические отношения между Ахматовой и Берлином в действительности. Встреча с «гостем из будущего» запускает цепочку последующих событий — и призрачные гости появились, и Ахматова, внезапно осознала, что больше не хочет участвовать в бесконечном любовном спектакле.
5. Пьеро и Коломбина
Отношения Гумилева и Ахматовой — весьма сложные отношения, породившие с обеих сторон великую поэзию. Из восьми лет брака вместе они прожили суммарно года три, Гумилев был то в Африке, то на войне. У обоих регулярно случались романы на стороне.
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем.
(«Муж хлестал меня узорчатым…»)
Ирина Одинцова вспоминала, как Гумилев, то ли в шутку, то ли всерьез жаловался, что после подобных стихов Ахматовой его считают домашним тираном. Тираном он, конечно, не был. Просто это была любовь, мучительная для обоих.
Это все наплывает не сразу.
Как одну музыкальную фразу,
Слышу шепот: «Прощай! Пора!
Я оставлю тебя живою.
Но ты будешь моей вдовою.
Ты — Голубка, солнце, сестра!
В этом отрывке Ахматова констатирует известный читателю факт: она так и осталась для всего мира вдовой Гумилева, несмотря на последовавшие после развода браки у обоих. И если для одних Гумилев был великий поэт, то для других — безусловный враг. И та, и другая слава сопровождала Ахматову всю жизнь.
За тебя я заплатила
Чистоганом,
Ровно десять лет ходила
Под наганом,
Ни налево, ни направо
Не глядела,
А за мной худая слава
Шелестела.
Но почему расстрелянный в 1921 году Гумилев ассоциировался у нее с покончившим с собой Князевым? И почему она чувствовала свою вину в его гибели?
Октябрьскую революцию Гумилев встретил во Франции, служа в Русском экспедиционном корпусе, и до апреля 1918 возвращаться в Россию не планировал. Более того, Гумилев надеялся восстановить отношения с Ахматовой на новом месте, например, в октябре 1917 года он предлагал ей в письме переехать во Францию[8]. Ахматова эмигрировать отказалась.
Вероятно, ее отказ от эмиграции стал одной из причин его внезапного возвращения. Но когда он наконец оказывается в России, то при первой же встрече с женой узнает, что Ахматова хочет развода и собирается замуж за Вольдемара Шилейко. До ареста поэта и расстрела по таганцевскому делу (делу «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева») оставалось чуть больше трех лет…
Впрочем, даже если б не случилось расстрельного августа, вряд ли бы Гумилев — монархист, дворянин, офицер — имел шансы выжить в то время. Его гибель была вопросом времени, возвращение же стало растянутым во времени самоубийством. И Ахматова понимала это!
Получается, что Анна Андреевна действительно чувствовала себя невольной причиной его смерти. Погибший супруг теперь воспринимался ею не столько как Командор, сколько как несчастный Пьеро. Как и Князев.
6. Владыка мрака
Еще один персонаж, вызывающий споры, — это Владыка Мрака.
Хвост запрятал под фалды фрака…
Как он хром и изящен…
Однако
Я надеюсь. Владыку Мрака
Вы не смели сюда ввести?
Снова вспоминаем «Мастера и Маргариту».
Обычно прототипом Владыки называют поэта Михаила Кузмина. Он же — «старый Калиостро» и «изящнейший сатана» в другой части «Поэмы…». Тут довольно прозрачно — Михаил Кузмин был автором романа о Калиостро.
А еще Михаил Кузмин — чуть ли не первый открытый гей Российской Империи. Есть версия, что, когда Глебова-Судейкина обнаружила дневниковые записи мужа о романе с Кузминым, она в отместку начала роман с Князевым, которого с Кузминым тоже кое-что связывало. А после, когда мстить надоело и Глебова-Судейкина его оставила, юный поэт просто не выдержал[9].
«Форель разбивает лед» Кузмина — явный предшественник «Поэмы без героя». Тот же сюжет — появление призрачных гостей на Новый год. Тот же герой — в поэме Кузмина упоминается «гусарский мальчик // с простреленным виском» — намек на Всеволода Князева. Тот же размер у одной из частей — трехиктный дольник.
Отчего ж твои губы желты?
Сам не знаешь, на что пошел ты?
Тут о шутках, дружок, забудь!
Не богемских лесов вампиром —
Смертным братом пред целым миром
Ты назвался, так будь же брат!
(«Форель разбивает лед»)
Кстати, насчет Нового года — образ встречи Нового года и предчувствия катастрофы появляется у Всеволода Князева в 1910 году.
Когда мы встречаем Новый год —
Мы должны плакать, что все еще живы, —
А мы пьем вина, ведем хоровод…
…Почему глаза твои так красивы?..
(«Когда мы встречаем Новый год…»)
А в 1923 году Анна Ахматова пишет «Новогоднюю балладу».
Это муж мой, и я, и друзья мои,
Мы Новый встречаем год,
Отчего мои пальцы словно в крови
И вино, как отрава, жжет?
(«Новогодняя баллада»)
В гостях, которых Ахматова собрала за новогодним столом в своей тексте, можно узнать Гумилева, Блока, возможно — Николая Недоброво, возможно — Артура Лурье. В общем, всех тех, чьи тени возникнут и на страницах «Поэмы…».
Любопытно, что образ встречи Нового года присутствует во многих стихотворениях начала двадцатого века. Их авторы словно чувствовали: встречаем Новый год, а встретим — кто смерть, а кто новую эпоху.
Но в своих стихах Кузмин просто вспоминает погибших. Ни о причинах их гибели, ни о своей ответственности он не думал. Это был ключевой пункт в его расхождениях с Ахматовой, которая ясно сознавала общую — и общую, и его, и свою — ответственность. Возмущение Анны Андреевны поэмой Кузмина — было одним из тех импульсов, которые и породили «Поэму без героя»[10].
7. Покаяние
Подведем итог. Ахматова чувствовала вину за гибель бывшего супруга. И эти переживания наслоились на переживания от гибели Всеволода Князева, невольной причиной которой стала «двойник» Ахматовой — Ольга Глебова-Судейкина. К 1940 году чувство вины только обострилось.
А потом… потом наступило лето 1941, началась Великая Отечественная Война, и бои приблизились к городу, где прошла ее жизнь, где разворачивались события поэмы. 28 сентября 1941 года Ахматову самолетом — «в брюхе летучей рыбы» — эвакуировали из Ленинграда. Этот отъезд тоже воспринимался ей как своего рода наказание. После нескольких переездов она оказалась в Ташкенте.
И Ташкент в цвету подвенечном…
Скоро там о верном и вечном
Ветр азийский расскажет мне.
Там, в Ташкенте, она продолжила работу над поэмой. Из Ташкента она наблюдала за страшной трагедией блокадного Ленинграда и восхищалась мужеством его защитников.
У Гумилева и Князева, кстати, есть еще одно общее — оба они посвятили себя военному делу. Но есть и отличие, на котором бы хотелось остановиться. К Всеволоду Князеву Ахматова обращает несколько загадочные строки. Те, где «драгунский корнет со стихами // и с бессмысленной смертью в груди». Разве смерть может быть не бессмысленной? Ахматова развивает свою идею.
Не в проклятых Мазурских болотах,
Не на синих Карпатских высотах…
Он — на твой порог!
Поперек.
Мазурские болота, упомянутые в этом четверостишии, равно как и Карпаты, — это места кровопролитных сражений Первой мировой войны. Той войны, которой, покончив с собой, избежал корнет Князев, и это много лет спустя ставит в укор — не ему, а скорее Глебовой-Судейкиной — Анна Ахматова.
А Николай Гумилев войны не избежал. «Но святой Георгий тронул дважды // Пулею не тронутую грудь…». И, быть может, именно защитники Ленинграда вновь напомнили ей погибшего супруга. Так две столь далекие темы слились в одну.
Кажется, за время работы над «Поэмой…» Ахматова окончательно поняла, что Николай Гумилев и был основным героем книги ее жизни. Героем, которого в те времена нельзя было называть. Герой, которого уже не было.
В завершении поэмы мы видим лирическую героиню, вырвавшуюся из бесовского карнавала и идущего вместе со всей Россией «на восток». И путь этот, путь «всея земли» напоминает покаянное паломничество.
[1] «Полка». Поэма без героя
[2] Александр Блок: ты сказала: «И этот влюблен» | Просодия
[3] Проза о Поэме / Проза – Ахматова Анна Андреевна
[4] Проза о Поэме / Проза – Ахматова Анна Андреевна
[5] Проза о Поэме / Проза – Ахматова Анна Андреевна
[6] Проза о Поэме / Проза – Ахматова Анна Андреевна
[7] Например, здесь: М.Л. Гаспаров. Три поэтики Осипа Мандельштама (Лев Соболев. Образовательный сайт)
[8] Ахматова и Гумилев: от брака до развода • Arzamas
[9] Любовные треугольники Серебряного века • Arzamas
[10] «Поэма без героя» как пророчество • Расшифровка эпизода • Arzamas
.
