Сергей Чупринин известен во многих амплуа. Въедливый составитель энциклопедий, из которых складывается картина русской литературы последних десятилетий; ведущий фейсбучного блога, где самое интересное – воспоминания о литературоцентричном мире; и, конечно, главный редактор «Знамени» – журнала, который наряду с другими ругают и пророчат скорую гибель, но при этом стремятся увидеть себя на его страницах. Но для сегодняшнего выпуска «Формаслова» нам было интересно не менее важное его поприще: преподавателя литературного мастерства – в Литинституте и на «липкинских» форумах. Борис Кутенков побеседовал с Сергеем Ивановичем о значении литературной учёбы сегодня и в советские годы, о том, что пишут и чем живут современные семинаристы, и о главной нравственной дилемме пишущего сегодня.
— Сергей Иванович, наше интервью выходит в выпуске «Формаслова», посвящённом Форумам молодых писателей как явлению. Поэтому не могу не спросить о роли литературной учёбы «семинарского» свойства. В чём Вы видите её суть сейчас, в конце 2020 года, — при всех очевидных причинах, мешающих её авторитетности (среди таковых — развитие социальных сетей и понижение читательской культуры)? Как менялось это явление на протяжении, скажем, 2010-х?
— Самой идее литературной учёбы примерно лет сто. Тогда, в ранние пореволюционные годы, появились первые студии, по преимуществу поэтические, – скажем, «Звучащая раковина», где Николай Степанович Гумилев обучал не только азам стихосложения (это делалось и раньше — например, в Царскосельском лицее), а действительно пробовал сделать настоящих поэтов из своих питомцев: лекциями, практическими заданиями, разбором текстов. Это оказалось неслыханной новостью, к которой многие литераторы-современники отнеслись скептически. Поскольку раньше, в 19-м веке, никакого регулярного обучения литературному творчеству не было: школой была среда, выбранная по принципу избирательного родства (кружки, клубы, салоны — в диапазоне от «Арзамаса» и «Зелёной лампы» до «Башни» Вячеслава Иванова). И школой было — опять же по принципу избирательного родства — личное общение младших со старшими, часто по переписке, и тот же Гумилёв в начале пути буквально заваливал Брюсова своими стихами, просил советов, с благодарностью принимал редакторские замечания, — выстраивал, словом, свою авторскую манеру.
— А после Великой Отечественной войны? Ведь студийный опыт был вспомнен и возрождён?
— Да, и вспомнен, и возрождён, но уже в иной — коллективистской форме, без опоры на избирательное родство. Пошли Всесоюзные совещания молодых писателей, пошли, уже позже, более локальные семинары-совещания молодых, например, критиков, в которых и я участвовал — сначала в роли слушателя, а потом и наставника. И важная тонкость: наставники своих учеников, конечно, выбирали — по заранее присланным рукописям или публикациям, а ученики руководителя выбирать не могли: к кому попал, у того и проходи уроки мастерства, даже если тебе этот учитель глубоко антипатичен или безразличен.
С этим, конечно, как-то справлялись, открыто или, бывало и так, тайно бегая в другие семинары. Помню, как уже в перестроечные времена на семинаре критиков в Дубултах под мою опеку пришли изумительно талантливые Саша Агеев из Иванова (потом мы с ним вместе работали в «Знамени») и Слава Курицын из Свердловска, через несколько лет ставший самым громким идеологом русского постмодернизма.
— А Вам лично дали что-то эти семинары?
— Да, конечно, и прежде всего ощущение среды. Я — простите мне хрестоматийную цитату — говорю про ту среду, с которой я имел в виду сойти со сцены и сойду. Вплоть до того, что с подавляющим большинством критиков и со многими литераторами своего поколения, а это уже 70-летние, я до сих пор на «ты» и по имени. Мы могли разругаться, и многие разругались, мы могли стать идеологическими, эстетическими, какими угодно врагами, и стали ими, но среда у нас одна, другой нет. И это удивительно одомашнивает литературу, лишает её излишней пафосности, упрощает понимание того, что каждый из нас пишет.
Главное назначение филатовских Форумов я вижу тоже в этом — в создании среды, а в идеале, который иногда всё-таки достижим, и в формировании чувства локтя — с теми, конечно, с кем ты чувствуешь избирательное родство. И никакие социальные сети эту школу не заменят.
— Согласен с Вами насчёт незаменимости этой семинарской школы. А как Вы сами пришли к роли преподавателя — сначала в Литературном институте, а затем на «липкинских» форумах? Было ли для Вас это органичным — и ощущаете ли Вы это занятие одним из первостепенных для Вас?
— В моём дипломе написано как у многих — преподаватель, учитель русского языка и литературы. Но в средней школе я не работал. Вернее, сразу после университета числился в ней две недели — с 15 августа по 1 сентября не включительно. Жил далекой от преподавания жизнью, пока в начале 1990-х меня не пригласили на несколько лет вести авторский курс «Введение в современное литературное пространство» на журфаке МГУ. Мой первый дипломник — Андрей Мальгин, известный в 90-е журналист, а сейчас не менее известный блогер, живущий в итальянском городе Монтекатини. В Париже Маша Левина, защитившая докторскую по поэтике Андрея Белого в Сорбонне. Здесь, в Москве, работает в «Новой газете» Лена Дьякова. Следы остальных моих студентов как-то растворились в тумане, но кпд преподавательской деятельности и не бывает высоким.
Что я с полной ясностью ощутил в Литературном институте, где 15 лет, из них двенадцать вместе с поэтом Татьяной Бек, вел семинар (теперь он назывался бы мастер-классом) по поэзии. Это три выпуска и выпускников, должно быть, более сорока. У всех них своя жизнь, но мне радостно знать, что кто-то сохранился и в литературе: Маша Степанова, Ксения Толоконникова, Настя Строкина, Виктор Куллэ, Алексей Козлачков, Лиза Кулиева (тогда еще Ахмадулина), Женя Лесин, Сергей Арутюнов, Иван Волков, Женя Доброва, Юрий Цветков, Данил Файзов, Арсений Замостьянов. Не так уж, между прочим, и мало. И пишут они по-разному и разное, далеко не обязательно стихи, и многие наверняка не считают меня своим учителем, но я-то ведь их все равно помню и с тем же самым избирательным родством слежу за их появлениями в публичном пространстве. А о ком-то горюю — вот о рано погибшем исключительном одаренном Леониде Шевченко, посмертные публикации которого не один раз уже появлялись в «Знамени».
У нас с Татьяной Александровной Бек был замечательный семинар, где наши роли сразу же определились. Таня была отзывчивой мамочкой, у которой можно было и червонец стрельнуть до стипендии, которой можно было поверить свои сердечные тайны, а я строгим отцом, который не нежничал и которому, если что, грозили пожаловаться. Да и по делу тоже — Таня, сама прекрасный поэт, обожала разбирать стихи, помогая что-то в них подвинчивать и подкручивать, а за мною были вот именно что сведения о литературном пространстве и о правилах поведения в нём. С безвременной смертью Татьяны Александровны, увы, всё рухнуло, и я понял, что вести семинары без неё уже не смогу.
— Вы перечислили много имён, важных для современной литературы. И среди них Татьяна Бек — она дорога мне и многим, её многие помнят и благодарны ей. Но хочу спросить: если сравнивать Форум молодых писателей и Литинститут, какая из институций Вам ближе? Где чувствуете себя комфортнее в преподавательском амплуа (если, конечно, чувствуете)? В чём видите принципиальные отличия между ними?
— Форум и институт — все-таки институции очень разные и наполнение у них разное. Со студентами ты проживаешь пять лет, а с липкинцами всего неделю, так что не успеваешь толком даже и привыкнуть. Это раз. Два: в институт приходят начинающие, а на Форум приезжают уже начавшие — почувствуйте разницу.
— А кто уж начал — тот не начинающий, — совсем по Маршаку?
— Конечно. Студентам надо еще понять, своим ли делом они занялись, а липкинцы это про себя уже поняли, и не оценщик им уже нужен, а редактор и критик «со стороны», что и они знают, и самые чуткие их наставники знают тоже. Моя профессия в последние десятилетия — главный редактор, а не редактор текстов (здесь тоже почувствуйте разницу), поэтому я за 20 лет ни разу не вёл липкинские семинары «Знамени» в одиночку, всегда либо с поэтом, либо с прозаиком, и каждый из нас занимался своим — мои товарищи разборами текстов, а я попыткой рассмотреть эти тексты в общем контексте современной литературы.
— В этом году Вы тоже вели такие «сдвоенные» семинары. Форум молодых писателей, как известно, перенесён на 2021 год, — но в начале 2020-го успело пройти, например, совещание в Беларуси — ещё до эпидемиологических и военных событий, а стало быть, кажется, в прошлой жизни. А ведь Вы ещё побывали в Казани, Саратове…
— Да. За эти двадцать лет деятельность Филатов-Фонда многократно расширились. Мало больших ежегодных Форумов, так Сергей Александрович устраивает ещё и целевые школы-встречи и по родам литературы (переводчики, драматурги, детские писатели…), и по регионам (то в сибирском ЗАТО, то на Северном Кавказе, то в Молдове, то вот в Беларуси, то… наверняка я что-нибудь ещё забыл). А в последние три года очень интересным опытом стали региональные школы писательского мастерства, предшествующие большому общероссийскому Форуму. И так как Филатов всегда опирается в этой работе на журнальные редакции, то «знаменцам» довелось побывать и в Екатеринбурге, и в Саратове, и в этом вот сентябре в Казани. Не всем моим коллегам из других журналов в этом коронавирусном году так повезло: кому-то пришлось организовывать занятия по зуму, еще какими-то экзотическими способами. А мы вот все-таки с моими коллегами — Еленой Сергеевной Холмогоровой и Ольгой Юрьевной Ермолаевой — в Казань всё-таки съездили, чтобы убедиться: разговоры с глазу на глаз и атмосфера совместного келейного или, если хотите, цехового взаимодействия старших с младшими ничем не заменимы.
— Многих ли «липкинцев» удалось опубликовать в журнале «Знамя»? Назовите, пожалуйста, самые интересные имена и произведения форумчан, появившиеся на страницах Вашего журнала.
— Двадцать лет отделяют нас от первого Форума. И соответственно можно говорить уже не об одном, а о нескольких поколениях липкинцев. Вот старшие, что время от времени появляются на «знаменских» страницах, — Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Денис Гуцко, Дмитрий Новиков, Валерия Пустовая, Алиса Ганиева, Анна Золотарева, Александр Снегирёв, Елена Погорелая… боюсь сбиться в счёте, поскольку липкинцы, и не обязательно только те, что прошли сквозь «знаменские» семинары, — это, выражаясь высокопарно, едва ли не становой хребет нашей литературы. И младая поросль подпирает — нашими лауреатами в 2019-ом году стали, например, Арина Обух и Павел Селуков, а в 2020-ом Тимур Валитов. Побывал уже в лауреатах, причем не только «знаменских», и Вячеслав Ставецкий, от которого я жду многого. Заметными в прошлом сезоне оказались роман Степана Гаврилова «Опыты бесприютного неба» и повесть Эльзы Гильдиной «Малайка», на постоянной, как сейчас выражаются, основе сотрудничают с нами прозаики Булат Ханов, Георгий Панкратов, Александр Киров, Константин Куприянов, поэты Ирина Каренина, Мария Маркова, Константин Комаров, Василий Нацентов, Антон Азаренков, Борис Пейгин… Всё же прерву, хоть и трудно, перечень имён, с пониманием, что не названные в нем тоже заслужили доброе слово.
— Некоторые из тех, кого Вы перечислили, — Ганиева, Каренина, Сенчин, Куприянов, — также прошли школу Литинститута. Не так давно Вы вернулись к преподаванию в Лите — после нескольких лет отсутствия в нём. Что сподвигло Вас на это решение? Довольны ли занятиями и нынешним поколением студентов?
— Сподвигло, выражаясь высокопарно, простое и, надеюсь, естественное желание поделиться знаниями и соображениями, накопленными за пятьдесят без малого лет пребывания в литературном пространстве. Вести в одиночку мастер-класс хоть по прозе, хоть по поэзии, я почти наверняка бы не согласился. Не мое это дело, а вот читать авторский лекционный курс — это мое. Так что я уже пятый год веду у четверокурсников дисциплину, которая называется, как и университетская когда-то, «Введением в современное литературное пространство», а я ее называю совсем вызывающе — «Введение в профессию». Пробую объяснить молодым людям, среди которых есть, я надеюсь, и мои будущие коллеги, чем профессиональная литература отличается от литературной самодеятельности и можно ли прожить литературным трудом в условиях тотального кризиса литературоцентризма.
Для того, чтобы сухая теория подтверждалась цветущей практикой, во все прошлые сезоны приглашал своих товарищей, которые лучше, чем я, разбираются в той или иной теме. Так, о писательском поведении в социальных сетях студентам (и мне, конечно) рассказывал Денис Драгунский, чья проза если не порождена, то стимулирована фейсбуком. О том, как писать некоммерческую прозу, зарабатывая при этом сценарным ремеслом, говорил Алексей Слаповский. Об отличиях школ креативного письма от традиционной литературной учебы много нового мы узнали от Майи Кучерской. Про разницу между классической литературной критикой и новейшим литературным обозревательством толковали в разные годы Галина Юзефович и Константин Мильчин. Были встречи и с журнальными редакторами, и с издателями, и с координаторами заметных литературных премий, — словом, с людьми, которые мне интересны, а значит, интересны не только мне.
Треклятая пандемия всему этому мешает как может. Так что занятиями в этом году я решительно недоволен. Вернее, недоволен сам собою, потому что никак не могу приноровиться к Pruffme — платформе, на которой ведутся институтские занятия. И горжусь своими студентами — им тоже трудно, но они хорошо слушают, хорошо отвечают на вопросы и выполняют домашние задания, которых раньше не было, но которые приходится теперь делать.
— «Хорошо слушать», «хорошо отвечать» и «выполнять задания» — конечно, важно, но мало для писателя. Расскажите, о чём сейчас пишут двадцати- и тридцатилетние авторы, что их волнует? Какие изменения в этом смысле Вы наблюдаете по сравнению с предыдущими поколениями?
— Во всех поколениях авторы пишут о том, что их волнует. И во всех поколениях их волнует разное, каждого свое. Для кого-то важнее всего самооценка, кто-то дорожит признанием истинных знатоков, а кому-то важна исключительно сумма прописью. Нормально: так и раньше было. В этом смысле ничего не переменилось и, Бог даст, при нашей жизни не переменится.
— Не переменилась, судя по всему и ваша «знаменская» «принципиальная задача — в первую очередь печатать произведения, принадлежащие к ”высокой литературе”». «Мы остаёмся с теми, кто занят, говоря словами XIX века, “искусством для искусства”», — говорили Вы о политике журнала «Знамя» в одном из недавних интервью. Тут Вам наверняка возражают, что представители «высокой литературы» часто остаются не у дел и вынуждены зарабатывать чем-то ещё, а труд авторов масскульта окупается. Как объясняете своим студентам дилемму между коммерческим книгоизданием и «высокой литературой»? Как решаете этот вопрос внутри себя?
— Эта дилемма и есть одна из ключевых тем того институтского курса, который я читаю целых два семестра. Так что даже и не берусь свой ответ сформулировать сейчас в двух фразах. Отмечу лишь частность, прошедшую у Вас впроброс. Когда мы говорим о падении интереса к чтению (и соответственно к приобретению книг за собственные деньги), мы говорим об ураганном снижении тиражей не только высоколобой литературы, но и масскульта. Достойных гонораров нет ни у первых, ни у вторых, поэтому, увы или ура, но «нераскрученные» творцы детективов, фантастики, эзотерики, дамских и эротических романов так же сидят на бобах, как спесивые авангардисты. Водораздел проходит сейчас не между теми, кто создает нетленные ценности и массолитом, а между теми, кому удалось свое имя сделать брендом, и теми, кому это не удалось. Вот и пробуем мы со студентами разобраться, как и чем жить в литературе тем, чьи книги не выходят товарно значимыми тиражами.
— А как оцениваете появление новых и относительно новых (по сравнению с Форумом и Литинститутом) институций — школы писательского мастерства «Вопросов литературы» «Пишем на крыше», Creative Writing School и других?
— За курсами креативного письма слежу с живейшим интересом, расспрашиваю друзей, которые там преподают, отмечаю, что и мы в журнале уже кого-то из курсантов печатаем. Был бы талант, а где он пройдет первичную огранку, не так уж важно, тем более что и писательского самообучения, вне школ и без наставников, никто, слава Богу, не отменяет. Разница между этими курсами и Литинститутом, конечно, есть, но она скорее в различных педагогических методиках, и вряд ли уместно сейчас входить в детализацию. А про отличие всего этого от Липок я уже говорил — там еще только начинающие, пусть даже очень одаренные, а на филатовский Форум приезжают, как правило, уже начавшие, проявившие себя. Не удивительно, что многие — вот хотя бы Тимур Валитов, — пройдя курс у Майи Кучерской, считают для себя важным проверить полученные навыки ещё и на Форуме.
— Как-то Вы сказали: «…необходимо поднимать престиж чтения. У нас об этом очень много говорится. Но в реальности для этого ничего не делается. Или почти ничего. Это задача не только государства, но и общества», — говорите Вы. Благородные инициативы Сергея Александровича Филатова и его команды — серьёзный вклад в развитие престижа чтения? Достаточно ли заметны их (и ваши совместные) усилия, и что в этом направлении ещё стоило бы сделать?
— Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся и какие всходы дадут семена, которые мы пробуем посеять в неласковую нынешнюю почву. Но точно знаю, что пробовать надо, что сеять нужно, и здесь невозможно переоценить поистине героические усилия Сергея Александровича Филатова, всей его команды, к которой и мы с Вами имеет честь принадлежать.
