Галина Ицкович продолжает рассказ о своих приключениях “в краю озер и вулканов”.
Часть вторая (Читать часть первую)
***
Только в самолете я наконец как следует разглядываю впопыхах купленную маску. Тонкие белые линии разделяют “лицо” на причудливые треугольники. Линии и точки, карта звездопада. Да вот же глазницы, есть! – но они такие маленькие, непрорезавшиеся, что ли. Это детская маска. Ну и правильно, что купила детскую, места жалко. Правила в чартерных самолетах нынче драконовские, кара за перевес ждет немилосердная.
Трое суток без политики в краю озёр и вулканов
Вулкан Озорно. Озорник играет в прятки
Я дремлю в самолете, и мне снятся воинственно наступающие белые петухи с плешивыми лицами, которых надо упаковать в ручную кладь, а они, естественно, сопротивляются. Чушь какая.
Сквозь петушиный бред рифмуются глупости:
Мы явились в край озерный,
Но не вышел к нам Озорно.
Озорно – это вулкан, между прочим.
Это право, не зазорно
Не взобраться на Озорно.
Потому что мы не катаемся на лыжах, а есть ли там пешие тропки?
Приземлились в Пуэрто-Монтте и сразу поехали в Порто-Варес.
Пусть не хвастун и не позер, но
Пускает дым в глаза Озорно.
Ничего он, конечно, в глаза не пускает – и потому, что уже лет сто пятьдесят, как не было извержений, и потому, что он к нам действительно не вышел навстречу, а наоборот, затянулся плотными тучами, как только мы въехали в город. Такое я уже проходила много лет назад на экскурсии к Фудзияме: “Посмотрите прямо, перед вами должна была быть Фудзияма” (тьфу ты, пристали рифмы!). А вместо Фудзиямы стоит стена густого тумана, и переживающий эту неудачку старательный гид раздаёт открытки с видом, НЕ открывшимся перед нами.
В Чили с открыточками за туристом не бегают. Не сложилось сейчас? – Что ж, сложится в следующий ваш приезд. Поэтому мы решаем на “завтра” не надеяться, а подобраться поближе и потрогать невидимый вулкан немедленно. Ничего необычного в этом скромном желании нет: вулкан вполне досягаем, он вообще-то в свободное от извержений время прекрасно служит горнолыжникам. Сейчас не сезон, снег только на шапке – значит, карабкаемся до полдороги в маленьком автобусе, а там можно залезть ещё повыше, к основанию верхней части, где собственно снежная шапка.
Итак, как вихрь ворвавшись в Пуэрто-Варес (Порто-Варес) и второпях закинув вещи в стильный отель всего в двух кварталах до деревянного “даунтауна”, мы хватаем в турагентстве экскурсию. Едва глядим по сторонам от спешки, а зря: городок, кажется, премилый, в башенках и шпилях. Успеваем заглотить вкуснейшую, но, к сожалению, непосильную порцию патагонского клыкача в ароматных травках, зажаренного на расположенной непосредственно за нашим столиком жаровне так, что весь процесс виден, и добежать до турагентства к самому отправлению мини-автобуса. Наш гид уже ждет.
Хотела бы я определить для себя, как выглядит чилиец, коренной чилено. Смуглый и коренастый? Светлокожий и широкоплечий? Но тут возникает масса философских дилемм: считать ли чилийцами индейцев? считать ли чилийцами потомков мадьяр, хорватов, французов, и, конечно же, испанцев? А как насчет немцев?
Наверное, стоит рассматривать чилийцев так же, как и североамериканцев: отдельно гражданство, отдельно этническое происхождение. Но, в отличие от “плавильного котла” Соединенных Штатов, здесь границы заселения изначально были очень четкими, и в результате в каждом регионе доминирует своя этническая группа. Так из Патагонии хорватской мы перелетели в Патагонию немецкую. Достаточно посмотреть на лица и гида и шофера. В 1853 году первые немецкие поселенцы прибыли на берега озера Янкиуэй и основали Порто-Варес, пользуясь привезенными из дома инструментами, руководствуясь привычными технологиями, логикой, обычаями. И получилась вылитая Германия, совсем как дома. Разве что в Германии из окна не увидишь этакую колоду вулканов.
Для более агрессивного и предприимчивого колонизатора не было здесь ничего привлекательного: ни порта, ни золота. Только невозделанная земля, ну и, может, нетронутыe пастбища. А вот трудолюбивым богобоязненным католикам, беднякам из Германии, этот ломоть страны пришёлся в самый раз. Интересные здесь немцы. Немцы минус двадцатый век. Немцы без немецкой философии или искусства, но с немецкой тщательностью и порядочностью.
Спрашиваю у гида:
– Вы кто по происхождению?
– Наполовину немец, наполовину чилено… Сложно объяснить, в маме текло много кровей.
– А что в Германии, осталась семья? Были там когда-то?
Он (неохотно):
– У покойной бабушки где-то хранился адрес тётки её отца, из той части семьи, что никуда не поехала. Но что у нас могло сохраниться общего? Зачем нам их искать?
И впрямь – ни к чему. Те немцы, кому это родство было позарез необходимо, сами нашли своих чилийских родственников.
Он энтузиаст-натуралист, с интересом разглядывает фотографии трав и ягод, сделанные мной на юге, и называет по именам черничноглазую ягоду калафате, и пьяную ягоду макуи, и угни, похожую на микроскопические красные яблочки. А потом взахлёб рассказывает о своём богатствe: о деревьях и травах парка Розалес. Вот, например, дерево алерсе, Fitzroy copercyprres, на юге не растёт, а оно – особенное. Алерсе, естественно, под угрозой исчезновения. Второе в мире по продолжительности жизни среди живущих ныне деревьев (старейшему примерно 3600 лет) – и больше нигде не растёт. На территории Аргентины, совсем рядом, практически, находится большой, почти нетронутый парк, где этих деревьев тьма, но и чилийская Патагония может похвастаться: вот они! Их ещё называют патагонские кипарисы. Крыши и стены, мебель и поделки – это красное дерево невероятной прочности служило колонистам всем-всем-всем. В двадцатом веке вид почти добили, всего сорок лет назад спохватились. Говорила же вам, что мы – зло!
Медоносное дерево ульмо – ещё одна местная достопримечательность. Зацветёт ульмо только через месяц, поэтому ни снежные его цветы не увидим, ни целебный мёд не попробуем. Ну и ладно: прекрасное озеро выглядывает из-за спутанной гривастой листвы и манит нас вперёд, вперёд, некогда останавливаться и сожалеть о неувиденном. Всё здесь щедрое, сочное, яркое. Жаль, что Озорно не расстаётся с присущей вулканам вуалью облаков. Но вот после очередного излома дороги показывается на горизонте ещё один вулкан, Кальбуко, и уж этот-то виден во всей красе. Правда, он не классический конический красавец, шапка его сдвинута набок, зато он извергался совсем недавно, пять лет назад. Извержение длилось с шести вечера до раннего утра следующего дня, а откапывались потом из-под пепла полтора месяца: все дороги были засыпаны, a коммуникации погребены, можно сказать, заживо.
Домик овчара, собачья будка – везде у входа люпины. И, конечно же, встречи с фауной происходят не там, где обещано и где табличка соответствующая установлена, а в неположенных местах: на заправку выходит роскошная лиса, разглядывает приезжих, прикидывает, чем тут можно поживиться. Попозировав для моего снимка, поворачивается и с достоинством уходит лугом.
В автобусе нас немного: чилийская семья отпускников с огромной сумкой еды в багажнике, на каждой остановке они достают очередную порцию для папи, дедушки; молодые супруги из Германии; ещё несколько пар постарше. Добравшись до нижней станции подъёмника, автобус останавливается, желающие получают карту местности на коричневом листке, и вперёд, если есть охота. Выхожу и понимаю, что фирменный патагонский ветер усилился раза в четыре. Впрочем, есть кафетерия: можно посидеть и полюбоваться видом оттуда. Их кюхен – это что-то сказочное.
Два младших поколения большого семейства, немцы и мы направляемся вверх по склону, остальные растворяются. Мы проходим совсем немного, и открывается рыжий блестящий холм. Золото дураков, пустая порода. Вот только весь он пористый, словно только что выплюнутый вулканом. Мы двое незаметно для себя оказались замыкающими. Очень тяжело идти вверх по склону, когда ураганный ветер пытается сбросить тебя, как надоевшего муравьишку. Мой капюшон превращается в парашют, но без него уши просто отваливаются. Пока борюсь с капюшоном, остальные уходят вперёд. Стараясь следовать за супругами, понимаю, что мой собственный безнадёжно отстал. Останавливаюсь подождать, с лёгким отчаянием следя за исчезающими за невысокой грядой спинами. Понимаю, что я тут совершенно одна, что тропа уходит невесть куда, что сколько времени нужно на возврат, рассчитать теперь сложно, что ветер настолько озверел, что, того гляди, сбросит меня с неудобнoй гряды, а тропа обратно, по которой, очевидно, уже спускается муж… тропа обратно – это вообще не мой вариант. Снова трогаюсь с места.
Некоторое время я борюсь с ветром и уклоном, стараясь не поддаваться соблазну припустить во всю мочь, а не то собьёшь дыхание. И тут впереди показывается чёрная лыжная шапка немца, а потом и вся его фигура. Он не двигается. Становится по крайней мере ясно, где тропа. Я почти не сбилась, вот же. Ещё несколько минут, и я дохожу до немца. Он делает шаг в сторону, пропуская меня вперёд. Через мгновение оборачиваюсь – он идёт следом. Он ждал меня! Жену его я догоняю уже на вершине. Она тоже стоит без движения, то ли любуясь видом, то ли ненавязчиво дожидаясь отставшего мужа, ну и меня заодно. Пользуясь предлогом замедлиться, благодарю их обоих за нежданную солидарность. Не отвечая на слова благодарности, мультяшно-одинаковым жестом оба они указывают на отутюженный лыжниками спуск. Ну да, здесь уже не заблудиться. Просто держаться подъёмника.
Я наконец оборачиваюсь и смотрю на озера и леса далеко внизу, на золотую подсветку быстро скатывающегося под ноги, за рыжий, сверкающий пустой породой, “золотом для дураков”, дальний холм, солнца; на оставшуюся далеко внизу одну-единственную дорогу –ту самую, по которой мы приехали… Ни тумана тебе, ни морока, всё расчерчено кропотливым чертёжником на “отлично”. Поворачиваюсь в другую сторону, в направлении застывшей на тропе человеческой фигуры, – и снежная вершина Озорно вспыхивает во всей красе. Вот он, прекрасный, совершенный вулкан. Что ж ты прятался-то, милый?
Ещё через полчаса, спустившись к автобусу по другому склону, хоть и пустынному в этот час, но более стертому и обжитому лыжниками и экскаваторами, я успеваю-таки ухватить яблочную, в нежнейшем тесте гору кюхена и согреть руки об огромную чашку венского кофе по-патагонски.
Озеро Лос Сантос/Эсмеральда. Плывут пароходы – привет, синьор Ротт!
Наш отель легко узнать по зарослям папоротника и гортензий перед входом. На соседнем холме – лютеранская церковь, это уж совсем незабываемая примета. И, хотя день здесь не такой бесконечный, как в Порто-Наталес, всё равно в полвосьмого вечера светло, и снегá Озорно сияют прямо в окно. С сожалением оторвавшись от вида, мы бежим обследовать город. А город вполне оживлённый. Направо пойдешь – “Немецкий клуб”, налево – Colegió Alemán, школа, расписанная в цвета двух флагов, Чили и Германии. А прямо – “Немецкое акционерное общество”. И хочется не чилийского писко с каким-нибудь королевским крабом, а немецких сосисок с пивом. Нагуляв аппетит, давясь ассоциативно вырабатываемой слюной, отправляемся в ресторанчик – нет, скорее, кафешку вроде наших дайнеров – “Хаусманн”, с готической вязью на вывеске. В меню гуляш и сосиски с квашеной капустой-sauerkraut, слегка прижаренный шпатцль. И пиво, местное немецкое пиво Kunstmann!
Ну, скажем, шпатцль я едала и повкуснее, и капусту заквасить можно посочней. Но зато официант, он же хозяин, голубоглазый брюнет — потомственный портоварский немец. Задаю ему обязательные вопросы о семье, о самоидентификации, о немецких корнях. Такое впечатление, что они не играют в немцев, они действительно немцы, и гордятся – не расовой чистотой, ни в коем случае! – тем, что сохранили память и корни.
Из Порто-Вареса вдоль берегов Янкиуеэй – мимо школы под двумя флагами – мимо Кальбуко с перебитым носом – мимо снова схоронившегося за облаками Озорно – мимо озера Тодос-Лос-Сантос (“Всех Святых”), то есть через парк Розалеса… “Мы здесь уже были!”
А вот и не были: водопад Петроуэй действительно связан с озером, он питает его своими водами. Но как оказалось здесь, в парке, Петроуэй могуч и стихиен и потому прекрасней, чем само озеро, слишком уж лазурное и умиротворяющее. За официальным входом густой лес и тропочка, ведущая к гигантским валунам, о которые и спотыкается бушующий поток. Вода балансирует на краю базальтовых бассейнов (кто сказал, что Озорно oбессилен годами бездействия?!) и, в конце концов не выдержав этого напряжения, обрушивается вниз. Полюбовавшись водопадом, мы подъезжаем к озеру и садимся на паром. Два часа по фьордам, когда по борту позируют то Озорно с Кальбуко, то Озорно с далеким Пунтагадо, то Пунтагадо с Тронадором, а то и все четыре имеющиеся в наличии вулкана в единой рамке видоискателя.
Потемкинская деревня Peulla
Мы едем в Пеуллу, деревушку размером с монету на границе между Чили и Аргентиной. Далеко не все пассажиры парома вернутся вместе с нами; как минимум половина заночует в Пеулле перед отправлением дальше, в Аргентину. Дорога, тянущаяся через чилийско-аргентинскую границу, проходит через три озера и четыре раза меняет направление и название. Из Порто-Вареса в Барилоче, или в другую сторону, из Барилоче в Порто-Варес – этот переход открыл в свое время некий Рикардо Ротт, потом передал дельце сыну. Швейцарец Ротт сам впервые пересек Анды по этому маршруту в 1913 году. Что вело его – через горные перевалы, потом на лодке, потом пешком? Всего-то шерсть, всего-то соображения прибыли, усохшей в результате … правильно, детки, вы уже запомнили… торжественного открытия Панамского канала. Историческая встреча с аргентинцем Франциско Морено, известного под кличкой Перито, открыла ему товар понадежней шерсти: адреналин для туристов. Вот адреналином-то и стал торговать синьор Ротт со товарищи. Старик Ротт, кажется, похоронен там же, а сын до сих пор правит своим маленьким царством среди озера. … Роттам принадлежит один из многочисленных островков. Проплывающие мимо приветствуют остров и Ротта корабельным гудком.
Зелёные воды озера Эсмеральда расступаются перед нашим паромом, до отказа заполненным людом: честное слово, впервые за все время в Чили видим действительно наполненное, битком набитое помещение! Среди озера паром останавливается, мотор затихает. Любуемся водопадом? Оказывается, наряду с туристами паромом пользуются местные, ездившие в город по делам. Шурша куртками, они собираются по правому борту, высматривая свою лодку, как дети, за которыми не идут забирать из садика. Лодчонка пришвартовывается, народ “выходит”. Коротконогие коренастые мужчины и женщины с неожиданной ловкостью слезают по хлипкому веревочному трапу. Еще немного, и они дома. Другого пути, как через озеро, нет. Водопад маскирует от нас домашнюю сцену прибытия.
Привези мне, тятенька, из города цветочек….
Вспомнилась давно подсмотренная сценка в совсем другом конце света, в Венеции, когда мы наблюдали, как буднично одетый человек с батоном под мышкой прыг-прыгал с гондолы на гондолу, добираясь до полузатопленного входа в свой дом. На воде живы поиском счастливых возможностей, радостью удобного случая.
Пеулла – это деревушка, в которой живет 120 человек, в основном обслуга двух отелей, “исторического” и новенького. Здесь свой медпункт, своя школа на пять учеников, грядки, конюшня, лодчонки и все, что может понадобиться туристам. Все такое чистенькое, экологично-наманикюренное, овечки-отличницы чуть не припудрены, козы аккуратны, как соседствующие с ними грядки. В то же время бегает старинная, еще времен Ротта-папы, тележка для перевозки туристов. Милое такое сочетание природы и комфорта, старины и модерна. Желающих прокатиться на лошадке и “ощутить себя первопроходцами, путешествовавшими по этой земле четыреста лет назад” (о, романтизм туристических брошюр!) совсем немного, человек шесть. Конюх приветствует нас, подбирает лошадь каждому по способностям. Неожиданно оказывается, что наш скромный опыт верховой езды делает нас чуть не профессионалами в этой группе. Лошадей немного, поэтому мне и мужу достаются самые сложные, “с характером”.
Стараясь не горбиться и выглядеть импозантно, трогаюсь.
Конюх подъезжает сбоку:
– Спину, спину держи!
– Давно Вы тут работаете?
– Я тут живу, – отвечает он со значением.
– Всю жизнь?! Не-ет…
Глаза его смеются, но сам серьезный, прямо-таки суровый:
– Какая разница, где человек родился? Главное, где человеку хорошо. Мне здесь хорошо.
– Скажите честно, все это – деревня, животноводство, грядки – исключительно для туристов?
Он молча подмигивает, по-прежнему не улыбаясь и, отвeдя веселые глаза, делает вид, что проверяет мои подпруги.
Но медовые луга и пахучий лес Пеуллы начинают брать свое, и кажется, что вот так бы и ехала шагом часами, неделями, и мерещится, что я действительно плетусь за теми первопроходцами, которые путешествовали из любви к искусству, что я – одна из них… Лошадка не прощает мою мечтательную расслабленность и жадно вгрызается в луг. В результате от конной прогулки не осталось ни одной порядочной фотографии, поскольку абсолютно на всех морда моей лошади скрыта за лихорадочно пожираемыми ею разноцветными охапками луговых цветов. Прощаемся с обитателями экодеревни: и с добродушной официанткой, подававшей безразмерный “комплексный” обед с множественными переменами блюд, и с мрачным красавцем конюхом, с лошадкой, для которой я была лишь способом передвижения поближе к вожделенным букетам (поскольку имя ее я забыла, так и хочется переименовать ее в Эсмеральду, в честь озера и немножко в честь литературной козочки Эсмеральды). А потом мы плывем обратно, и веер фьордов раскрывается в обратном порядке, и вулканы выстраиваются по другому борту, и мир этот настолько совершенен, что кажется, плыть можно вечно.
До чего надоело одеваться “слоями”! – но ничего не поделаешь, патагонская погода щедра на резкие перепады. В основном, конечно же, на резкое похолодание. Температура ранним утром отличается от дневной, как нью-йоркский декабрь от сентября. Индейские перчаточки не раз пригодились. Также нелишними оказались шапка, шарф и тёплые носки. И кажется, я готова начать вязать ещё одну пару, благо шерсть различного качества, от нежной как щечка младенца альпаки до кусачей ламы, лежит чуть не в каждой витрине. После возвращения из Пеуллы обязательно выйдем на вечерний променад перед ужином, тогда и купим вязальные принадлежности.
Въехали мы в город в щедрых предзакатных лучах, но пока принимали душ и переодевались, солнце скрылось за одной-единственной омрачающей небосвод тучкой. Спустились со второго этажа, и нá тебе – дождь! А нам, между прочим, грозили сезоном дождей… И если дождь продлится до завтра, то плакала наша поездка на остров Чилое. Вернулись за плащом, такой желтый негнущийся, безразмерный плащ, в котором хорошо в поход. Но здесь, в этом милом, готически церемонном городке, я кажусь безумицей из желтого дома. Хотя… вот еще одна внеконтекстная безумица – птица (позже оказавшаяся патагонским сапсаном), сидящая на крыше Немецкого Aкционерного Oбщества. Да, мы в центре города, но город здесь – это условность, слабая защита от огромного, дышащего холодом нетронутого мира, существующего вне наших потуг колонизации. Сапсан, потоптавшись на карнизе, тяжело взлетает, слегка просев на взлете и на секунду опустившись чуть не до первого этажа. Дождь внезапно останавливается, и можно продолжать прогулку по дощатому тротуару. Направо пойдешь – упрешься в озеро, налево пойдешь — увидишь дальние горы и снежные вершины, чьих имен мы не узнаем, не успеем просто.
Я вдруг понимаю, что совсем позабыла о событиях последних месяцев. Очень просто – в Порто-Варесе о политике не говорят, камнями не швыряются, граффити ни на что не мажут. Здесь все благополучны и размеренны, довольны жизнью. Туристов по-прежнему немного, а кафе вдоль берега озера переполнены. Местными. На крытой площади по вечерам проходит фестиваль народного танца, a дети и взрослые в великолепных костюмах, готовясь к выходу на сцену, волнуются в специально отведенных для этого местах.
Чилое, “место чаек”
Снова в окне автобуса мелькают в знакомом порядке озеро Янкиуеэй слева – чилийско-немецкая школа справа – Кальбуко – Озорно. Мы выезжаем на новую, не изведанную прежде дорогу по направлению к океану: из Порто-Вареса до переправы на остров Чилое ехать 100 км. Автобус подъезжает к самому краю причала, выходите, внимательно глядя под ноги, и не разбегайтесь: как только пришвартуется паром, всех свистать наверх в автобус, въезжаем прямо с пассажирами.
Сегодняшний экскурсовод – наш позавчерашний знакомец, знаток трав и растений.
Нарядно-красный паром оказывается совсем маленький: как только автобус уместился на нижней палубе!.. Волны захлестывают каждого выходящего из автобуса, поэтому вскоре все забиваются в крохотную кафешку вроде кают-компании и там уж дожидаются прибытия, стараясь игнорировать легкие приступы морской болезни.
Полчаса качки, и мы ступаем на землю Чилое. Чилое, “место чаек”, – второй по величине остров из принадлежащих Чили. На острове сконцентрировано индейское население, Мапуту.
Кукао – деревенька сразу за переправой. Автобус останавливается на главной площади. Полквартала вперёд, и мы входим в милейшую деревянную церковь с неповторимым, ни на что не похожим запахом старой лодки; полквартала назад, и мы уже на берегу. Здесь кучкуются лебеди в чёрных шарфиках и тапочках. Маленькие какие! А потому, что они родились всего месяц назад. Такое время года. Лебеди и диковинной раскраски моллюски, черный песок, хранилище, похожее на церковь, а потому что над ним крест, и церковь, похожая на корабль. Как это Вы правильно подметили! – знаменитые церкви острова Чилое строили корабелы, не обессудьте, если что не вышло.
Всех достопримечательностей (кроме охраняемой ЮНЕСКО беленькой деревянной церкви с ярко-голубой крышей) – пушка неизвестного происхождения, со всех сторон огороженный саженец алерсе и рынок народных промыслов на противоположной стороне площади-парка. Рынок состоит из одного прилавка, рано ещё. Женщины со школьными косичками смотрят просительно, но ничто, абсолютно ничто не вызывает ни малейшего интереса: дешёвая галантерея, бросовые сувениры, каких везде полно. Настенный календарь, что ли, купить?
Желая помочь экономике Кукао, я проворачиваюсь вокруг собственной оси и вижу ещё одну женщину, решившую подойти со своим товаром поближе к автобусу. Она продаёт лопоухие куски зажаренного теста в сахарной пудре.
– Это что?
– Сопаипийяс.
Ответ непонятен, но что ж делать. Старался человек, стоял над кипящим маслом, вон, у неё целая корзина этих скрюченных уродцев. Протянув бумажку в пять песо, получаю сразу три штуки.
– Мне не нужно так много, – но она настаивает, цена есть цена.
Я предлагаю третий сопаипийя нашему гиду, он вежливо отказывается:
– К ним бы кофе… и вообще я уже позавтракал.
Но моя рекламная кампания не прошла даром, и к продавщице выстраивается целая очередь. Пока попутчики материально помогают трудолюбивой жительнице Кукао, мы возвращаемся в похожую на ожидающее на рейде судно церковь, где уже началась служба и зазвучал неизвестно где уместившийся орган. Я вглядываюсь в скуластые лица святых, ища в них черты мапуту… Но – повинуясь гудку, бежим назад в автобус. Надо спешить, впереди – деревня Далькауэй.
Далькауэй— место, где оставляли лодки, “далько”. Лодки и сейчас выстроились вдоль берега в длиннейшую кавалькаду, как лошади у южных ворот Централ-Парка, разве что ленивых возниц не видно. Деловитые мастера, оснащающие и конопатящие лодки, продавцы поделок и самых разнообразных, нужных в хозяйстве вещей из шерсти, дерева и кожи, трепещущая рыба, холодные недвижные моллюски разнообразнейших форм – так выглядит эта набережная. Ещё прибавьте всякие вкусности, которые можно купить и съесть прямо тут, обжигаясь и пачкаясь, и вы представите себе Далькауэй.
Мы уже нагрузились плетёными-вязаными покупками, насытились удивительными видами и живописными вязальщицами и прядильщицами и, отворачиваясь от соблазнов улицы (вспомнилось, как в детстве мама не разрешала покупать “заразное” из огромного алюминиевого чана уличной торговки, а хотелось всегда именно этого), отыскали ресторан, в котором нам велено собраться на обед. Обед входит в стоимость экскурсии, а значит, выбора не будет… Хотя пора бы запомнить, что чилийцам незнакома концепция “типового комплексного” обеда pre-fixe, и обычно можно выбирать из меню. Вам полагается одна закуска, один суп, одно главное блюдо, один десерт, один бокал вина, одна рюмка писко… ничего себе “комплексный обед”! Стоит ли мешать писко с вином среди дня, среди экскурсии?.. Муж уверен в своих силах, и я тоже решаюсь на сочетание вина и писко.
Что бы съесть? Я наслышана о местном блюде курантo, не попробовать ли его? Куранто –это приготовленное совместно, обильное, чтобы хватило на всю деревню, блюдо. Запекают рыбу, морепродукты или мясо в специально отведённой для этого яме, заправляют общественным, на коммунальном поле выращенным картофелем. Когда приходит время собирать урожай, крестьяне расплачиваются друг с другом обедом на всех. Приходит священник освятить пахучее густое варево, и только после его благословения можно начинать есть. Пожалуй, не стоит заказывать его сейчас, куранто хорош для большой компании, для отдельного, посвящённого ему, дня.
А вот пастель дель чокло мы ели уже не раз, и пастель – это не мелок для рисования, а пюре. Пюре из кукурузы – что может быть вкуснее? Ответ: пастель де хайбе (chupo de jaibe), крабовая кассероль в керамическом казанке, практически пюре из краба с картофелем, горячее, щедро заправленное тягучим сыром и нежнейшими, жирнейшими сливками. Муж решает съесть порцию местного лосося. Мы радостно поднимаем бокалы вкуснейшего вина, смотрим через бокал как через калейдоскоп, на море и рыбаков, на прибрежный песок, на чаек и альбатросов за окном (только теперь понимаю, как тяжким было наказание древнего морехода Кольриджa, таскавшего на шее эту громадину), а потом чокаемся писко. Дальнейшее в тумане. Мы смеёмся неостановимым марихуанным смехом, вращаем “от себя” сопротивляющуюся землю, с трудом различая лица друг друга в расплывчатом многоцветье, в общем, познаем экспресс-радости сильного алкогольного опьянения. Через полчаса всё это неожиданно и бесследно проходит, мы чинно садимся в автобус (каким чудом мы его отыскали и, главное, довращали землю, то есть дошли, до него?!) и всю оставшуюся до Кастро дорогу пытаемся составить связную историю наших отношений с писко.
Автобус тормозит в чистом, по моему разумению, поле перед церковью. Это деревня Некрон, не примечательная ничем, кроме означенной церкви. Настоящий город – это Кастро, вот увидите. A почему называется Кастро? По принципу “почему бы и нет?”. У основателя был хороший друг по фамилии Кастро… 22,000 км – это длина Панамериканского хайвея. A Кастро находится в восьмидесяти километрах от конца этой самой длинной в мире дороги. Я бывала недалеко от другого конца – того, что на Аляске. Здесь выращивают лососей. Такой детский сад – годовалых рыбешек отлавливают из пресноводной и перевозят в солёную воду, и они ещё год дозревают. Лосось производится в невероятных количествах, а потому в местной диете он выполняет функцию хлеба в русской деревне. Даже местная пицца запекается не на тесте, а на филе лосося! Паэлья мариско здесь готовится без риса. Всё, что дает море, полезно и дёшево, доступно, как морской воздух.
А еще в Кастро вдоль реки Гамбоа расположены знаменитые свайные дома-палафито. Ну да, как в Венесуэле. Знаете, кстати, что Венесуэла – это в переводе “маленькая Венеция”? Вот то-то. Дома на сваях готовы к приливу, но сейчас отлив, и тонкие их ножки оголены. Они длинноногие, как фламинго, и, как фламинго же, ярко-нескучные, но не розовые, а разноцветные, карамельные.
Мы как-то удивительно быстро проскакиваем остров в обратном направлении и грузимся на паром. Но в этот раз, поскольку погода исправилась совершенно и день оказался ясным и тихим, нас ожидает ещё один сюрприз. Точнее, их, сюрпризов то есть, целая семья. Они выпрыгивают из воды совсем близко, виден спинной плавник… Дельфины?! – Разве что не зависают в воздухе, никогда такого не видела! Только через некоторое время я соображаю, что это косатки, киты. А когда мы проплыли мимо выводка гумбольдтовских пингвинов, вообще не соображу – но нахожу их вечером в своих фотографиях. Вот что делает писко с наивным путешественником!
На следующее утро мы ссоримся из-за пустяка. Устали друг от друга, такое бывает. Почему-то начинает казаться, что остальное путешествие будет ни к чему, утомительным, лишним. Вот бы остаться в Порто-Варесе до конца поездки! Нехорошие предчувствия начинают наполнять воздух между нами, хотя – с чего бы это? Впереди у нас Вальпараисо и Сан-Педро-де-Атакама – самое сухое место на Земле, внеземное место, геологическое чудо.
Последний подарок Порто-Вареса – это шофёр, довезший нас до аэропорта. Пока мы умащиваемся, он торжественно представляется полным именем. Луис – журналист, прослуживший прошедшие четыре года в общественном совете при мэрии. “Меня выбрали почти единогласно!” – он горд своей политической карьерой. В этом году планирует баллотироваться и верит, что у него хорошие шансы стать мэром.
– Дон Луис, что волнует жителей Порто-Вареса?
– Ну, как сказать… многое волнует. У нас проводятся фестивали, этнические фестивали, и важно дать место и возможности всем этническим группам.
– А для какой газеты Вы пишете? Для “Эль-Кондора”? – это я пытаюсь блеснуть познаниями.
– Нет, “Эль-Кондор” печатается в Сантьяго. Я.… веду ресторанные блоги. У нас интересная кухня, много хороших ресторанов.
– А политика? Что Вы думаете о тех волнениях, которые охватили всю страну с ноября? О конституции? о безработице?
– У нас нет безработицы, а потому нам всё подходит. Прекрасная у нас конституция. Просто надо быть трудолюбивыми, любить свою работу, свою землю, – кажется, у него дрогнули губы, сейчас расплачется от умиления. – Я вот подрабатываю в такси, пускай и они… подрабатывают. И всё у нас будет хорошо.
И мы идем на посадку. В Сантьяго у меня зарезервирован отель недалеко от автовокзала (о близости к университету, традиционно являющегося эпицентром всех волнений в городе, я предпочитаю умолчать, а не то еще раз поссоримся с моим осторожным). Отличный план: прилетим, расселимся, ещё немного погуляем по Сантьяго, может, в Музей памяти и гражданских прав успеем, а на рассвете следующего дня отправимся рейсовым автобусом в Вальпараисо. Чтобы узнать страну, надо путешествовать как местные.
Продолжение следует…
