На Литературном радио в программе «Пролиткульт» вот уже год Мария Затонская ведет авторскую рубрику «Поэтический отбор». В этом несколько неформатном выпуске #выбора_писателя Мария представляет героев своей радиорубрики.
Мария Затонская // «Поэтический отбор» на «Пролиткульте»
Строчки из стихотворения Григорий Медведева «эта нежность и жалость / с косточкой в сердцевине» покорили меня сразу и надолго. Потом ходила и прокручивала в голове. И действительно, разве бывает что-то важнее это. А в сердцевине косточка. Косточка, понимаете?! Эта косточка — та самая тайна поэзии. Что в ней — неизвестно. Но то, что она есть, — это факт. Мне кажется, что Медведев-лирический герой — в нескончаемом и печальном поиске: куда это всё уходит и как это пережить. И в стихах, представленных ниже, — та же тоска от неизвестности. Тихая, элегическая. Под дождём «мокнет тополиный пух» и «платье». Такое уравнивание похоже на безнадёжный взмах руки: «А, всё одно». Или на грустную улыбку: «Так оно всё одно? А если так, то, может быть, ответ где-то здесь?». Но эти стихи не дают ответа, только наводят на собственные размышления. А уж кто к чему придёт — дело каждого.
Григорий Медведев
***
Вот что тебе досталось —
лёгкие на помине
эти нежность и жалость
с косточкой в сердцевине.
Поговорить о них не с кем.
Летней ночью недлинной
под проливным смоленским
мокнет пух тополиный,
платье на толстой леске.
Мир в стихах Михаила Рантовича обожествляется (много неба, света и благодати в его стихах), а человек — существо, к великой печали, мир не разумеющее. И главная трагедия в том, что никогда не удастся постичь этого величия, приблизиться к нему. Поэзия Рантовича — о том, как мимолётное пытается стать вечным. И как оно, по сути являясь этим вечным (частью мира), отчаянно старается себя таковым осознать. К большому собственному сожалению — не всегда получается. А у вас получается? Это стихотворение дышит естественностью (неподдельностью, даже порой неряшливостью). Здесь утрата «жизни и огня» и неспособность постичь их уже не так волнует автора, как самая горькая неспособность постичь «слово». Несмотря на то, что эти стихи как будто о «непонимании», ощущается, что автор много что понял. Так что здесь нет никакой декадентской мути и туманных намёков неизвестно на что. Это сильные стихи, где автор точно знает (чувствует), о чём говорит. И голос его громок.
Михаил Рантович
***
Когда совсем я прекращу дышать,
сознание, как глаз, раскрою шире,
окажется, что буду жить опять
в подлунном плотном неподдельном мире
не косной сноской в толстом словаре,
тем более не томиком на полке,
а раненным ранетом в январе,
крутелицей крупитчатой и колкой,
мечтательным мучительным лучом,
метнувшим искристую горстку снега,
а воздух в ус не дует — нипочём,
а воздух — это лёгкости коллега.
Мне будет жаль не жизни, не огня:
они блеснут и разгорятся снова.
Но опечалит навсегда меня
как бабочка расправленное слово.
Стихи Клементины Ширшовой подкупают меня своей лиричностью, облечённой в обыденный язык, разговорную лексику и подчас развёрнутый нарратив. Это такой парадокс — высокое прячется в низком, поэзия и проза сосуществуют, примиряются и становятся единым целым — жизнью. Эта форма позволяет Ширшовой говорить о страшном, не прячась и не таясь, притом с такой повседневной интонацией, будто ничего не произошло. Здесь-то и разворачивается ужас: случилось горе, но оно случается каждый день (где-то, с кем-то). Оно рядовое и непостижимое одновременно. Ему уже вроде бы нельзя удивиться, но и принять невозможно. Письмо Ширшовой, несмотря на разговорность, всегда аккуратно и точно. Потому что (и оно чётко ощущается из текстов) наполнено любовью. Любовью вопреки всему. Так и должно быть в поэзии.
Клементина Ширшова
***
ещё пять лет назад человек пек тебе куличи,
а теперь его самого сжигают в печи
вместе с нежно-оливковым платьем.
называют это — утрата.
его тело стало трухой и золой,
его мысли, наверное, стали тобой.
голова их в себя не вмещает,
и они превращаются в память.
натянулась тугая пружина внутри.
и останется там же, гори не гори
с человеком вдвоём под распятьем.
это горе раскрыло объятия.
Павел Сидельников начал с символизма и открытого восхищения окружающим миром. В его стихах читался Блок и Белый, но было и своё, чистое, первозданное, обнажённое чувство. Стихотворение, которое я хочу представить, опубликовано в журнале «Урал» и относится, как мне видится, к новому витку творчества Сидельникова. Многое не сказано — а точнее, так много не сказано, что стихотворение подобно воронке, о которой в одной из своих дневниковых записей писал Александр Петрушкин. Движешься по краю, всё ниже, ниже, а когда достигаешь дна — переходишь в иное пространство. Вы думаете, эти стихи про собаку? Эти стихи — о вселенной. Нехоженой, бескрайней. И эта абсурдная собака — какая-то чудесная живая рамка в иноземье.
Павел Сидельников
***
собака на траве
лежит собака на траве
что думает лежащая собака на траве
двор опустел фонарный столб погас в голубизне
собака на траве
лежит собака по весне
на жухлой не зелёной и нехоженой траве
собака в тишине
лежит собака в тишине
не трогайте лежащую собаку в тишине
когда лежит огромная и страшная она
сама трава сама весна сама и тишина
Антон Васецкий часто описывает бытовуху, по которой чётко выявляются приметы нынешней эпохи. Это поэт, твёрдо стоящий в своём времени, ощущающий всю полноту его запаха и вкуса (часто неприятного, уродливого). Однако за временем, описываемым в стихах, всегда виднеется и «безвременье» — архитипические страхи, любовь, боль. Если Васецкий пытается смеяться в стихах, то это всегда грустный смех. Как бы то ни было, истина непостижима, счастье зыбко, радоваться нечему. Экзистенциальная, всеобъемлющая тоска заражает читателя. Но она отчего-то светлая. Может быть, потому, что лирический герой не перестаёт искать, какое бы горе ни разворачивалось перед ним.
Антон Васецкий
***
Прошлое и будущее.
Любовь и смерть.
Сущее и небытие.
«Вырастешь — поймешь», —
говорили родители,
когда не могли
что-то объяснить.
Обманули.
Наталья Белоедова очень близкий мне автор — и формально, и интонационно. Мотивы жизни-смерти, души-тела, свободная форма стиха (скользящий ритм, рифмы — ассонансные, диссонансные, внутренние) создают ощущение объёма — как будто вода заполнила аквариум, и оно всё здесь: жизнь справа, смерть слева — никуда не денешься, аквариум-то один. Невозможность разделить их — и великое горе, и великое счастье. В разных стихотворениях Белоедовой эта тема раскрывается по-разному, но поиск всегда ведётся там: в попытке объединить диаметрально противоположное — может быть, там, где они состыкуются, и откроется истина. Стихотворение, представленное ниже, мелодически очень богато, переклички концовок строк (розетке-узбекски, уши-души́, говорите-работе), и здесь вопрос о возможности примирения противоположностей решается нахождением кого-то близкого. Хотя (опять в духе Белоедовой), этот близкий — чужой: какие-то узбекские рабочие. Но кажется, при соприкосновении чужих друг другу людей (их душ) — тоже находится истина.
Наталья Белоедова
***
c утра рабочие ковыряются в розетке.
сидят на полу, говорят по-узбекски.
говорят монотонно, тягуче, текуче —
какая-то поломка.
«сейчас всё сделаем».
смотрю в монитор, слушаю реку.
поток разговоров стремится в уши.
два дня назойливо думаю о смерти
души.
(смерти души или смерти тела?)
о какой смерти вы вообще говорите?
щебет и лепет людей в работе.
когда закончите, пожалуйста, не уходите.
Стихи поэта Амана Рахметова, которые я хочу представить, можно отнести к новым: запись в фейсбуке гласит, что они написаны 3 июня. Но они — в рахметовской стилистике (позволю себе этот «термин», потому что верю). На мой взгляд, она сложна и формально, и мировоззренчески. Густая метафорика («огромная толпа облаков», «равновесие времени», «до костей виноградная грусть»), алогизмы и грамматические смещения («заблудившийся луч произносит последнюю тень», «свет…разрезан обычным ножом на полоски») — это что касается формы. И делается оно всегда играючи, легко, будто Рахметов точно знает, где граница абсурда и лжи. И он никогда не врёт — по крайней мере, ему веришь окончательно. Если говорить о мировоззрении Рахметова, то это всегда дружеский (буддистский) поклон окружающему миру. Можно говорить и о некой доле «язычества» в его стихах, хотя они — ливень, тишина, свет и проч. — не боги, а братья. Не менее живые, чем человек.
Аман Рахметов
***
я на месте стою в это время коротких шагов
не хочу никуда не хочу ибо кончился день
и на площади неба в огромной толпе облаков
заблудившийся луч
произносит последнюю тень
и деревья шумят ожидается ливневый дождь
значит до равновесия времени будет гроза
сигареты найдут мои губы холодная дрожь
мое длинное тело и что-то упрётся в глаза
остаётся дождаться поступка как поступи сна
чтобы выучить новый язык тишины наизусть
и кому-нибудь спеть за бутылкой сухого вина
как прекрасна она
до костей виноградная грусть
безразличия нет либо полость голодного рта
либо свет аккуратно разрезан обычным ножом
на полоски по ним я случайно узнаю с утра
что забыл свой язык и опять говорю на чужом
