Уже 20 июня в Creative Writing School начинается мастерская Дарьи Варламовой «Как писать нон-фикшн: научпоп без занудства и дезинформации», на занятиях которой слушатели будут разбираться в особенностях нон-фикшн текстов. Мы поговорили с Дарьей о том, что же такое нон-фикшн, какие темы сейчас востребованы у читателя и какие книги научпопа обязательно должны быть у вас на полке.
Дарья Варламова — журналист, редактор, писатель. Выпускница факультета медиа НИУ ВШЭ. Писала материалы для порталов «Большой город» и «Теории и практики», изданий Republic, Colta, Snob, «Известия» и для других. Увлечение научной журналистикой вылилось для Дарьи в первую книгу «С ума сойти! Путеводитель по психическим расстройствам для жителей большого города», которая не просто стала бестселлером, но и получила в 2017 году авторитетную в области нон-фикшн премию «Просветитель». С тех пор вышли еще две успевшие наделать шума книги — «В своем уме: как заботиться о своей психике каждый день», ставшая практическим продолжением первого издания, и «Секс: от нейробиологии либидо до виртуального порно», научное исследование одной из тем, на которые в России по-прежнему сложно говорить.
— Дарья, давайте начнем с общих вопросов. Что такое нон-фикшн? Как вы определяете для себя это понятие?
— Для меня нон-фикшн — это все, что не художественная литература и не автофикшн, который оказался на стыке художественного и нехудожественного. Нон-фикшн — это документальная литература, научпоп, публицистика. Это интересный способ творчески подойти к обработке реальности. В художественной литературе мы больше ждем изобретательности, фантазии автора, а нон-фикшн хорош тем, что показывает то, что есть, с определенного ракурса или через определенные фильтры. Это позволяет взглянуть на реальность под необычным углом, и часто оказывается, что реальность драматургически даже более заряжена, чем самая смелая авторская фантазия.
— Вы много работали журналистом. Журналистика — это нон-фикшн?
— Думаю, да, но более длинные форматы, лонгриды. Если говорить про научпоп, который мне ближе всего из нон-фикшна, мне нравится смешение журналистского репортажа и собственно научпопа, когда журналист проводит расследование. Так, к примеру, в книге «Психопат-тест», одной из моих любимых, британский журналист Джон Ронсон погружался в тему психопатов, беседовал с ними. Он рассказывает об этом в духе «Алисы в стране чудес», будто он попал в новый мир и пытается для себя на ходу составить его картину. Это, конечно, очень обаятельно, подкупающе.
— То есть он использует методы журналистики, а темы берет научно-популярные?
— Да, и это интересный подход. Мне вообще нравится, что в наше время все больше стираются грани между разными жанрами и форматами. Ты можешь в художественной литературе добавлять фрагменты нон-фикшна, в текстах сочетаются и автобиография, и вымысел, и магический реализм, что угодно. Это дает возможность создавать бесконечное количество вариантов.
— Насколько в самом нон-фикшне много творчества? Мы привыкли, что автор художественной литературы — творец, который создает целый мир с чистого листа. А в нон-фикшне?
— Мне кажется, это как фотография. Вы не придумываете изображение, вы задаете оптику. Этот особый взгляд художника, авторский взгляд и добавляет творческую составляющую. В нон-фикшне мы тоже ищем ракурс, тоже кадрируем реальность, оставляя за пределами то, что нас не интересует, и высвечивая важное в рамках подхода, который мы выбрали. Это скорее сотворчество с реальностью, когда реальность создает свое, мы любуемся, удивляемся, возмущаемся и в то же время добавляем собственные впечатления и отношение.
— Из чего исходить автору нон-фикшна в поиске темы — из своего опыта, например, если он эксперт в какой-то области, или достаточно того, что он увлечен темой?
— Для меня история про то, чтобы цепляло, первостепенна. Если вы исследователь плоских червей и вас это до глубины души трогает, надо писать, это будет хороший текст, конечно, если вы сможете развернуть тему к читателю так, чтобы его она тоже зацепила. Все начинается с любопытства, с того, что вы видите какой-то аспект жизни, который вас завораживает, и хотите понять, как он устроен. Конечно, если вы эксперт, у вас больше инструментария, позволяющего тему хорошо проанализировать. Но две главные составляющие в написании нон-фикшна — это любопытство и скромность. С любопытством все понятно. А скромность… Нужно хорошо понимать свои сильные и слабые стороны. Если вы ученый, ваша слабая сторона скорее всего в сторителлинге, если вы не какой-нибудь Ричард Фейнман. Очень многие ученые не привыкли рассказывать так, чтобы кого-то впечатлять. А значит, надо добавить смирения, ученически подойти к вопросу и эти навыки в себе развивать. Если вы журналист и привыкли из всего делать бомбические, яркие истории, но вы не эксперт, то нужно быть очень скромным, чтобы не напортачить, отнестись к теме деликатно, уважительно к материалу. Получается, что и у экспертов, и у дилетантов есть свои слабые и сильные стороны, важно их понимать и учиться.
— А есть ли в литературе нон-фикшн общие законы построения хорошего текста или все зависит от жанра?
— Пожалуй, зависит от жанра. Если это журналистский репортаж, то легче построить путь героя в лучших традициях книг по драматургии. Так же если это, скажем, книга по истории, где есть персонаж в духе «Жизни замечательных людей». Но если вы пытаетесь разбирать сложное явление с разных сторон, особенно с научных, то макродраматургию не всегда можно построить. Тем не менее очень важно, чтобы была логика повествования с точки зрения структуры текста, чтобы тезисы логично следовали друг за другом, и, если мы в каждой главе изучаем отдельный аспект явления, чтобы эти аспекты не смешивались.
С другой стороны, все равно должна получиться эмоциональная история. Важно читателя все время цеплять, поддразнивать, разворачивать в сторону неожиданностей. Литература и кинодраматургия — в целом про путешествие читателя или зрителя сквозь историю. Нам надо его провести так, чтобы тут он рассмеялся, там заплакал, здесь задумался и т.д. В хорошем нон-фикшне это работает так же — нужно провести читателя через явление, будь то вопрос, как зародилась жизнь на земле, как утроены психопаты или законы физики для начинающих. Чтобы у читателя были эмоциональные арки, он смотрел под разными ракурсами и постоянно удивлялся. Иначе это тоже неуважение к явлению. Я считаю, что в жизни много чудесного, на что надо смотреть любопытным взглядом ребенка. Это позволяет выстроить более конструктивные отношения с реальностью.
— Есть ли сейчас наиболее востребованные темы и направления в нон-фикшне?
— Мне сложно говорить про все отрасли, но есть общая тенденция: у людей сейчас большой запрос на принятие собственных слабостей. Есть нон-фикшн, который не столько рассказывает, сколько поучает — как стать суперуспешным, как стать организатором, великолепным менеджером и т.п. Еще недавно это была жесткая история, про нарциссизм и бесчеловечное отношение к себе — как себя оптимизировать, апгрейдить наподобие компьютера, механистически выжать максимум результата. Но сейчас люди растеряны из-за того, что на нас все время сваливаются разные катаклизмы, мир становится более сложным. И если мы не начнем относиться к своим слабостям более человечно, мы просто не потянем. Сейчас большой запрос на книги, учащие говорить на темы, которые мы обычно зажимаем в себе, про которые у нас нет практики разговора. Например, несколько лет назад это был секс. А сейчас это будет история про горевание, смерть, разлуку, потому что у людей эти эмоции накапливаются, надо их проработать, проговорить. В целом будет большой запрос на экзистенциальный разворот. Мы снова ищем смыслы, у нас нет почвы под ногами, мы потерянные, странные, эмоциональные существа, и в нынешнем миропорядке нам нужно найти смыслы, которые бы нас куда-то вели. Я думаю, будет много интересных работ про глубокое исследование жизни с разных сторон. И это самое важное, что можно сейчас делать.
— И интересно, что роль поиска смыслов, похоже, возьмет на себя именно нон-фикшн, хотя веками художественная литература несла эту функцию при отсутствии в России традиции философии. Есть ощущение, что нон-фикшн в этом смысле заменил художественную литературу.
— Да, есть такое ощущение. Художественная литература сейчас выглядит дистанцированной от того, что происходит. Она в большей степени отрабатывает исторические травмы, чем реальность. За реальность по традиции у нас отвечает Пелевин и еще несколько авторов, и то это пародийно-отстраненный взгляд. Сейчас в скажем так маститой литературе мало, когда человек прямо и искренне высказывает свой взгляд на то, что происходит. Мы либо скатываемся к философским обобщениям типа «Кому на Руси жить хорошо», либо к историям со флешбэками в сталинские или иные времена. Первыми на действительность реагируют независимые зины, автофикшн и нон-фикшн, и это позволяет внутренне отработать странную ситуацию, в которой мы живем, когда эмоции не поспевают за тем, что происходит.
— Давайте поговорим про ваши книги. Ваша первая книга — «С ума сойти!», а недавно вышла книга «В своем уме». Это продолжение?
— Не то что продолжение, это спин-офф, скорее про практические решения. Мы изначально с моим соавтором Антоном Зайниевым строили книгу «С ума сойти!», исходя из того, что людям нужен не столько наш личный опыт, сколько факты про то, как устроены психические расстройства. На тот момент было много мифов и предубеждений, и хотелось объяснить, что психиатрия — это область медицины, это не надуманные проблемы, а реальные, физиологические в том числе. Потом мы стали читать лекции, к нам стали приходить люди и спрашивать: теперь я знаю про депрессию, серотонин и всё остальное, но что мне делать со всем этим? Я стала вести телеграм-канал с советами о том, как работать с внутренним хаосом. У меня биполярное расстройство, я в целом человек хаотического склада, творческого, то, что обычно ждут от богемы — когда концентрация внимания не очень, перепад энергии сильный, эмоции. Я стала собирать лайфхаки и потом сделала книжку. Она для людей с расстройствами и без, и в целом рассказывает о том, что делать, если тебя мотает. Получились две взаимодополняющие книги.
— Недавно вышло переиздание «С ума сойти!». Когда автор пишет художественную книгу, роман, он может быть, даже не осознает и не говорит вслух, но все равно пишет в вечность, полагая, что его книга будет интересна и через 10 лет, и через сто. Но когда мы создаем нон-фикшн, то понимаем, что если не через год наука совершит открытия, то уж через пять лет точно что-то произойдет. И автору приходится все время отслеживать информацию и продолжать взращивать это свое книжное дитя.
— Да, это так. С одной стороны, не расслабишься, но с другой стороны, это и есть близость жизни, ты чувствуешь ее пульс. Жизнь всегда меняется, ты не можешь ее изваять один раз и считать, что этот слепок будет соответствовать реальности. Несмотря на то, что психиатрия развивается небыстро, в переиздании «С ума сойти» пришлось кое-что поменять, и каждые несколько лет мы будем книгу обновлять. Да, ты садишься, снова рвешь на себе волосы, снова вставляешь сто сносок на научные исследования, это требует усилий. Но при этом ты можешь вернуться и вспомнить, каково было писать эту книгу, жить с ней. Это приятно, как встреча выпускников.
— А как вам жилось с другой вашей книгой — про секс?
— Мне с ней жилось странно. Мы с моей подругой Леной Фоер писали ее очень интенсивно, много обсуждали, нас сильно интересовала тогда эта тема. Но когда я ее дописала, то поняла, что в теории я закрыла свое любопытство и научная сторона секса перестала мне быть интересна. Когда нас начали звать на лекции и интервью, я поняла, что даже не хочу об этом говорить. Наверное, мне было интереснее самой узнать, а книжка стала побочным эффектом. Я делегировала историю с этой книгой Лене, она выучилась на сексолога и теперь развивает этот проект.
— Какая была реакция на эту книгу?
— Мы не то, чтобы ждали скандала, но тема все-таки острая. Однако оказалось, что российское общество весьма стыдливо. Самый интересный опыт у нас был на Московской международной книжной ярмарке. Нас позвали рассказывать про книгу о сексе, но из-за того, что тема неоднозначная, организаторы попросили большую часть лекции говорить о книге «С ума сойти!», а потом немножко ввернуть о сексе. Удивительно, что мы живем в стране, где говорить о психических расстройствах менее неловко, чем о сексе. Тогда я использовала фишку своей бабушки, которая тоже стесняется говорить о сексе и называет его «это волшебство». В начале лекции мы всех предупредили, что организаторы стесняются слова секс, и так и прочли всю лекцию, было сложно не иронизировать. Я, конечно, сочувствую организаторам, действительно непонятно, как люди отреагируют, но хочется, чтобы все немного расслабились, потому что секс — часть жизни, причем прикольная, ироничная часть.
— Бабушки помидорами вас не закидывали?
— Бабушки не приходили (смеется). Изначально мы боялись, что нас зажмут феминистки и православные активисты, потому что с одной стороны, мы говорим про всякие непотребства, а с другой — утверждаем, что мужчина и женщина все-таки отличаются физиологически, с этим сложно спорить. Это не значит, что надо практиковать социальное неравенство, но некоторые люди все равно принимают такое утверждение близко к сердцу, и мы волновались, что будут недопонимания. Но все прошло хорошо.
— Существует ли критика в нон-фикшне? Кто пишет про нон-фикшн книги?
— В научпопе есть российская тусовка просветителей, это люди с как минимум кандидатской степенью, хорошие профессиональные ученые. Но у них есть внутренний снобизм, что просвещать имеют право только ученые, определенная каста. Они любят друг к другу придираться по нюансам исследования, соревнуются, кто лучше знает тему. И при этом забывают, что читатель — простой человек, он хочет получить взвешенную и объективную информацию, а все эти тонкие нюансы, которые интересуют ученых, ему в большинстве случаев неважны. В научпопе важно избегать ляпов, которые принципиально влияют на общую картину, но не уходить в занудство и патернализм. Убеждение, что только определенные люди имеют право просвещать, выставляет читателя каким-то недееспособным, словно он сам не может отличить туфту и должны быть специальные люди, которые ему объяснят. Иначе он, бедный, заплутает и в информации не разберется. Мне кажется, нужно испытывать больше доверия к читателю. Не должно быть никаких цензов на просвещение, пусть разные люди пробуют это делать. В этом плане я не против, например, доктора Курпатова, который попсово говорит о важных темах. Если книга Курпатова сподвигнет человека изучать мозг и он дальше будет читать более взвешенные книги, то Курпатов свою миссию выполнил, сумел заинтересовать, и дальше это уже выбор читателя. Есть много граней нон-фикшна, рассчитанных на разный уровень восприятия, и читатель сам может перейти с уровня на уровень. И попсовые, и глубоко научные книги имеют право на существование.
— На что еще читатель может ориентироваться в научпопе? Списки премии «Просветитель?»
— Да, списки премии «Просветитель» всегда интересные, потому что в жюри собираются разноплановые люди — и гуманитарии, и технари, и ественнонаучники. Оценивается и увлекательность текста, и, если возникает сомнение в профессионализме текста, жюри запрашивает консультацию эксперта. Когда наша книга «С ума сойти» вошла в шорт-лист, жюри призвало психиатра оценить, насколько мы правильно всё описываем с научной точки зрения. Это хорошая практика, и нам самим потом было проще доказывать, что мы не ошибаемся. Плюс есть разные блоги. Если вы интересуетесь иностранным нон-фикшном, есть, например, Mustreader, который разбирает книги, там есть действительно прорывные работы.
— Расскажите про ваши любимые образцы нон-фикшна.
— Мой личный бог — это Ричард Фейнман. Он мне интересен тем, что олицетворяет собой архетип настоящего ученого и свой научный метод использует везде в жизни. В его автобиографии много случаев, когда он воспринимает жизнь как эксперимент, тестирует разные гипотезы, спрашивает себя, почему так происходит и что изменится, если я поменяю условия. У него есть замечательный эпизод о том, как он клеил девушек в баре, начал использовать разные способы и в итоге нашел наиболее рабочий — даже в этом он применил научный метод. И еще это хороший пример самоиронии ученого, когда человек гениален и при этом расслабленно к себе относится. Это очень подкупает.
Еще один образец — Элиезер Юдковский и его книга «Гарри Поттер и методы рационального мышления». Это одновременно фанфик по «Гарри Поттеру» и учебник по рациональному мышлению. Хороший пример того, как сделать обучающий материал суперувлекательным, встроить его в определенный нарратив. В этой книге работают все драматургические законы.
Мне нравится, что делают Джон Ронсон, я о нем говорила, а также Билл Брайсон. Брайсон хорош в умении формировать сложную картину из множества разных зарисовок. Получается большое импрессионистское полотно, где из фрагментов складывается целое, про то как устроен мир, в том числе научный.
Если говорить про российский нон-фикшн, мне очень нравится книга Михаила Шифрина «Сто рассказов из истории медицины», она, к сожалению, не получила премию «Просветитель», я считаю, что напрасно. Это замечательное сочетание с одной стороны тонких зарисовок про разные истории в медицине, когда люди изобретали важные вещи, которые спасают нам жизни до сих пор. С другой стороны, они развернуты через драматургию. Это рассказы, где есть сюжет, врач-герой, и Шифрин показывает, как внутренние конфликты накладывается на медицинские амбиции.
Мне интересны и книги Ирины Якутенко, они у нее всегда взвешенные, с системным подходом, спокойные, разносторонне объясняющие явления, написаны точным, легким языком.
— Вы, помимо прочего, написали «Атлас новых профессий». Что атлас нам говорит о профессии писателя? Есть ли у нее перспективы в будущем?
— Атлас говорит, что у всех креативщиков большое будущее. Сейчас все более рутинные профессии, где можно действовать по алгоритму, приходят к компьютерным программам и роботам. Раньше мы считали, что главное свойство человека — разум и логика, но оказывается, компьютеры с этим начинают справляться лучше, чем мы. Человечеству придется идти в те области, где у него нет пока конкуренции с машинами. Это коммуникация и творчество. Машина не может ставить вопросы, импровизировать, нейросеть может нагенерировать какое-то количество вариантов, но не может отобрать лучший. Машина может, например, написать стихи, но она их не чувствует и не понимает, как они будут влиять на восприятие людей.
В будущем будем много новых задач в сфере креатива — в области технологических изобретений нужна будет популяризация. Наука, техника и общество развиваются очень быстро — быстрее, чем мы это осмысляем. И нам понадобится целое поколение писателей, которые будут объяснять, что в нашей жизни изменилось, оттого, что у всех появились видеокамеры или произошла пандемия ковида. Плюс люди становятся более требовательными к контенту, нас окружает множество историй, которые конкурируют за наше внимание. Поэтому мне кажется, наступает золотое время для креативщиков. Если раньше мы казались странненькими ребятами, которые не вписываются в офисную работу, то теперь миру, наконец, придется принять наши особенности.
Беседовала Юлия Виноградова
