Борис Кутенков. память so true. сост. Е. Перченкова; послесловие А. Мошкова. — М.: Формаслов, 2022. — 108 с.

 


Александр Хан // Формаслов
Александр Хан // Формаслов

Стиль Бориса Кутенкова, его поэзию не спутать ни с чем — этот голос узнается с первых слов-нот. 

Прежде всего заметны эксперименты с языком, что достаточно очевидно в наши дни. Но для Кутенкова характерна именно экспериментальность в антиинновационной форме (поиск нового внутри старой формы, почти архаичной), и это поначалу вызывает опасение диспропорции что и как вместо удивления неожиданностью образов. Современная лексика не в классической форме выглядит как прием, не отвечающий в данном случае теме: кэпслок, мудак, соцсетей, дедлайн… И все же синтез поп-дискурса («под киркоровский цвет синий-синий») и сиюминутного вокабуляра не может не подкупать, ведь это еще поиск, который завершится годам к сорока. А пока что — сплошные первочастные квадраты, в которых удобно, но в них не накопить на билет до Бога, не доехать до него, хотя в них можно попросить взаймы, и взаймы дадут, но получится ли доехать на деньги, взятые взаймы у другого, — большой вопрос.

буду пьяна судима орел и решка 
в темных глазах — волнистые снегири 
камень в мое ребро одолжи безгрешный 
дай на билет до бога — верну конечно

музыки вдоволь у веток 
бери 
бери

Борис во время разборов стихов любит говорить о «лирическом темпераменте» и его отсутствии — и надо сказать, что при чтении сборника не возникает представления об отсутствии или наличии такового. Скорее, автор (в контексте неизбежного сравнения с его прошлым сборником «решето тишина решено») проработал этот параметр глубже, сняв не верхний, но очередной слой многоступенчатой личности. Весь сборник не покидало ощущение, что еще немного — и начнется что-то важное. Такое ощущение возникало рьяно в особо радикальных в смысле приближения к биографическому местах. Как будто еще немного, и автор все расскажет нам и откроется, — но нет, текст дразнит и обманывает читателя. Хотя ничего страшного при откровенном высказывании не произошло бы. 

в дудке его камышиной и напряженной 
в жизни его двухаршинной и трехгрошовой 
несовпаденье песенка-перестук 

ты поджигаешь хрустнув опавшим родом 
я из огня творю золотым фаготом 
север 
со мной говори 
я юг

Как ни странно, несмотря на сложные отношения Бориса с верлибром (поэт не раз признавался в том, что толерантно относится к нему как филолог, но как практик предпочитает не использовать), наиболее резко и пронзительно голос его звучит именно тогда, когда он пишет верлибром — высвобождаясь от силлабо-тоники, давящего канона, груза (по всей видимости) прошлого. Однако в целом чтение сборника напоминает серфинг с темповым движением по воде: отдельные детали, раскрашенные Борисом бережно, трепетно, служат колодцами к иным, подземным водам. Тем не менее, эти условные колодцы удивительным образом перерожденчески исчезают во второй части книги — в обращениях невидимым персто-Ты к матфеям и лукам за игральными столами. Кажется, что после стихотворений Кутенкова библейские персонажи встанут из-за стола, подойдут к близлежащему колодцу и щедро зачерпнут из него воды. 

а наутро — поодаль соседи — дымит и дымит: 
в бранном слове — земля, но рассеянно в доме и чисто. 
не спеши — это я, а не кто-то, не прежний иврит. 
это сердце мое. это сердце мое говорит 
с новым именем евангелиста.

Поэзия (как и многое другое) — это очень важный способ коммуникации, и Борис великолепно понимает это. В процессе чтения происходит нетривиальное возникновение разговора — неслучайна диалогичность и перекличка с другими авторами, посвящения, напоминающие о поэтике Павла Целана, и воспоминания о. Вероятно, любая эвристика и артистический объект есть не что иное, как воспоминание, Вечное Воспоминание, превращающее абсолютно все вокруг в Самое себя. 

Когда Борис начинает говорить вместо посвященных Них (название третьего раздела — «Только ты говори вместо них»), его поэтоязык метаморфизируется в элемент более искренний и изнутри-раздающийся, уже не громко и холодно, но — тихо и тепло. За богатым словарным запасом, технической безупречностью и барочной звукописью прячется Я, которому Борис все никак не дает полнократно прокричаться сквозь безопасную герметику конструкта. В нем, однако, имеются швы и дырочки: сквозь них Я изредка и дотягивается до уха внешнего мира. Такой конструкт представляется хрустальным шаром с жаром внутри, не ощутимым снаружи, но накаленным изнутри, которому автор не разрешает, не позволяет, запрещает выйти, будучи замкнутым в поэтике Внешнего Непонимания. На этой территории творческое преобразование факта в концептуализированный опыт облигаторно, однако требует тонкого высказывания, где все будет на виду, но никто ничего не увидит (об этом автор позаботился особым образом, будьте уверены).

где во тьме Большого Невзначая ткни — и заработаешь врага,
или шмель, полета не прощая, говорит, что речь невелика, 
высока вода, крепки границы, — что ты тщишься, слепоты связной, — 
или это жизнь другая снится — дима, говорящий со звездой; 

там, в хите пронзительном и тленном, — отзвук маски, сброшенной впотьмах, 
три движенья темниковой лены, темный питер на ее губах; 
дымный клуб, где к сутолоке рая женская душа пригвождена; 
крик во тьму, душа опять глухая, отрывная ночь и — тишина: 
жены, жены, пушки заряжены, валтасар на алкогольном дне, 
и сонграйтер, в сердце пораженный, мелом пишет на его стене:

<…>

Вероятно, концепция полусообщения обуславливает то, что многие стихотворения сборника приближены к эстетике возвращения Блума, вышедшего из Отправного Никогда (характерный для стихотворений Кутенкова образ, повторяющийся в разных вариациях: «большое никогда» и т.д.) в слишком далекое, слишком трудное. Это далекое тоскующее по Великому «Обратно и Домой», где «зажившая трава сидит у костра», «мерцающего рябью эмтиви» (последнее — ностальгический образ из детства в одном из самых сентиментальных стихотворений книги, посвященном певице Юлии Началовой. Ее лирический образ, как бы уникальный своей светлостью и впоследствии не повторимый никем, невозможный на эстраде, драматически сопряжен с окончанием XX века, и эти вехи хронологически совпадают с юностью и детством автора).

то ли век перед смертью пропел о любви 
(со слезами — блондинистой чистой любви); 
щелкнешь пультом — ни века, ни девочки нет, 
только легкая ранка на теле: 
ночь. аптека. подледная рябь эмтиви. 
и нетварный фонарь, подменяющий свет, 
нам горит — молодым и артельным.

И на фоне непреодолимой тоски по возвращению болезненное стремление к бегству от родительского, манящего к себе, внутрь. Родительского, еще, казалось бы, не отпустившего, но вынудившего высвободиться в замкнутость эго-я, утверждающего центричной кувалдой, которая раздробляет «колыбель-страну» на три литографии имени себя (разделы книги: «Человеку и саду его», «Зренье в завтра», «Только ты говори вместо них»). Но где еще можно найти метафизику простого человеческого утешения?

Метафизику простого, честного, человеческого утешения. Потому что стихи Бориса прежде всего честны что редкость или же редкое «подражанье беспамятству речи». Может казаться, что все себе позволено, от- и рас- пущено, но тетива лукава и имеет тенденцию слегка кинетически дрожать невдалеке от раскрытых пальцев, которые могут дать все, лишь не проси, лишь не проси.

ночная вологда в такси 
прибавь лишь вещности во сны 
и будут пусть темны 

как там? — все-дам-лишь-не-проси — 
никнейм твоей страны

Лишь не проси а только зачерпни чуть более искреннее, чуть более глубоко. И оставь ведро в колодце. И зайди в дом.

Александр Хан

 

Александр Хан — поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1994 году в Краснодаре. Окончил аспирантуру кафедры сравнительной истории литератур РГГУ, а также специалитет кафедры теории и практики перевода (английский и немецкий языки) КубГУ.  Автор сборника стихотворений и эссеистики «Разумеется, сборник» (2021), выпускает подкаст о литературе и кино «Разумеется, подкаст» с начала 2023 года. Победитель конкурса «Битва поэтов» VIII фестиваля им. А. И. Куприна «Чудная штука — эта жизнь!» (Гатчина, 2020), финалист «Чемпионата поэзии» (Москва, 2021) Участник форума «Осиянное слово» (2021), литературно-критического проекта «Полет разборов» (2020), член жюри конкурса «Битва поэтов» (Гатчина, 2021), победитель конкурса экспромта в рамках фестиваля «День поэзии» (Краснодар, 2012). Участник школы писательского мастерства хъ«Пишем на крыше» (семинар «Поэзия» Дмитрия Воденникова, 2021). Публиковался в журналах «Интерпоэзия», «Перископ», «Прочтение», «Формаслов», а также на литературных интернет-порталах «Textura», «Сетевая словесность» и в газете «Уездные вести» (Гатчина). Живет в Москве.

Редактор Евгения Джен Баранова — поэт. Родилась в 1987 году. Публикации: «Дружба народов», «Звезда», «Новый журнал», «Новый Берег», «Интерпоэзия», Prosodia, «Крещатик», Homo Legens, «Новая Юность», «Кольцо А», «Зинзивер», «Сибирские огни», «Дети Ра», «Лиterraтура», «Независимая газета» и др. Лауреат премии журнала «Зинзивер» (2017); лауреат премии имени Астафьева (2018); лауреат премии журнала «Дружба народов» (2019); лауреат межгосударственной премии «Содружество дебютов» (2020). Финалист премии «Лицей» (2019), обладатель спецприза журнала «Юность» (2019). Шорт-лист премии имени Анненского (2019) и премии «Болдинская осень» (2021). Участник арт-группы #белкавкедах. Автор пяти поэтических книг, в том числе сборников «Рыбное место» (СПб.: «Алетейя», 2017), «Хвойная музыка» (М.: «Водолей», 2019) и «Где золотое, там и белое» (М.: «Формаслов», 2022). Стихи переведены на английский, греческий и украинский языки.