Подписаться на instagram #буквенного сока
Михаил Квадратов // Рюдигер Сафрански. «Гофман». Серия ЖЗЛ. Издательство «Молодая гвардия», 2005
Часть 1. Заметки о книге
О Гофмане можно было бы написать как-нибудь позагадочнее, что-нибудь такое понапридумывать, создать оммаж великому фантазеру. В рассматриваемой книге же имеет место попытка препарировать загадку. Но зато эта книга полезная.
Это больше научный труд, к нему бы список литературы, и все встанет на свои места. Рюдигер Сафрански, философ и историк философии, анализирует социально-политические условия и их воздействие на искусство. Здесь больше об истории и исторических личностях, окружавших Гофмана, а это время перелома, оккупаций и переделов. Не удержишься, посмотришь в Википедии про третий раздел Речи Посполитой и освобождение Варшавы Наполеоном. И что за страна такая была – Пруссия.
Гофман не интересовался политикой, сторонился ее, но время больших перемен на карте Европы прокатилось катком по его судьбе.
Главным призванием он считал сочинение музыки. На смертном одре улучшал партитуру оперы «Ундина», которую писал всю жизнь. Руки уже не работали, пытался диктовать и объяснять.
В служебных (юридических) делах Гофман был пунктуален. Поражал быстротой и основательностью сочинения «реляций», «постановлений» и «решений». Литературные же рукописи находились в раздерганном состоянии, в них ориентировалась только жена.
«Легкой руки требует и искусство, если хочешь преуспеть в нем. <…> Сочинению музыки Гофман придает слишком большое значение — не так, как писательству, которое остается для него чем-то второстепенным, чем он занимается играючи, легкой рукой. Поэтому-то в литературе и выпадает на его долю большой успех, какого не довелось познать ему как исполнителю и композитору».
Писательство считал подработкой, оклада часто не было, неожиданно оказывался чиновником на оккупированных территориях, приходилось переезжать из города в город. Служил и капельмейстером в театрах, но это тоже ненадежная должность.
Вообще, книга полезная, что-то из серии «Анализ психологии творчества». Ну и из связанных дисциплин, из психоанализа, например, предтечей которого, похоже, Гофман сам и был.
Но для нас-то он волшебный сказочник.
Часть 2. Художественные приложения
«Гофман писал быстро, поскольку излишне не мудрствовал. К литературе он никогда не относился так же серьезно, как к музыке, и потому здесь он был свободен от тормозящего страха совершить ошибку. Впрочем, с такой же легкостью он писал и свои великие произведения. Работа над “Котом Мурром” или “Принцессой Брамбиллой” отнимала у него ничуть не больше времени, чем какой-нибудь наспех написанный рассказ для альманаха».
«Во всем, что не касалось его служебных дел по юридической части, Гофман с трудом переносил порядок. Что касается издателей, то он устанавливал сроки сдачи работы, которые никогда не соблюдал, и брал на себя больше обязательств, чем мог исполнить. В его рукописях царил невообразимый хаос, и лишь Миша могла как-то ориентироваться в них. Своей библиотеки Гофман никогда не имел. Собирательство и накопительство были не в его характере. Даже собственные произведения у него имелись не все.
<…> Вице-президент апелляционного суда Трюцшлер в каждом годовом отчете особо отмечал “солидную” или даже “превосходную” работу юриста Гофмана. Коллеги поражались, с какой быстротой и основательностью Гофман сочинял “реляции”, “постановления” и “решения”».
«На службе Гофман умел хорошо использовать свое время. Он концентрировал свое внимание на главном, избегал показной деловитости, а во время заседаний делал наброски рассказов или даже сочинял целые готовые пассажи».
«Занятия писательством под воздействием винных паров, очевидно, развили в нем достаточную для этого силу тяги. Он – поэт, обладающий способностью одурманивать себя, так сказать, эндогенно. Прежде всего это делает его сказочным персонажем в “сказке из новых времен”. Гофман не хотел бы отказываться от вина, от аракового пунша как средства для чудесного превращения. В совершенно земных условиях Дрездена поздней осени 1813 года нужны были известные вспомогательные средства, чтобы взмахнуть крыльями».
Егор Фетисов // Сергей Суханов. «Тень Химавата». Роман. Издательство «Городец», 2020
Часть 1. Заметки о книге
Сергей Суханов – скандинавист по образованию, и, конечно, мимо него едва ли прошел нашумевший роман шведского писателя Юнаса Юнассона «Сто лет и чемодан денег в придачу». Суханов использует примерно ту же схему: путешествие героя, с которым происходят совершенно фантастические вещи. Современный приключенческий роман, построенный на архетипе дороги. Надо отдать должное Сергею Суханову: его текст намного сильнее и интереснее шведского романа и уступает ему в одном – в чувстве юмора. Хотя искушенный читатель найдет над чем посмеяться, поскольку Суханов строит свое повествование как чистую пародию на голливудский экшн. Тут вам и ожившие мертвецы, и погони, и казни, и спасенные в последнюю секунду девушки. Но пародирует Суханов с непроницаемым лицом, и кто-то, возможно, примет все за чистую монету. Колышки по периметру контекста, в котором находится роман Суханова, это романы Умберто Эко, «Саламбо» Гюстава Флобера и «Автобиография Иисуса Христа» Олега Зоберна. С «Саламбо» «Тень Химавата» роднят прекрасные, подробные описания реалий древней Индии, с Эко – сплав фикшн и нон-фикшн, с Зоберном – свободное обращение с биографией Иисуса, который у Суханова путешествует по Индии в поисках Ковчега Завета, попадая в различные передряги (в одной из глав капалики, охотники за головами, едва не разрезают его живым на куски). В романе немало интересных теолого-философских мыслей (например, узнав историю Ямы, судьи в мире мертвых, Иешуа задумывается об идее самопожертвования ради бессмертия других), исторических реалий и бытовых деталей. Хотите узнать все о ядах и противоядиях того времени – пожалуйста, несколько страниц, приправы и рецепты – есть, страница 50 и далее, желаете подробности про обмундирование и оружие воинов – найдете. Правда, психологическому миру героев не хватает объемности, герои остаются голливудскими. Это не минус, это один из принципов, на которых строится повествование. Любителям Тургенева «Тень Химавата» не понравится.
Часть 2. Художественные приложения
«На большом каменном столе были разложены связки сухих трав, высились горки сморщенных серых кореньев, стояли горшки с жидкостями, миски, наполненные измельченными насекомыми, стружками и вонючими шариками.
Он зачерпнул глиняной ложкой немного порошка, после чего осторожно ссыпал его на деревянную доску.
— Вот, например, калакута. В этот яд входят кожа пестрой лягушки, человеческие испражнения, внутренности куропатки, трава куштха. Она растет высоко в горах…
Бросив в ступку несколько засушенных бутонов в виде удлиненной коробочки с фиолетовым хохолком из тонких волокон, Гатаспа тщательно растер их пестиком.
— …еще толченые насекомые-некрофаги, такие как стоножка и трупные черви, яд скорпиона, отвар из корней растения ашвагандха, молотый чеснок, смесь порошка из дровяной ящерицы и геккона, вонючие черви криканака, а также сок болотного ореха… Можно подмешать яд в еду или незаметно подбросить в костер. Но нужно сразу уходить, иначе самого зацепит.
Перечисляя вещества, он по очереди добавил каждое из них в ступку, перемешал смесь, а затем вывел учеников из чайтьи на веранду.
— Отойдите на два лука.
Ссыпав смесь в углубление на камне, пашупат вытряс из медного таза мышиный выводок. Поджег порошок и мгновенно закрыл камень тазом. Через пару секунд поднял таз, прижимая к лицу мокрую тряпку.
Мыши лежали без движения со скрюченными лапками. Обернувшись, Гатаспа многозначительно посмотрел на учеников.
<…>
Он подробно объяснил свойства отравы на основе сухожилий хамелеона, кожи крайта, чешуи самок карпа, помета голубей, галок, лягушек, свиней и тигров с добавлением медного купороса, горного жасмина, марены.
Иешуа и Аполлоний поражались обилию всевозможных средств, которые кажутся безобидными в повседневной жизни, но в составе различных смесей превращаются в смертельную отраву».
Михаил Квадратов // Сергей Солоух. «Рассказы о животных». Роман. Издательство «Время», 2016
Часть 1. Заметки о книге
Наверное, кроме пары «дух – материя» нет абсолютных противоположностей, ну, может, еще «жизнь – смерть», но это совсем человеческое. Чтобы текст был устойчив и равновесен, в нем должны быть диалектические пары. В романе «Рассказы о животных» такие противовесы устроены должным образом, написан он мастерски. Наверное, сделано смело, в аннотации пишут, что книга вызывающе неполиткорректна. Хотя вряд ли, и противопоставление, скажем, «немцы – ненемцы» частично искусственное.
Кто-то считает, что Мировая душа София разлетелась на искры, каждая искра теперь и есть душа отдельного человека. Но людей на земле все больше, искр не хватает. Главному герою повезло, ему досталась «бабочка с огненными быстрыми крыльями», и он ее не выпускает. У жены тоже была такая искра, но угасла со временем. У дочери с бабочкой уже сложно, похоже, что и у большинства из ее поколения. А есть еще те, у кого бабочки нет в принципе. Это животные, прячущиеся за тонированными окнами массивных авто, несущие смерть окружающим.
Главный герой – книжник, ученый, увалень, жена подарила ему счастье, движение вверх, воспоминаниями о котором он теперь только и живет. И есть движение в противоположном направлении, ненавистное, захватившее его в мутный период жизни страны. Науки нет, теперь он разъездной менеджер, дни и ночи проводит за рулем автомобиля, которого раньше просто побаивался. И в автомобилях он специалист – человеку научных наклонностей нужно что-то анализировать и классифицировать, чтобы не сойти с ума. Пусть даже это стандартные продукты автопрома. В книге ярко описываются аварии, как результат внезапной, но закономерной остановки такого движения. И опять роман опирается на противопоставление – движения, которое вызвано любовью и жизнью, и движения, связанного с несвободой и смертью.
Часть 2. Художественные приложения
«С какого момента, с какой минуты все дни его жизни стали одинаковыми, неизменными, как номерные знаки начальственных автомобилей? Игорь помнил еще те времена, когда эти комбинации из виселиц и чисел – Т-три циферки-ТТ – висели на хорошо уже походивших восьмидесятых “ленд крузерах”, а ныне это все больше новенькие сотые, “лексусы LX”, “RX” и черные, похожие на бронированных жуков-навозников “шкоды октавия”. Но то же заиканье, та же заевшая пластинка, ТэТэ, Тэ-Тэ, ТэТэ. А у всякой приближенной, но беспогонной шелупони, в ответ икота ООО, О-три циферки-ОО плюс номер региона. Яйцекладущие. Меняются год выпуска, цвет кузова, модель, а плашки, черное на белом, неизменны. Зимой и летом, весной и осенью. Тир, стрельбище, пистолетное ТТ и бесконечные круги мишеней ОО-ОО.
Когда все это стало символом безысходности, беспросветности? Неумолимости обстоятельств? Несгибаемости линий судьбы? В момент, когда он перестал надеяться, что это временно? Отпустит рано или поздно. <…> И вновь к нему вернется спокойное достоинство доцента, кандидата технических наук. Человека, у которого дома есть книги. С закладками в виде открыток, фотокарточек, обрывков газетной полосы, салфеток, ножниц, ручек и карандашей. Меняющихся, чередующихся, вдруг уходящих и внезапно возвращающихся слов и формул, которые питают светящиеся куколки, рождающие огненные мотыльки. То самое, что превращает больших и неуклюжих Валенков, людей на вид ни рыба ни мясо, в волшебников, творящих чудеса, лишь только разреши им говорить. Читать, показывать и объяснять.
Наверное, конечно, все это немота. Осознание ее неразрешимости и вечности свело в конце концов всю жизнь к простому чередованию двух самых незатейливых геометрически, элементарных букв русского алфавита. ОО-ТТ. ТТ-ОО. Все ясно. Все понятно. Но почему и что мешает раз и навсегда смириться с этим? Согласиться?
Ответа нет…»
