6 февраля 2021 состоялась очередная серия литературно-критического проекта «Полёт разборов» (куратор — Борис Кутенков) в формате Zoom-конференции. В качестве авторов на нём выступили поэты Кристина Кармалита, Александр Егоров и Андрей Ткаченко. Мероприятие вели Борис Кутенков и Ростислав Русаков. Видео мероприятия смотрите здесь.
А 21 февраля 2021 состоится пятьдесят седьмая (и снова онлайновая) серия проекта: участвуют Максим Жегалин и Александра Герасимова, а говорить о стихах будут критики и филологи: Лев Оборин, Ростислав Ярцев, Валерия Исмиева, Мария Мельникова, Евгения Риц.
Представляем обсуждение Кристины Кармалиты, её стихи и отзывы о них Ольги Балла, Евгения Абдуллаева, Аси Аксёновой и Бориса Кутенкова.
Рецензия 1. Ольга Балла о подборке стихотворений Кристины Кармалиты
Стихотворение «вот ночь сгорает на столе» — магическое, что аскетичная по видимости его простота только подчёркивает: слова в него отобраны с глубочайшей культурной и, кажется, ещё предкультурной памятью, что ни слово – то миф (ночь, маяк, река, корабль, звёзды…; путник на осле, входящий в слепые города, понятно, включает сюда и — намеренно неявный — пласт библейских ассоциаций, а сгорающая на столе ночь впускает сюда — как бы одомашнивая происходящее, успокоительно сужая горизонты — и неявные же отсылки к Пастернаку: уютное, знакомое, обжитое «свеча горела на столе, свеча горела»). Интересно работает в этом стихотворении также переключение — мгновенное, в пределах соседствующих друг с другом строк, в пределах даже одной строки — крупных и общих планов, переходы от крупного к мелкому и обратно, резкая смена, практически совмещение в пределах одного взгляда — масштабов видения: «вот ночь на корабле весла» — и тут же «капли на столе» — и сразу же «вся земля» — но и та «на спине осла»… Кружение по видимости простых (мифологически, архетипически простых, я бы сказала) образов, ритмическое их повторение и взаимопроникновение поднимает описание происходящего до притчи, до магической формулы. Кстати, на это же работает и с безупречной точностью выдерживаемая поэтом силлабо-тоника.
(Вскоре — уже в третьем из вошедших подборку текстов и далее — нам предстоит заметить, что «ночь» и «свеча» — сквозные, характерные для автора образы: «Катился шар, гасила день свеча, / Катился шар, ходила ночь по кругу».)
Принцип мгновенного переключения планов мы встречаем и в тексте «иногда происходит со мною». Только здесь добавляется ещё — также мгновенное — переключение планов временнЫх, их взаимоналожение вплоть до совмещения: «одиссей нападает на трою» — и тут же «зеленеет в стакане орда» (понятно, что «орда» с «одиссеем» – в очень разных временных пластах, ни один из них не настоящее, но автор помещает в настоящее оба). А уж «орда» «в стакане» — это явное и почти немыслимое соединение плана крупного (стакан) и общего (орда), причём автор интересно работает тут с обманом взгляда: «орда» легко прочитать как «вода», и тем сильнее действует, когда понимаешь, что это не так — и заодно, что к этому, опять же обманчиво лёгкому (ритмически) и простому тексту стоит относиться с пристальным вниманием.
Предстоит нам заметить и то, что почти в каждом из стихотворений Кармалиты происходит взаимодействие человека напрямую с огромным миром, с образующими его большими силами — природного ли (как в стихотворении, обращённом к Александру Денисенко), мифологического ли порядка. Оно происходит даже там, где речь идёт об отношениях между двумя людьми: «Неведомая, неземная сила / катила между нами шар земной», от человеческой любви горит, плавится, ревёт и голосит весь мир, и говорят (могут сказать) герои друг другу тоже целый мир (текст, в котором это происходит, — один из самых сильных в подборке). В лучших своих текстах поэт чувствует и мыслит в космических масштабах.
Некоторые стихотворения видятся мне менее удачными, — последний текст подборки, пожалуй, можно отнести к таковым: то, что зелёный свет, который, не включаясь, «аффектом / ложился на ретроспективу лет» — сказано довольно неуклюже (аффект на ретроспективу!?), к тому же вряд ли стоило так перенасыщать текст латинизмами (там чуть выше ещё и «прецедент»), — они неоправданно засушивают и отчуждают сказанное. (А вот конец у этого текста замечательный и точный: «и светофор горел так мало, мало, / что жизни не хватало перейти».) Но и в стихотворениях с меньшим, так сказать, космическим напряжением — и в этом, и в предыдущем («Над городом — пасхальный перезвон») поэт видит происходящее, повседневную суету, нелепости и неудачи не иначе как через евангельские и библейские архетипы — сразу укореняет их в основах бытия.
Рецензия 2. Евгений Абдуллаев о подборке стихотворений Кристины Кармалиты
С этим автором я встречался один раз, мельком, в Новосибирске, лет пять назад. Но стихов тогда не слышал.
Теперь прочитал и услышал. Противоречивое впечатление.
Есть подкупающая, напевная интонация. Есть удачные, очень точные — психологически и образно — строки.
катился шар, горел и остывал,
а мы дрожали друг напротив друга.
Или:
Я шла домой, ждала на светофоре
сигнал к движению и вдруг решила так:
вся жизнь — одно сплошное горе, горе,
а этот светофор — дурак, дурак.
Очень хорошо. И тут же, за поворотом — топь общих мест, общепоэтической, а порой и массово-поэтической образности.
вот ночь вот капает вода
вот путник на осле
идёт сквозь годы города
сквозь капли на весле
«Капли на весле» очень хороши, это живые капли, живая вода. А вот «сквозь годы города» — это вода мёртвая, общее лирическое место. Загуглите — увидите. К тому же очень напоминает юлиекимовское: «Уходит прочь, уходит в ночь / Хороший человек…»: я имею в виду катрен «Уходит день и вновь встает / — мелькают города», тот же мотив странствия, тот же размер. Таких перекличек, думаю, лучше избегать. Просто избегать общих мест.
Или вот, замечательное, живое начало.
И вино, говорят, не вино, а сплошной порошок —
всё в России не так, даже птицы летят как-то худо.
Новогоднюю ель окружают советские блюда,
и скрипит за окном неприветливый русский снежок.
Здесь всё — и наблюдательность, и точность в передаче настроения, и мягкая ирония. А дальше возникает — и катится до самого конца — что-то непоправимо-эстрадное. «Усвистала в родные леса и поля…» «Укачала меня в колыбели таёжной метель» (и уже ожидаешь рифму «постель», которая не замедлит явиться). Дальше — и «темноглазый лес», и «белоснежные песни», и «красногрудый снегирь», и вообще много других красивостей. И возникает, простите, такая вот среднепоэтическая «юлия друнина».
Судя по стихам, автор сам порой чувствует это сползание в банальное и пытается как-то его преодолеть, прежде всего через смысловые сдвиги. Но результаты его местами, как мне показалось, сомнительны. «зеленеет в стакане орда». Орда в стакане? Почему не вода, не бурда, не Деррида, наконец?
А двустрочие: «вот сходит путник у реки / с летящего весла» — прошу прощения, просто непонятно. На весле летал?
Или вот, неожиданное забегание в какой-то тяжеловесные абстракции.
Я шла домой по Красному проспекту
и стала ждать родной зелёный свет,
но он всё не включался и аффектом
ложился на ретроспективу лет.
Невключающийся зелёный свет, который ложится аффектом на ретроспективу… Нет уж, пусть лучше пусть будут «родные леса и поля». Там, по крайней мере, хоть со смыслом все в порядке.
В целом, повторюсь, ощущение противоречивое. Как и в случае с Андреем Ткаченко — ощущение, что путь поиска и обретения мастерства пока еще не пройден.
Рецензия 3. Ася Аксёнова о подборке стихотворений Кристины Кармалиты
Тексты Кристины Кармалиты — профессиональные, очень сдержанные и гармоничные. Уже первое стихотворение подборки является заклинанием, ненавязчивой молитвой с типичными каноническими зачинами и повторами, с тихой отсылкой к пастернаковскому «Свеча горела на столе. / Свеча горела», а также к «Рождественскому романсу» Бродского, но отсылки эти сделаны очень нежно и деликатно.
В следующем стихотворении подборки есть строчки: «мне случается трепетно пушкин / мне бывает томительно блок». Используемый Кармалитой прием кажется очень удачным, так же, как и отсутствие запятых и строчные буквы вместо прописных — в фамилиях известных поэтов. Прием этот давно и успешно применяет Юлия Скородумова (см. например, у нее: «Моего первого мужа / можно было неплохо слушать. / Несколько хуже — смотреть. / Совсем никуда — танцевать, / зато иногда — как петь!»). Прием переноса функций частей речи, сдвига, каламбура и языковой игры у Скородумовой является элементом ее фирменного стиля. У Кармалиты это тоже получается мастерски и аккуратно, без раздражающих моментов. Особенно интересно, что Кармалита не знакома с текстами Скородумовой, то есть Кристина просто «вытягивает» лингвистико-игровые тенденции из того же воздуха, что и Юлия. Далее в подборке — еще более интересная языковая игра: «ласков и воланд» — где написанное со строчной имя Воланда как бы утилизируется, перестает быть уникальным, перепрыгивает в другой смысл — дьявол становится прилагательным, либо, напротив, «ласков» становится существительным.
В стихотворении «Катился шар…» интересно, как рифмуется шар из стихотворения другого разбиравшегося автора — Андрея Ткаченко — с шаром Кармалиты. У Ткаченко — множество раздерганных культурных и смысловых ассоциаций и семантических перескоков, у Кармалиты — никакой литературы, казалось бы, никакого культурного контекста, а только переживание, вовлеченность в ритм и планетный цикл, и попытка осмысления. Земной шар съеживается до уровня человеческого сердца, и тут же опять, пульсируя, как сердце, увеличивается до размера планеты. Здесь же — и Солнце, и оно тоже пульсирует. Все существует в глухоте и пустоте («и целый мир молчал»), есть только планета — голая и холодная, и лирическая героиня с ее возлюбленным, и их сердца.
В стихотворении «В ночной засаде страхов и стихов…» очень тонко использованы тютчевская и ахматовская метафорика и интонации, автор использует нежную самоиронию, и возникают ритмические переклички с кристаллическими, лаконичными стихами эмигрантского поэта Анатолия Штейгера, и со стихами Георгия Иванова, и вообще парижской ноты: «Жила, болела корью и тоской / и никого на свете не любила».
Стихи Кармалиты ясны, прозрачны и гармоничны. В стихотворении «И вино, говорят, не вино…» наблюдаются случайные созвучия со стихами поэтов «Заозерной школы» — Геннадия Жукова и Виталия Калашникова, и осознанные ахматовские интонации, и реминисценции из «Прощания с новогодней елью» Окуджавы, но при всех этих намеках и аллюзиях — они отнюдь не вторичны.
Метофорика у Кармалиты очень интересная: она не делает нарочитых и ярких мазков, но образный ряд великолепен и точен, как, например, «и я, поднявшись в полдень, к маме еду / и на ходу застёгиваю сон». Далее стихотворение словно разрастается, разветвляется, образы становятся более весомыми и зримыми. Кондуктор в автобусе приобретает функции ангела, он творит суд Божий, и к этому в довольно ироничной манере отсылают слова из следующего стихотворения подборки: «суров ли Бог». В этом стихотворении — отличная метафорика. Горящий не выключаемый свет светофора — символ горя и несправедливости, но он же — и возмездие за грехи, и он же — символ человеческой жизни, ее быстротечности, подчиненности иным силам и внезапной конечности:
И светофор горел так мало, мало,
Что жизни не хватало перейти.
Такая ненавязчивая парадоксальность, наряду с довольно внятным, хоть и тихим, голосом поэта — со своими интонациями, образным рядом, с самоиронией, с тонким чувством языка и стиля и составляют обаяние стихов Кристины Кармалиты.
Рецензия 4: Борис Кутенков о подборке стихотворений Кристины Кармалиты
1) Первое стихотворение — магнетическое, гипнотизирующее силой рефренов. Размер — сочетание четырёхстопного и трёхстопного ямба с мужской рифмой, один из моих любимых, предоставляющий свободу, несмотря на видимую краткосложность; вовлекает в поэтическую суггестию. Это стихотворение для меня — пример подлинности образа, когда слово «река» вовлекается в обширный план ассоциаций: «вот ночь на берегу реки, / вот вся земля — река»; пространство и время расширяются. Тут поделюсь и некоторыми своими сомнениями. Вначале подумалось так (прочитаю, как было в первоначальном варианте рецензии): «В начале и в конце этого стихотворения квадратными скобками выделен пропуск цитаты; я не знаю, это намеренное сокращение того, что уже существовало, или указание на потенциальную бесконечность целого, но в любом случае, бесконечность эта подчёркнута. Стихотворение затягивает в себя, грозит стать огромным за счёт этих указующих «вот», соблазняющих простором произвольных указаний; за счёт свободы рефренов и символических ассоциаций. Ход этих ассоциаций кажется несколько избыточным, но свойственное автору чувство меры позволяет не затянуть стихотворение, остановить его вовремя и подчеркнуть квадратными скобками его оставшееся за скобками (тавтологизм намеренный) начало и возможное продолжение». Мысль эта мне понравилась, и я не стал от неё отказываться, хотя не знаю, насколько Кристина подтвердит её или не подтвердит, ведь потом, при более внимательном чтении, увидел, что этот графический приём — квадратные скобки с многоточиями — характерен и для других стихотворений и, возможно, служит для автора просто индивидуальным способом отграничивания текстов друг от друга в подборке. Интересно, если бы автор нам в финале на этот вопрос ответил.
2) Второе стихотворение — «иногда происходит со мною» — напомнило лучшие вещи Анны Павловской; не знаю, знаком ли автор с её поэзией, но тот же хтонический ужас, подкреплённый магией силлаботоники, и сама интонация схожи. Для меня это стихотворение — пример внутренней дисциплины: несмотря на всё ту же поэтическую суггестию, которую мы наблюдали и в первом тексте, сам двойной возврат (в пятой и в последней строфе) к рифме, оканчивающейся на «да», свидетельствует об определённой строгости, о стремлении не дать расплыться композиционным рамкам стихотворения. О подлинности свидетельствует и утрата грамматического рода: «ласков и воланд» — мы понимаем, что это разные части речи, но стихотворение в своей прихотливой поэтической свободе пренебрегает этими условностями, в результате слово «ласков» читается как отдельное существительное — просто потому, что стихотворение в силу своих неведомых нам задач переступает свои нормативные границы. Отдельно хотелось бы остановиться и на финальных строках стихотворения, которые звучат совершенно магически. Мне понравилось в недавнем диалоге с поэтом Николаем Васильевым определение «содрогание слова», тут оно есть, а я бы сказал именно о «катастрофизме слова». «Дверь входную я робко открою / никогда не закрыть никогда» — звучит с виду несколько обыденно, но мы чувствуем катастрофизм слова, его суггестивное усиление; слово, попадая в эту подлинность поэтической интонации, усиливает своё значение, и то, что может показаться невзрачным в обыденной речи, начинает работать по-иному, превращаться в драму, к которой и мы подключаемся. Вспоминается Пастернак из «Марбурга»: «Каждая малость / жила и, не ставя меня ни во что, / В прощальном значеньи своём поднималась». Так поднимается и каждая малость в стихах Кристины Кармалиты.
Единственное слово, которое здесь для меня выбивается из стилистического ряда, — это «мадонью» (дело даже не в неуместности религиозной ассоциации — я далёк от порицания по этим поводам, хотя если бы на моём месте были воцерковлённые Олеся Николаева или Марина Кудимова, они бы отреагировали по-другому, — но в том, что слово несколько манерное и явно продиктованное желанием зарифмовать «ладонью»). Разумеется, это слово в данном случае продиктовано не эпатажем, как «баламут Исус» в стихотворении другого нашего участника, Александра Егорова, но всё равно режет глаз.
3) В третьем стихотворении, как мне кажется, не удалось найти индивидуальный ритм. Оставлю это наблюдение без обоснований, потому что верифицировать это сложно, но в любом случае у меня сложилось ощущение вторичности. Во всяком случае, внутри меня оно сразу же совместилось с «Балладой о любви» Высоцкого («Когда вода всемирного потопа…»), и подумалось, что можно было бы составить из них центон. Это же относится и к следующему стихотворению, «В ночной засаде страхов и стихов…».
4) «И вино, говорят, не вино, а сплошной порошок…» — пример того, как обиходные, простые вещи, которые могут казаться заштампованными, встраиваются в сознание поэта, воплощаются в тексте и ведут к волшебству. Для меня это стихотворение — ещё и мастерский пример работы с длинной строкой, которая часто приводит к словам-затычкам. Но когда длинная строка (в данном случае строка пятистопного анапеста — размер, сам по себе побуждающий к распевной драматической интонации) сопрягается с вполне внятным сюжетом, то невозможно всё же обойтись без лёгких стилистических неуклюжестей. Слава Богу, у Кристины они в меньшинстве. Я бы придрался к обороту «как будто по шёлку» (здесь очевидно лишнее «как»), «обычною серою» (не вполне понятно, к чему тут растяжение икта) и «обучал вечерами уколами» — два созвучных слова, явно относящихся к разным словосочетаниям, стоят рядом, в результате получается «вечера-уколы».
5) Стихотворение «Над городом пасхальный перезвон» показалось слабее, чем другие, потому что овеяно ходом религиозных ассоциаций, — и дело, разумеется, не в самих ассоциациях, а в том, что они остаются самодовлеющими, напоминая в этом позднего Юрия Кузнецова. Есть лёгкое морализаторство — «нас всех когда-то дерево познаний / стреножило и выбросило в явь» — я не думаю, что именно такие тяжеловесно-раздумчивые констатации есть сильная сторона поэтики Кристины. В стихотворении сплетаются два звука: громоподобный автобусный скандал и тихий пасхальный перезвон, оно построено на перекрестье земного и метафизического, но я думаю, именно такое «двойное» строение стихотворения говорит нам о том, как оно сделано, и такая видимость лишает меня как читателя возможности подключиться к магии.
6) В последнем стихотворении подборки тоже есть тяжеловесность мысли: «суров ли Бог и есть ли в мире грешном / какой-нибудь безгрешный прецедент» — вопрос на диссертацию, но не думаю, что именно стихотворение способно нам на него ответить. Строки: «я шла домой, ждала на светофоре / сигнал к движению» — гораздо удачнее; сначала захотелось немного поредактировать строку, подумать, чего ещё можно ждать на светофоре, потом, по зрелом размышлении, этот «сигнал к движению» стал обретать для меня коннотации, выходящие далеко за рамки словарного значения. Пастернаковское «жизнь прожить — не поле перейти» превращается в повествование о переходе автомобильной дороги. Получилось удачно, хотя это стихотворение не встаёт для меня в ряд самых любимых у Кристины — именно из-за преобладания мыслительного, рационального начала.
А в целом — очень благодарен за встречу с замечательным автором, и книга «Сны» прочитана мной с большим восторгом; я нашёл её благодаря критику Марии Бушуевой, которая опубликовала рецензию на этот сборник в «НГ Ex Libris» и которой отдельное спасибо. Всем очень рекомендую эту книгу.
Подборка стихотворений Кристины Кармалиты, представленных на обсуждение
Кристина Кармалита — поэт, драматург. Закончила факультет психологии НГПУ, сценарный факультет ВГИК (магистратура). Публиковалась в журналах «Сибирские огни», «Наш современник», «Юность», «Огни Кузбасса», «Алтай», «Бельские просторы», «День и ночь», «Подъем», «Лиterraтура», «Родная Кубань» и др. Автор книги поэзии и драматургии «Сны» (2020, Новосибирск). Лауреат драматургических конкурсов: «Евразия-2014» (1-ое место) «Филатов Фест-2017» (1-ое место), Международного студенческого фестиваля ВГИК-2017 (2-ое место), Волошинского конкурса-2018 (2-ое место). Лауреат молодёжной премии журнала «Наш современник» (поэзия, 2015). Участник Форумов молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья (2015, 2017-2019). Член Союза писателей России. Соруководитель Товарищества сибирских драматургов «ДрамСиб». Руководитель новосибирского отделения Совета молодых литераторов при СПР. Организатор поэтических и драматургических мероприятий в Новосибирске. Живет в Новосибирске.
[…]
вот ночь сгорает на столе
вот капает вода
вот входит путник на осле
в слепые города
вот ночь крепка твоя рука
глаза твои ярки́
горят как лампа маяка
на берегу реки
вот ночь на берегу реки
вот вся земля — река
плывут ночные мотыльки
на лампу маяка
вот ночь вот капает вода
вот путник на осле
идёт сквозь годы города
сквозь капли на весле
вот ночь на корабле весла
вот капли на столе
вот вся земля в спине осла
усталостью в седле
вот ночь светлы твои глаза
темна твоя спина
как волос на хребте осла
как смуты стремена
вот ночь садятся мотыльки
на берег у костра
вот сходит путник у реки
с летящего весла
вот ночь вот звёзды далеки
как мысли моряка
дрожат бескровны и легки
как крылья мотылька
вот ночь вот лампа на столе
вот путника рука
по всей земле по всей земле
приветом маяка
[…]
иногда происходит со мною
происходит со мной иногда
одиссей нападает на трою
зеленеет в стакане орда
мне случается трепетно пушкин
мне бывает томительно блок
я висела сегодня на мушке
я почти что спустила курок
иногда происходит со мною
происходит со мной чёрт-те что
бабка в зеркале с длинной косою
померещится светлой мечтой
за окном разухабился город
а над городом «сушки» парят
а над «сушками» ласков и воланд
синий космос меняет наряд
а над космосом? что-то со мною
происходит со мной навсегда
тёмно-сине-зелёной волною
накрывает суда без следа
покрывает прохладной ладонью
раскалённый в испарине лоб
золотую улыбку мадонью
разливает всемирный потоп
всё что есть происходит со мною
проникает как в почву вода
дверь входную я робко открою
никогда не закрыть никогда
[…]
Катился шар, катился шар земной —
из ночи в ночь, от севера до юга,
покоен летом, раздражён зимой,
а мы бродили по сердцам друг друга.
Катился шар, гудел, не уставал —
из года в век, от города до луга
катился шар, горел и остывал,
а мы дрожали друг напротив друга.
Шумело всё. Ревело, голосило.
Я за тобой была. Ты был за мной.
Неведомая, неземная сила
катила между нами шар земной.
Катился шар, гасила день свеча.
Катился шар, ходила ночь по кругу.
Катился шар, и целый мир молчал,
который мы могли сказать друг другу.
[…]
В ночной засаде страхов и стихов,
в бессчётном преступлении Завета
не то теснит, что не простят грехов,
но мрак иной терзает до рассвета —
придёт тихонько ласковый покой,
и не жалея выведут чернила:
«Жила, болела корью и тоской
и никого на свете не любила».
[…]
Александру Денисенко
И вино, говорят, не вино, а сплошной порошок —
всё в России не так, даже птицы летят как-то худо.
Новогоднюю ель окружают советские блюда,
и скрипит за окном неприветливый русский снежок.
Я сказала: не будет меня до конца января.
Мне ответили: ах, вы, конечно, ту-ту за границу?
А я враз обернулась обычною серою птицей
и — ту-ту — усвистала в родные леса и поля.
Ледяную страну свою домом навеки избрав,
я со снегом кружилась, ныряла в густые сугробы
и — как будто бы заново из материнской утробы —
выплывала нагая, не зная ни зла, ни добра.
Укачала меня в колыбели таёжной метель,
и руками белёсыми русский обветренный холод
обучал вечерами уколами хвойных иголок,
как согреть и украсить застывшую в сердце постель.
И когда изловчилась я вьюгой лицо защищать
и ходить по зазубренным льдинам, как будто по шёлку,
в темноглазом лесу новогодняя старая ёлка
научила меня белоснежные песни слагать.
До конца января я вернулась, стихами полна,
и запела у серых домов снегирём красногрудым.
«Всё в России не так, даже птица поёт как-то худо», —
дорогой и знакомый послышался вздох из окна.
[…]
Над городом — пасхальный перезвон.
У мамы всё готово для обеда,
и я, поднявшись в полдень, к маме еду
и на ходу застёгиваю сон.
Во сне весна и верба за окном,
и на губах победная молитва —
окончена очередная битва,
и поле брани в холоде стальном,
и я как будто ангел в поле том.
Чернеют лица павших в лунном свете
косыми ранами, и раны эти
я исцеляю огненным крестом.
И тот, кто был посланником небес,
и кто на бой из под земли поднялся —
все, оживая, я могу поклясться,
поют один куплет: Христос воскрес!
Христос воскрес, оплатим за проезд!
Автобус. День. Расстегиваю куртку.
Громоподобный праздничный кондуктор
в конец салона сквозь толпу пролез.
Возьми, кондуктор, деньги и оставь
меня с моими ласковыми снами,
нас всех когда-то дерево познаний
стреножило и выбросило в явь —
с тех пор мы любим спать и сочинять,
и на застольях поднимать бокалы…
Верни, кондуктор, сдачу, что упала,
и расцветёт с тобою благодать.
Скандал. Автобус. Выбираюсь вон.
Обед. Диван. Усталость. Телевизор.
Любовью беспредельною пронизан —
над миром всем — пасхальный перезвон.
[…]
Я шла домой, спокойно и неспешно
и думала о всякой ерунде:
суров ли Бог и есть ли в мире грешном
какой-нибудь безгрешный прецедент?
Я шла домой по Красному проспекту
и стала ждать родной зелёный свет,
но он всё не включался и аффектом
ложился на ретроспективу лет.
Я шла домой, ждала на светофоре
сигнал к движению и вдруг решила так:
вся жизнь — одно сплошное горе, горе,
а этот светофор — дурак, дурак.
Я шла домой, а будто бы плутала,
искала в темноте ориентир,
и светофор горел так мало, мало,
что жизни не хватало перейти.
