1. Чем запомнился Вам 2024 год в литературном отношении? Какие события, имена, тенденции оказались важнейшими в этот период?
2. Назовите несколько самых значительных книг прошедшего года.
3. Появились ли на горизонте в этот период интересные авторы, на которых стоит обратить внимание? Удивил ли кто-то из уже известных?
На вопросы об итогах 2024 года отвечают Валерия Пустовая, Александр Переверзин, Иван Родионов, Александр Чанцев, Александр Марков, Ирина Сурат, Ольга Девш, Андрей Грицман, Владимир Коркунов, Валерий Шубинский
Продолжение опроса читайте в следующем выпуске «Формаслова» 15 января 2025 года.
.
Валерия Пустовая, литературный критик:
Год подошёл к концу в том числе с новостями о романах, убранных сервисом Ridero во избежание обвинений в пропаганде идей чайлдфри, и современной литературе для детей, к которой Совет по детской книге Союза писателей России призвал присмотреться на уровне Генеральной прокуратуры. Зона и мера ответственности литературы постоянно уточняется и пересматривается. Самое время вспомнить лучшие дискуссии об ответственности литературы — как нечто вечное в исторической практике.
Например, полемическую статью критика Сергея Костырко, который ушёл от нас в этом году, оставив множество журнальных публикаций и немало книг, прозы и литературной аналитики. Последняя его книга называется «Критика — 2», и это название своеобразно рифмуется с темой той давней полемики — в статье с длинным названием «О критике вчерашней и “сегодняшней”. По следам одной дискуссии», где критик тоже было вроде как две. И две эти модели критики вели острый и до сих пор заслуживающий внимания спор.
Заслуживавший это внимание прежде всего как арт-объект — потому что высокое искусство литературной полемики то ли нами поутрачено, то ли поустарело. Но вдруг вернувший себе злободневность.
Многое в той статье 1996 года точно устарело. Вряд ли узнали бы мы всех, о ком писал Сергей Костырко, — по портретам той поры. Устарела и политическая разметка — из нашего времени она кажется наивно ясной, двухполюсной, типично постсоветской. А кое-что и действительно утрачено. «Сегодня, когда литература получает возможность нестеснённо выполнять собственное предназначение…»
Но хочется процитировать другое — то, где «нестеснённо» звучит голос самого Сергея Павловича, судящего о литературе разом прямодушно и тонко.
«А из этого, в свою очередь, должно следовать, что критик изначально знает, какой должна быть литература.
Детский вопрос: откуда?
Из науки? Я, например, не знаю такой науки. Есть, скажем, литературоведение, в философии есть такая дисциплина — эстетика, но и там и там занимаются изучением уже созданного, но отнюдь не изобретают вечный двигатель».
Меня же удивляет еще одно «откуда»: откуда литература знает, что она в принципе — «должна быть»? Воля к жизни — самое обаятельное и стыдное в искусстве. Желание продолжаться, творить, высказываться, придумывать, сочинять, воображать. Очень человеческое — одновременно сильное и уязвимое.
Этот год подошёл к концу в изобилии новых имён, издательских и премиальных новостей.
За книжными новостями можно было следить благодаря проекту, который сам явился одной из главных книжных новостей года. «Мегадайджест» книжного медиа «БИЛЛИ» падает по подписке в почту, как список кораблей, который попробуй прочесть до середины, не отвлекаясь на красочно ввёрстанные книжные обложки.
А новые имена этого года позволяют увидеть, как рассредоточены порталы и жанры обновления литературы. Социально-критический роман Ярослава Жаворонкова «Неудобные люди» вышел в «Эксмо», эссеистичный автофикшен Тани Коврижки «Яд» о неизбывном чувстве вины в материнстве издан «Поляндрией», сердитые, но верящие в людей рассказы Анны Шипиловой из книги «Скоро Москва» опубликованы в «Альпина. Прозе», вал благодарных откликов прочла на вообще-то пугающий «Лес» Светланы Тюльбашевой, выпущенный «Домом историй», а «Редакция Елены Шубиной» к концу года приглашает в фантастический «Аукцион» Яны Москаленко и анонсирует художественное свидетельство Евфросинии Капустиной о «Людях, которых нет на карте».
Приятно удивила книга Александры Шалашовой «Красные блокноты Кристины» — редкий и удачный случай сборника микропрозы, которая складывается в единый текст. Микрорассказы Шалашовой ощущаются как очень свободные тексты, жанрово раскрепощённые. И в то же время в них ясные сюжеты и зацепистые, поворотные развязки. Можно сказать, что это книга болезненных психологических микроновелл, в которых показана интенсивность, молчаливая ярость душевной жизни.
Если же говорить о полемике, то меня очень увлекло обсуждение райдера Екатерины Манойло — перечня требований писателя к организаторам, приглашающим его публично выступить, из какового перечня полезно нам узнать, что бывают модераторы, не читавшие книги, о которой намерены с автором вести разговор.
Полемика ведётся не только в райдерах, но и в целых книгах. Так, немалый символический вес можно придать почти одновременному выходу антологии «Тело: у каждого своё» в «Редакции Елены Шубиной» и эксперимента с бестелесной цифрой издательства «Альпина» — сборника «Механическое вмешательство», для которого писатели творили в соавторстве с искусственным интеллектом. К этим тезису и антитезису о будущем человечества синтезом вышел сборник рассказов «Школа Шрёдингера» издательства «Самокат», где телесное и цифровое взаимодействуют так же тесно, как типично подростковое и фантастическое.
Тут подходящий момент обрадоваться номинации «Молодость», впервые объявленной в этом году в рамках премии «Ясная поляна». Как неизбежно в премиях, интереснее всего узнать лонг-лист — список ярких книг о молодёжном самосознании на фоне общественном и семейном. Но и первый лауреат в номинации достойный — дебютный роман одного из лучших новых критиков Артёма Роганова «Как слышно».
Но роман этот не о том, как слышится, — а скорее о том, как пишется. Как и для чего современному человеку захотелось создать себе параллельную — но при этом ничуть не улучшенную, не сказочную реальность.
И в связи с этим хочется вспомнить о сказках. О лучших страшных сказках этого года — например, о романе «Тоннель» Яны Вагнер, которая на наших глазах разворачивает убедительный социальный эксперимент, или о «Когнате» Алексея Сальникова, где, как в лучшей классике по мотивам мифа, нужно долго идти к пониманию, где же в сердце граница между человеческим и драконьим. Но сильнее всего напугала меня, казалось бы, довольно прозрачная, аллегорическая фантазия Алексея Поляринова в его новом романе «Кадавры». У автора чувствуется очень живое художественное воображение, и действие книги поэтому парадоксально: вроде бы все смыслы буквально, прямолинейно прописаны — а та самая загадка, непочиняемая поломка в мироздании, так и зияет в восприятии читателя.
Всегда радует, когда у нового, молодого автора получается воплотить задуманное или выйти на новый уровень художественной убедительности. Но ещё большим чудом ощущается свежий голос автора давно известного, всё о себе доказавшего. В этом году я особенно счастлива за Алексея Варламова с его романом «Одсун», который, несмотря на масштаб осмысленного исторического времени, читается как молодёжный, живой, впервые открывающий любовь, мир и человеческое несовершенство, — и за Илью Кочергина с его сборником «Запасный выход», в котором давно волнующая его тема контакта с природой прописана философски остро и мастерски просто. Кочергин сумел написать постмодернистский автофикшен и поставить точку в мужской истории цивилизации — так, что читатель долго ещё будет думать, почему простая исповедь о жизни в рязанской деревне перепахала его, как поле.
Ну а мне хочется поставить точку в этой реплике — в образе книги Дениса Осокина «Уключина», о которой не так уж продуктивно говорить в рамках тенденций и жанров. В книге собраны тексты старые, проверенные временем — и новые, к которым поклонникам автора еще предстоит приютиться. Осокин в нашей литературе — величина постоянная, и я рада выпущенному «Альпиной» поводу его снова перечитать.
.
Александр Переверзин, поэт, главный редактор журнала «Пироскаф»:
1. Думаю, не одного меня шокировал приговор Евгении Беркович и Светлане Петрийчук. (Признаны в РФ террористами и экстремистами. — Прим. ред.) Необъяснимое наказание за пьесу, которой ещё два года назад рукоплескали и присуждали премии. Приватно это признают даже политические оппоненты девушек.
Запомнился Южный фестиваль искусств «Чистое поле», прошедший в сентябре в Ростове-на-Дону: две недели театральных постановок, поэтических чтений, выставок, кинопоказов, концертов. Директору фестиваля, поэту и издателю Владимиру Козлову, удалось создать событие, выходящее за рамки регионального. Причём сделано это было без бюджетной поддержки, только с привлечением средств меценатов и спонсоров.
Что касается основных тенденций, скажу о двух: 1) усугубляющееся разделение на группировки и 2) ослабление в поэзии военной и антивоенной повестки. Первая продолжается много лет, но сейчас достигла своего апогея. Это можно объяснить тем, что если раньше между противоположными лагерями существовали коммуникационные каналы, то ныне они практически иссякли. Поэты, покинувшие родину, имеют лишь обрывочные представления о происходящем в России, в то время как авторы, находящиеся здесь, остаются далеки от понимания масштабов литературных событий в эмиграции. Вторая тенденция связана с нарастающей усталостью от происходящего. Представьте тысячу дней нервного напряжения и бесконечных тревог. На таком накале долго не протянуть. Происходит трансформация акцентов: из недр трагедии авторы начинают погружаться в гуманистические искания, ощущая потребность осмысления, каким может стать общество, переживающее нынешние изменения и утраты.
2. Этот вопрос снова затрагивает проблему разрастающегося разделения. Я видел, сколько книг выходит за границей, но буду говорить о книгах, изданных в России. Во-первых, это наполненные трагическим смыслом и исключительным мастерством книги Михаила Айзенберга «Не трогай нас» (М.; Новое издательство, 2024) и Александра Белякова «В стране стоячего солнца» (М.; НЛО, 2024); книга Андрея Чемоданова «Чемоданов: стихотворения» (М: Литкупаж, 2024), примечательная ещё и тем, что каждая страница содержит QR-код с ссылкой на авторское чтение — новый формат, который, думаю, вскоре многие возьмут на вооружение; книга Алексея Кубрика «Вариант старого» (М.: Пироскаф, 2024), которую я не могу не отметить, хотя никогда не называю в опросах наши книги. Но здесь особый случай: это посмертная книга Алексея, которую он сам составил и передал в редакцию за несколько дней до смерти. Этой книгой открывается поэтическая серия «Пироскафа».
Ещё назову книги Вадима Муратханова «Путешествие» (М.: Стеклограф, 2024); Булата Назмутдинова «Завязь» (М.: Стеклограф, 2024); Алексея Колчева «Тринадцать/четырнадцать» (М.: Культурная инициатива, 2024); Аллы Горбуновой «Город живых» (СПб.: Пальмира, 2024), Влады Баронец «Слова прощения» (Алматы: Дактиль, 2024); избранное Андрея Баранова «Между прошлым» (М: Синяя гора, 2024); и отдельно — новую серию «Спасибо» издательства «Синяя гора» и книгу из этой серии — Феликса Чечика «Четвертак. Стихи и встречи», в которой он рассказывает о двадцати пяти любимых стихотворениях, – от Владимира Набокова и Николая Заболоцкого до Сергея Гандлевского и Юлия Гуголева, — и объясняет причины своей любви к этим текстам и поэтам.
3. Для меня новыми именами стали Анна Кузнецова, Янина Бальтаз, Ольга Айзенберг, Александра Хольнова, Екатерина Чичварина, Альберт Байчоров, Михаил Бешимов.
.
Иван Родионов, литературный критик, поэт, блогер, редактор:
1. По моим субъективным ощущениям — а все мы так или иначе обитаем в том или ином литературном инфопузыре — год для русской литературы вышел, что называется, «ровным». Может, даже несколько застойным. В 2022-2023 гг. в поле культуры все-таки витали некие эсхатологические настроения. Кто-то предсказывал «крах всего», кто-то, напротив, по выражению писательницы Анны Чухлебовой, надеялся на «целительный потенциал апокалипсиса». Сейчас эти настроения (чаяния, страхи) несколько подвыветрились. Впрочем, вот-вот выйдут (или только вышли) несколько текстов, заявленных как новая проза. Подождём, почитаем, посмотрим. Как известно, в России нужно жить долго.
А из событий… Второй год подряд пишут про профстандарт писателя, но настоящей конкретики до сих пор нет. Потому и обсуждать здесь пока особо нечего. Премии перестали закрываться — и даже появляются новые. Например, возродилась «Русская премия» — начинание, на мой взгляд, очень и очень достойное. Наконец, радует, что крупные отечественные издательства снова начали ставить на серьёзную русскую прозу. И из 2024 года видно, что это всерьез и надолго. Ещё недавно условно премиальную прозу активно печатали, навскидку, РЕШ и «Городец», немного — «НЛО» и Corpus. Из десяти прозаиков-финалистов «Лицея» «выживали» в большой литературе три-четыре автора. Сейчас что-то сдвинулось — во многом благодаря первопроходцу, импринту «Альпина. Проза». Вернулись к русской прозе «Азбука» и «Рипол», больше худлита стал выпускать Individuum, в АСТ появилась редакция «КПД». А финалистов «Лицея» издательства стали расхватывать ещё до объявления итоговых результатов премии.
И количество обязательно перейдёт в качество.
2. Для меня книга года — «Одсун» Алексея Варламова. Определение «большой русский роман» у нас в последнее время стало будто бы моветоном: на слуху были романы, похожие на сборники лирических эссе, на дневниковые записи, на сценарии, на конспекты — и всё это страниц на 150-200. И вдруг оказывается, что в 2024 году можно выпустить роман формально традиционный, но сложный, многоуровневый, динамичный. Рядом с которым иные неплохие тексты ряда других авторов смотрятся как что-то совсем проходное: воистину, всё познаётся в сравнении.
«Поход на Бар-Хото» Леонида Юзефовича формально вышел в конце прошлого года. Но не упомянуть его сложно и в контексте года 2024-го. То ли крупная повесть, то ли компактный роман на историческом материале, «Поход на Бар-Хото» типологически во многом наследует «Капитанской дочке» — одному из ключевых для русской литературы текстов. Кроме того, «Поход на Бар-Хото» по-настоящему лиричен, и его мужественно-элегическая интонация — настоящее эстетическое удовольствие для всякого тонко чувствующего читателя.
3. Нет. Как я писал выше, апокалипсиса не случилось. Потому молодые (условно тридцатилетние) прозаики в основном продолжили писать на инерции прозы четырёх-пятилетней давности. Но то, что было свежо и смело в 2019-м, в 2024-м выглядит в лучшем случае как добротное повторение пройденного. Кроме того, как мне кажется, дурную шутку с молодыми авторами сыграла установка на горячую частную актуальность: зачем, мол, растекаться мыслию по древу какого-нибудь очередного романа-рефлексии о событиях, которые происходили сто лет назад, если современных читателей больше волнуют, например, тема домашнего насилия или «проработка токсичных отношений с родителями». Так-то оно так, только, как оказалось, не совсем. Вдруг выясняется, что «актуальные» темы уже выбраны, отчего подобная литература потихоньку из художественной превращается в прикладную. И писать второй-третий роман, допустим, о каком-нибудь конкретном психологическом расстройстве совершенно бессмысленно. А об истории, о смерти, о России, о Боге — нет, и всякий раз выйдет по-новому. Если автор талантлив и ему есть что сказать, конечно.
.
Александр Чанцев, прозаик, литературный критик:
Самое важное в книжном годе — не тенденции и даже не авторы, а книги, поэтому о них.
В поэзии я бы, несомненно, отметил Наташу Михалёву с её книгой «тон сонец». Книга позволяет вспомнить Виктора Іваніва (его неопубликованное, кстати, продолжает у нас издавать Алексей Дьячков, спасибо ему, а из других посмертных изданий следует сказать о сборнике критики Андрея Левкина «Искусство прозы, а заодно и поэзии»), Дину Гатину и тот данилодавыдовский некроинфантилизм, если бы он состоялся. Её поиск тем более ценен, что молодым свойственно то, что молодым физически и желающим казаться молодым эстетически обычно и свойственно, — а именно бесконечное умножение подражательных, конвенциональных на данный момент сущностей. Из авторов поколения старше я бы назвал — «В стране стоячего солнца» Александра Белякова и «Ежедневная пропасть» Александра Переверзина. Из ещё старше — не по-здешнему изящен и ажурен был «Музей разогнанных облаков» Михаила Кузьмина. А ещё у Игоря Бобырева выходит сборник «Петербургские кладбища».
Была у нас и изысканная проза. Новаторские авторы вдруг дали о себе знать.
Это Андрей Гелианов и его «Сад, где живут кентавры». Об авторе доподлинно ничего неизвестно. Кроме того, что он ведет телеграм-канал, а поиск в сети позволяет предположить, что он связан с IT-индустрией и живёт не в России. Его густая, суггестивная проза ценна ещё тем, что, кроме формальных находок, обладает определённым настроением, настоящей аурой, захватывающей читателя несмотря на невеликий объем книги.
Александр Иличевский известен тем, что может работать как бы в двух манерах. Традиционного большого романа и в более авангардной технике, гибридной прозы на грани нон-фикшна, эссе, поэзии. «Из судового журнала» относится ко второй его писательской стратегии, можно и сказать, что это стихопроза (да и заканчивается книга, переходя уже точно в поэзию). Наталья Явлюхина, молодой автор, также сочетает занятие поэзией (которую сравнивают с Летовым — «Гражданскую оборону» она и поминает в ней) с прозой. Её «Иониты» — такая же короткая суггестивная проза, как и у Иличевского, возможно, более экспериментального свойства. «Цикады» продолжают и заостряют этот метод — некоторые главки там вмещают(ся в) одну строку. А был ещё и ностальгический и сашасоколовский Александр Шантаев со своими «Сигналами точного времени».
Вышел ново-старый Денис Осокин — «Уключина». Дивный Осокин, стихопрозный тоже, всё дальше в сторону повествовательной воли уходящий.
Были и совсем радикальные в своей эстетической наособице издания. Великий Артур Аристакисян выпустил «Мастерскую однокадрового фильма» — 18 страниц (половина — повторы одной и той же фотографии), где приоткрывает свой метод всматривания в кинокадр. А Сергей Сумин из Тольятти издал 18 же страниц своей поэтической и афористической прозы «Метафизика леса» о прогулках в окрестных лесах (и если Аристакисяна ещё можно найти в книжных, то у Сумина авторская печать в один или несколько экземпляров, о книжных и не мечтать).
Была и остросюжетная проза, крепко сбитая, с западными образцами бой выстоит — от Яны Вагнер и Андрея Столярова (его «Милость Господня» хороша, особенно для тех, кто «Американских богов» не читал) до Булата Ханова и других молодых. Или даже исследователь позднесоветской культуры и любитель всяких изысканных литературных экспериментов Алексей Конаков выдал почти триллер о шахматах в своей «Табии тридцать два» (впрочем, что удивляться, шахматы только имеют вид тихонь, а на самом деле о-го-го какие!).
А вот «Круть» Пелевина тот мог бы назвать и «Муть», и «Нудь» (говорю так же плоско, как и сама эта франшиза).
Зато открылось, кажется, второе (двадцать второе?) дыхание у толстых журналов. «Новый мир», «Дружбу народов», «Знамя» и «Волгу» берёшь и то, что ещё книгами выйдет, читаешь загодя, и о книгах, и прочем разном интересном ещё.
И фантастику отличную переводили, серия «Fanzon» от «Эксмо» и Василий Владимирский (он-то всё успевает это ещё читать и обозревать) не дадут соврать.
Радовали востоковедные переводы. Ещё глубже заход в переводы японской, корейской, китайской литературы. Здесь уже можно составить какое-то, пусть и условное, представление о современной жизни этих стран, каким там социальным и ноосферным воздухом дышат сейчас. И даже о философии/эстетике (Рёко Сэкигути).
Есть, конечно, и любимчики в нашей стране. Так бывает — скоро даже англоязычные жители будут завидовать количеству переводов у нас, да уже. Это Мисима — «После банкета», «Игры зверей» и «Девушка из хорошей семьи». И Юнгер, у которого новинок сейчас, как у Донцовой, каждый месяц: «Проблема Аладдина», «Перед стеной времени», «Метафизика и сны» и травелоги «Путешествие по Атлантике. Серпентара». То, что очень радует.
Продолжает прорисовываться из архивов и (не)бытия контур феномена по названию Южинский кружок, тоже ставший модным в определённых кругах. Я говорю об изданиях «Доска Дионисия. Антикварный роман-житие в десяти клеймах» Алексея Смирнова фон Рауха и дневниках Алексея Талочкина «Завтра — см. вчера».
Вообще та советская свинцовая эпоха безвременья оказывается сейчас едва ли не интереснее иных, во всяком случае, публикуемое неизданное поярче будет разных медийных новинок. Тут можно вспомнить новые извлечения из архива Бориса Поплавского от «Гилеи» и Владимира Казакова «Незаживающий рай», «Сны» Павла Зальцмана, эссе и переписка Аркадия Ровнера, да даже «Эдуард Лимонов: письма любви» Елены Щаповой де Карли. А ещё научные изыскания — в спектре от исследований авангарда (уже, кажется, если не переисследованного, то слишком трендового, если ты филолог, искусствовед и(ли) хочешь ими казаться — пиши об обэриутах-Малевиче-Филонове-Харджиеве, хулы не будет) до, чуть раньше, того же Алексея Конакова о Евгении Харитонове.
И лавры лидера нон-фикшн изданий вернул себе, возможно, Ad Marginem. Издательский дом занимается важным делом — знакомит с философской (это поп-философия, конечно, но мы в попарт/март мире и живём) мыслью Запада еще до того, как на оригинальные издания не осела пыль веков. Философия растений (от грядок до Божественного Вертограда) в виде работ «Сад против времени. В поисках рая для всех» Оливии Лэнг и «Растительное мышление. Философия вегетативной жизни» Майкла Мардера, та же Сэкигути, «k-punk» Марка Фишера, «Заря всего» Дэвида Гребера и так или иначе далее.
Отдельно же меня радует, что в новых книгах издательства Алекса Керви не оставляет нас Хаким Бей — его хулиганская протестность глотком свежего воздуха напоминает тот книжный ряд, что выстраивал на книжной полке Илья Кормильцев в своей «Ультра.Культуре».
Керви же оказывается ответственен и за яркие жизнеописания этого года — «Мое погоняло — Берроуз» Барри Майлза (дюжина сотен страниц!) и автобиографию Джонни Кэша (с этим изданием, правда, сложнее, оно, кажется, только по подписке).
И всё же о тенденциях, о которых я отказался было говорить в начале, да и вообще не люблю обобщать. Но они вырисовываются. Первая, что у нас — так уже бывало, и это пройдёт, — часто пишут исключительно ради признания в определённых кругах. Впечатление, будто в ИИ загрузили образцы, и человек — будь это поэзия, проза, исследования — просто выдает объёмы, без тени собственного стиля, мысли и крупинки духа, витающего над гладью экрана.
Вторая же, что — тут я был полон скепсиса, но он побеждён, — у нас стала отменно хороша молодежь. 30,20-летние, младше. И пишут, и что-то делают (собственные журналы, даже издательства), и учатся вовлечённо (на семинарах), и просто интересуются (лица на презентациях, отзывы в сети). Это точно замечательно.
.
Александр Марков, литературовед, профессор РГГУ:
1. Как раз в этом году говорить о запоминающемся трудно, именно потому, что запоминающееся требует обсуждения. Есть книги, которые меня впечатлили. Больше всего — «Уранотипия» Владимира Березина и «Фокус» Марии Степановой. «Уранотипия» — это итог развития ориентального романа и романа-паломничества: Иерусалим и ближний Восток представлены в нём как предмет постоянно сбывающегося желания русской культуры. В отличие от западного ориентализма, работающего с готовыми образами Востока, образ Востока в русской культуре всегда должен был быть переизобретён раньше, чем обретён. Как Гоголь уже совершает паломничество в Иерусалим, когда пишет письма друзьям и когда блюдёт пост на квартире среди книг — а совершил ли он настоящее паломничество, до сих пор надёжных свидетельств нет. Восток уже рядом до того, как он оказался далёким краем со своими свойствами и правилами путешествия. Но Березин размыкает эту ситуацию и показывает, что предвосхищение Востока — тоже некоторые правила, некоторые начальные предпосылки разговора, которые можно деконструировать и реконструировать. Поэтому роман Березина, с тенями Грибоедова, Гоголя, Тынянова и многих других, со сложным построением — это для меня лучший способ работать внутри романа, как бы создавать метароман по ходу чтения.
«Фокус» Степановой устроен иначе — это история паломничества на Запад, которое при этом оправдывает себя, как только ты находишь себя в фокусе собственного внимания. Ты всё время выходишь в окно самого себя и удерживаешь равновесие между различными мнениями. Небольшой роман Степановой — это как раз преодоление мнений, которые всякий раз возникают в разговорах, когда мы наклеиваем на собеседника ярлык ещё прежде, чем его услышим. Но у Степановой это преодоление мнений происходит не благодаря правилам непредвзятого диалога, условной западной вежливости, а благодаря самому парадоксальному индивидуализму, постоянному экстатическому переживанию своего собственного слова. Это твоё собственное слово, как в сказке, может завести тебя неизвестно куда, а чужое слово хоть отчасти, но складывается в пазл спасения.
2. Значительны для меня два тома Виктора Кривулина, выпущенные Ольгой Кушлиной и Михаилом Шейнкером. Дело здесь не только в подвижнической работе, но в том, что после этого двухтомника, как и уже давнего, но переизданного двухтомника Леонида Аронзона, говорить о второй культуре нельзя уже просто как о серии событий. Любое событие может быть осмыслено не так, как хотелось бы самому событию, изнутри самого события. Параллели или поспешные выводы всегда напрашиваются, но не в них дело. Тогда как свод текстов, образцовых, ставит предел недолжному исполнению желаний, но показывает, как желанное всей литературе как делу смысла оказалось желанно и второй культуре.
Для меня значительны и книги, написанные художниками, например «Пробуждение Гермеса Долгорукого» Александра Бренера, «Пытаясь проснуться» Павла Пепперштейна / Нейропепперштейна (хотя создан был текст в 2022 году). Бренер в своих рассказах, провокативных и незабываемых, сталкивает центробежное и центростремительное в культуре, сводит разные судьбы и разные культуры, но чтобы показать, как возможна речь. Мы часто на ниточке молчания, и не можем сразу отличить благоговейное молчание от закомплексованного и ложного. Здесь же появляется настоящая совесть молчания. Книга Пепперштейна показывает границы наших обычных чувственных мнений, вроде «глаза разбежались» или «почувствовал знакомый запах» — нейросеть понимает это иначе и способствует поэтому критике расхожих поспешных мнений.
Рад тому, что можно и самому делать книги, например, у меня вышли монографические хрестоматии «Деньги» и «Ораторское искусство», где большие цитаты обрамлены моими концепциями, а у моей коллеги и соавтора Оксаны Штайн книга «Женщины-философы», в которой каждая судьба и есть концепция, о каждой героине написано её методом. Это вклад в то, что не назовём постконцептуализмом, но назовём реконцептизмом — почему нет?
3. Сейчас больше я вижу не появлений, а закрытий, как объявленное закрытие журнала «Носорог».
Но несколько любимых авторов изумили приятно, я о поэтических книгах «Пусть долетят» Дмитрия Гаричева, «Ищи дурака» Бориса Рогинского, «Красная книга» Полины Барсковой, «Подбородки нолей, из которых построены пчелиные ульи» Андрея Сен-Сенькова, «Книжка» Елизаветы Трофимовой и некоторых других. Понравилась дебютная книга Натальи Игнатьевой «предзвучие / отзвук» — невероятный рост Натальи как поэта, прямо на глазах, в каждой строчке. Каждая из этих книг заслуживает статьи. Я только скажу, что это для меня постсоцсетевая поэзия. Долгое время социальные сети казались лучшим модерируемым дневником, где, публикуя стихотворение, ты сразу вписываешь его в антологию. Названные авторы по большей части продолжают постоянно публиковать новые стихи в социальных сетях и так же получать одобрения и отзывы.
Но сами принципы построения стихов изменились: это уже не открытое высказывание, документирующее ситуацию представленности тебя другим, но постоянное тонкое взаимодействие с какими-то субстанциями, с впечатлениями своего тела, с увиденным случайно, с прочитанной внимательно книгой или с массивами больших данных, так как за компьютером сейчас не только печатаешь и ведёшь соцсети. Когда-то давно это были бы записки мимоходом, мимолётные впечатления. Но сейчас, в постсоцсетевой поэзии, именно такие впечатления оказываются самыми верными и самыми старательными.
.
Ирина Сурат, литературовед, доктор филологических наук:
1. Из книжных тенденций прошедшего года больше всего меня впечатляет открывшаяся возможность горизонтального книгоиздания поверх границ: на «Платформе24» бумажная книга выходит сразу в нескольких издательствах в разных странах, и отпадает проблема доставки тиража, труднорешаемая в нынешних условиях. Это настоящая революция в издательском деле, решение, основанное не на конкуренции, а на кооперации дружественных издательств. Вместе с русской диаспорой, распространившейся по миру за последние годы, так же распространяется и новая русская книга, находящая своих читателей в России и за её пределами. Вместо отмены русской культуры происходит широкое выплескивание ее в большой мир.
2. Год начался печальным итогом — в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла последняя прижизненная книжка Льва Рубинштейна «Бегущая строка», составленная из новостей и заголовков бульварной прессы, разбитых кое-где небольшими мемуарными эссе-комментариями. Книга, смешная и горькая вместе, дает абсурдистский и правдивый срез времени.
Одним из самых значительных книжных событий года считаю выход двух томов сочинений Виктора Кривулина в издательстве Ивана Лимбаха, третий том подготовлен и появится в ближайшее время. Формально первые две книги помечены 2023 годом, но реально они вышли из печати в начале 2024-го. Это долгожданное издание — поэт такого масштаба до сих пор не имел достойного и сколько-нибудь полного собрания, хотя отдельные издания выходили все эти годы. Собрание подготовили вдова поэта Ольга Кушлина и его близкий друг Михаил Шейнкер. В первый том вошли стихи 1964 — 1984 годов, снабженные свидетельскими комментариями, во втором томе собрана разножанровая проза Кривулина, его эссе и интервью, в третьем будут помещены стихи, написанные после 1984 года, и послесловие ко всему собранию. Отмечу усилия издательства Ивана Лимбаха по изданию поэтов ленинградского андеграунда — в истекающем году также было переиздано двухтомное собрание стихов Леонида Аронзона.
Из новых поэтических книг самой нужной для меня стала выпущенная «Новым издательством» на «Платформе24» книжка Михаила Айзенберга «Не трогай нас». Открывается она разделом «Из прежних книг», в основном же состоит из стихов 2023 года; темы книги продолжены в публикации не вошедших в неё новых стихов 2024 года на сайте проекта «Культурная инициатива». Михаил Айзенберг стал голосом нашего времени, его стихи воплощают в слово наш общий опыт проживания катастрофы последних лет.
Из прозы назову новую книгу Марии Степановой «Фокус», изданную также «Новым издательством» на «Платформе24». Эта небольшая проза — не повесть и не роман, а мучительное высказывание о невозможности быть собой и писать роман в новой реальности.
3. Из новых молодых имен хочется отметить поэта, филолога и музыканта Наталью Игнатьеву — у нее в 2024 году вышла первая книжка «Предзвучие/отзвук» (издательство «POETICA») со стихами 2021 — 2024 годов, книжка музыкальная по мелодике стиха, по темам, по композиции. Поэтический мир Натальи Игнатьевой, хрупкий и глубокий в своих основаниях, обещает интересное развитие.
.
Ольга Девш, литературный критик, главный редактор журнала «Дегуста», редактор отдела критики журнала «Лиterraтура»:
1. Отношение к литературе ― главное событие в любом году. Это показатель жизни общества. Легенды литературной периодики отметили юбилеи: «Звезда» ― 100 лет, «Дружба народов» ― 85! А «Новый мир» перешагнёт столетний рубеж в новом году. Премия Андрея Белого, «Большая книга», «Ясная Поляна», «Лицей», «Неистовый Виссарион» продолжают работу, АСПИР, «Школа критики» и другие мастерские развиваются, расширяя аудиторию, уже привычный аншлаг нон-фикшна и переводного фикшна, детгиз, расцвечивающий горизонт, ― всё это утверждает витальные силы литературы не только сегодня, но и завтра. Да, к сожалению, закрылся журнал «Носорог», но появился проект vmesto•media. Свято место всегда манит, а иначе ничего там не светло. Кстати, замечательный просветительский проект в этом году поставили на «Полку»: всю историю русской литературы сконцентрировали в серии доступных каждому желающему лекций. Значит, это кому-то нужно. Значит, наметилось движение вверх, обновление всех веток неизбежно. И хоть очень больно, когда уходят мастера ― не стало Бахыта Кенжеева, Сергея Костырко, Аркадия Штыпеля, Богдана Агриса… имён, к сожалению, много, ― умертвить литературу не получится. Обязательно найдется то «постоянное поколение», которое нуждается в художественном слове, в поэзии, в эпике и драме. И оно мало того, что читает, а пишет. Блогерская экспертная ниша постепенно трансформируется, и не за горами мы всё-таки увидим, что граница между конвенциальной и сетевой литературами будет размыта. Потом с признанием искусственного интеллекта как творческой единицы эти предрассудки автоматически исчезнут. Однако, в случае сотворения кумира из AI, человек потеряет исключительное право на искусство. Тогда о непреходящем подобии придется забыть.
2. Назову те несколько книг, которые спровоцировали внутренние диалоги. Книга не 2024 года, но автор которой получил Нобелевскую премию в этом году ― «Вегетарианка» Хан Ган. Далее «Дуа за неверного» Еганы Джаббаровой, «Не трогай нас» Михаила Айзенберга. А самым значительным ― помимо лауреатов первых премий ― для современной литературы будет посмертное издание прозы Сергея Костырко «Образ жизни».
3. Удивляет проза поэтов Варвары Заборцевой и Василия Нацентова. В хорошем смысле дивит: «Марфа строила дом» и «Сверчок утешенья» образцово поэтичны, наследуют свойственный поэтам голос, но в то же время свободность ― после ограничений стиха ― прозы раскрепощает, развернуться легче. Также неоднозначно зашел «Белград» Нади Алексеевой в журнальном варианте («Новый мир», № 7-8/2024). Не могу назвать удивлением свое впечатление, скорее, некоторым недоумением, но подожду книгу без сокращений, возможно, всё-таки все неплохо.
.
Андрей Грицман, поэт, главный редактор журнала «Интерпоэзия»:
1. 2024 год — год смятения, тревожного ожидания, разброса и децентрализации литературного процесса. Привычные формы существования литпроцесса — толстые журналы, «Журнальный зал», биеннале, некоторые фестивали, вечера и т. п. — сократились или видоизменились. Многие разъехались, и произошла децентрализация процесса. В особенности в связи с появлением целого ряда новых, в основном интернетных журналов. Появилась концентрация новопришедших из метрополии авторов в Европе, Израиле, в меньшей степени в Америке. Новые релоканты стали обустраиваться, организовывать свои вечера, конференции, журналы.
2. Важным событием стало появление публикации «История русской поэзии» — новый спецпроект на «Полке».
Вообще, издание совершенно замечательное, энциклопедичное и весьма полезное для любого литератора. Можно только восхищаться работой, которую проделали авторы-эксперты. Это касается и истории и очерков о современной поэзии. Однако в том, что касается современной поэзии, публикация, претендующая на энциклопедичность, весьма субъективна и выборочна. Вряд ли эти дефекты публикации связаны с неосведомлённостью авторов и экспертов, а скорее с умышленным авторитарным изложением сути дела, как бы руководством «как надо видеть современную поэзию», из башни из слоновой кости в верхнем «безвоздушном» пространстве.
В этом году наибольшее впечатление произвели новые стихотворные подборки Александра Кабанова, Татьяны Вольтской (признана в РФ иностранным агентом. — Прим. ред.), Юлия Гуголева. Авторы эти уже очень известные, но привлекает сила и пронзительность новых стихов. Уход на какую-то территорию, где стихи становятся как бы не литературой, а некоей субстанцией над ней.
2. Я, естественно, говорю только о моих впечатлениях и о книгах, которые дошли до меня в 2024 году: Ольга Токарчук, «Книги Якова» и «Эмпузион»; Мишель Уэльбек «Уничтожить».
3. Про известных поэтов я уже говорил.
Из новых интересных авторов я бы упомянул поэтов, вошедших в шорт-лист нашей премии молодых авторов (до 30-ти лет) журнала «Интерпоэзия» последних лет: Мирослава Бессонова из Уфы, Александра Хольнова, живущая в Израиле, Василий Нацентов (Воронеж), Надежда Келарева из Санкт-Петербурга, Александр Егоров (Забайкалье). Географический разброс авторов как раз и показывает децентрализацию современной поэзии, где представлены не только питомцы известных столичных кружков или Литинститута. Кроме того, если углубиться в произведения этих авторов и ряда других, вошедших в шорт-лист (https://interpoezia.org/), становится ясным, что для нас важна живость и искренность поэтического текста, оригинальность, а не определённый стиль, жанр, клановость, литературное направление.
.
Владимир Коркунов, поэт, критик, редактор:
1. Каждый год запоминается обретениями и потерями. Вторых в этот раз было особенно много. Так, что приходится открывать скобки от (Льва Рубинштейна и Елены Семёновой) до (Шамшада Абдуллаева и Аркадия Штыпеля). И эта нормальность уходов, которые, увы, становятся списками, ранит фактически перманентно, иной раз обрывая голос напоминаниями о наших диалогах… В этом смысле закрытие литературных проектов (и тоже: от «Носорога» до «Таволги») тоже болезненно, но оставляет лишь горечь смены литературных приливов/отливов. Зато «Воздух» возобновил работу, а вместе с ним восстановились некие разорванные связи. Хотя размежевание между русскоязычными поэтами по обе стороны границы, а ещё больше — между поколениями, — на мой взгляд, лишь возросло. Сложно представить авторов условной «Пятой волны» в условных «Флагах», не говоря о более консервативных изданиях.
Что же до обретений, то мы продолжили работу над журналом POETICA, регулярно обновляем разделы «Лента» и «Лаборатория», выпустили третий номер и — совместно с Ланой Ленковой — сборники Лизы Неклессы (первая книга поэтессы и художницы без её же рисунков, попытка поместить её wierd/природную поэзию исключительно в литературный контекст) и Натальи Игнатьевой (дебютный сборник, который, на мой взгляд, может стать одним из ориентиров для молодой поэзии, одновременно апеллируя как к уходящей культуре, например, истокам метареализма, так и тому, что происходит в новейшей поэзии).
Ещё одна личная радость — запуск литературной серии Neomenia, сосредоточенной на поэтических дебютах. Первые две книги — Дарии Солдо (с 2025 года мы будем вместе работать над проектом) и Софьи Дубровской — к моменту написания этих строк уже вышли. Сборник Валерия Горюнова скоро отправится в печать.
Отмечу и появление, как мне представляется, необходимого, особенно в условиях стагнации «Иностранной литературы», журнала «Перевод».
2. Книг после некоторого затишья прошлых лет оказалось неожиданно много. Ограничу себя 20-ю пунктами, тогда как записать мог бы, конечно, гораздо больше.
Осе Берг, «Тёмная материя». Перевод Надежды Воиновой и Андрея Сен-Сенькова. — М.: SOYAPRESS, 2024;
Владимир Кошелев, «my blue song и другие песни». — М.: SOYAPRESS, 2024;
Нина Ставрогина, «Власть исключений». — М.: SOYAPRESS, 2024;
Владимир Аристов, «Платок скомкан — скомкан платок». — М.: Флаги, 2024;
Андрей Тавров, «Гимназистка», «Ангелы Константина». — М.: Книги АТ, 2024;
Александр Скидан, «В самое вот самое сюда». — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2024;
Анна Глазова, «Геката». — М.: Новое литературное обозрение, 2024;
Сергей Круглов, «День Филонова». — М.: Новое литературное обозрение, 2024;
Инна Краснопер, «Дорогой человек». — М.: Новое литературное обозрение, 2024;
Галина Ермошина, «Двоеточие». — М.: Новое литературное обозрение, 2024;
Денис Безносов, «Амехания». — СПб.: Jaromír Hladík Press, 2024;
Полина Барскова, «Красная книга». — СПб.: Jaromír Hladík Press, 2024;
Сергей Стратановский, «Оживление бубна». — СПб.: Jaromír Hladík Press, 2024;
Керри Шон Кейс, «Луна беспорядочных связей». Перевод Андрея Сен-Сенькова. — Алматы: Дактиль, 2024. (В серии «Дактиля» вышли и некоторые другие важные книги, но поскольку я был редактором некоторых из них, считаю неверным дополнять ими список).
Луиза Глик, «Дикий ирис. Аверн. Ночь, всеохватная ночь». Перевод Ивана Соколова, Дмитрия Кузьмина, Андрея Сен-Сенькова. — М.: Эксмо, 2024;
Мария Малиновская, «Линия бегства». Озолниеки: Paroles, 2024;
Мария Землянова, «Для более прикольного мира». — СПб.: «Порядок слов», 2024;
Егор Зернов, «Кто не спрятался я не виноват». — СПб.: «Порядок слов», 2024;
Пауль Целан, «Этого Никто Роза». Перевод Алёши Прокопьева. — М.: libra, 2024;
Дмитрий Голынко, «Стихи XX века». СПб.: Пальмира, 2024.
3. Когда в прошлом году я выложил в тг-канале список молодых авторов, на которых обратил внимание — один из не вошедших в него поэтов сказал, что это дело аморальное: отмечать кого-то в пику другим. Сознаю, любые списки этически небезупречны (хотя и публикация доставляет боль тем, чьи тексты были отвергнуты), но считаю их появление нужным — и для очертаний литературного поля, и для сверки уже не этических, а эстетических позиций.
Одним из открытий года для меня стало письмо Михаила Постникова, стремительно наращивающего поэтический инструментарий (думаю, не без влияния Нико Железниково), публикующегося и как поэт, и как критик, и как литературный журналист, что особенно важно, поскольку нас, работающих в смежных областях, не так много.
С текстами Евгении Либерман я соприкоснулся в конце минувшего года — и прочитал длинную подборку, присланную мне, не отрываясь. Это важный маркер интереса ещё до литературного анализа; с тех пор стараюсь не пропускать её тексты (стихи и переводы), а самым важным вижу обращение к корням, работу, которую можно отчасти назвать поэтическо-исследовательской.
Меняется поэтика и у Веры Зарницкой, тексты которой находятся на зыбкой грани между архаикой, модернизмом и современностью; я вижу в этом письме другой, словно бы отколовшийся путь молодой верлибрической литературы, во многом сосредоточенной на травме, социальном аспекте или опытах Языковой/Нью-Йоркской школы — скорее, это уход в ту линию поэзии, которая появилась после бартовских постулатов о смерти автора — и мне интересно посмотреть, к чему она приведёт.
Меня драйвят — простите за это слово в опросе — тексты Милены Степанян и Сони Бойко. Это письмо, с одной стороны, локальное, с другой — разбивающее все границы. Я ощущаю некую инъекцию восторга от прочтения, и непредсказуемость сюжета, методов написания, даже настроения в их работах — всегда вызывает интерес.
Мне дорого уплотняющееся письмо Дарьи Василенко, которая обходится минимумом слов, чтобы передать сгущённую лирическую ситуацию. Её стихи будто бы отвергают современное филологическое нарративное письмо и смотрят в прошлое (но это только внешний эффект). В её герметичности (как в пунктирах, например, Бориса Чичибабина) заключены большие пространства.
Среди важных открытий — тексты Дмитрия Сабирова, который едва ли не мгновенно преодолел разрыв от интенсивной (если заимствовать термин у Александра Уланова) конвенциональности к свободе и эксперименту, межтекстовым лакунам и др. Сказывается и увлечение переводами — от нью-йоркской школы (Джон Эшбери) до языковой (Майкл Палмер), — перманентно расширяющее горизонты письма.
В этом году я встретился и со стихами Евгении Овчинниковой, много работающей в архивах, исследующей литературное поле и очень аккуратно (при)вносящей своё. Заметил, что смежная работа часто обогащает письмо дискурсионно, как минимум уплотняя его, а ведь интенсивные тексты (не обязательно тёмные, но требующие читательской подготовки) становятся одним из маркеров молодого верлибрического письма.
Открытием стали и стихи Тобиаса Хилла (в переводе Андрея Сен-Сенькова), ушедшего в 2023 году. Когда-то британский поэт вёл семинары в Алматы — и оставил несколько книг, которые уже после его смерти нашёл в библиотеке Юрия Серебрянского переводчик. Отмечу, умерший на шестом десятке Хилл последнее десятилетие был парализован и ничего не писал, а в начале карьеры (ему тогда говорили: не участвуй в литературных конкурсах, ты же их все подряд выигрываешь!) в течение года был поэтом-резидентом лондонского зоопарка и написал об этом опыте одноимённую книгу.
Если говорить о переоткрытиях, отмечу зрелое письмо Валерия Горюнова, соединяющего языковые наработки с природной, а то и стихийной основой. Стаса Мокина, который раскрывается и как всё более трагический поэт, и как редактор. И Тамары Жуковой, которая переходит от внешней/броской поэзии к имманентной, и меня поражает, как много порой у неё теперь скрывается между строк.
.
Валерий Шубинский, литературовед, поэт, главный редактор журнала «Кварта»:
1. Я больше следил за поэзией, чем за прозой. Урожай поэтических книг был огромен, несмотря, на политические бедствия. Впрочем, поэзия от этих бедствий не отстранялась, она творчески осмысляла их и если не преодолевала (так ничего не преодолеть), то создавала из пережитого нами какое-то новое вещество, внутри которого если не наш опыт, то наше существование обретает какой-то смысл. Ну а помимо этого — новые проекты, которые создают молодые. Они появляются и исчезают, так и должно быть. Такие вещи не делаются на века. Они делаются оперативно, «на коленке». Вот создан журнал с таким названием. Это прекрасно.
А печален уход многих прекрасных поэтов — Богдана Агриса (что для меня особенно тяжело), Аркадия Штыпеля, Шамшада Абдуллаева, Елены Сунцовой…
2. «В самое вот сюда» Александра Скидана, «Четвертое окно» Дарьи Мезенцевой, «Предзвучие. Отклик» Натальи Игнатьевой, «Слова прощения» Влады Баронец, «Красная книга» Полины Барсковой, «Пусть долетят» Дмитрия Гаричева. Несомненно, была и проза, но я за ней меньше слежу.
3. Продолжаю следить за молодым поколением. Я уже отметил первые книги Мезенцевой и Игнатьевой. Печально, что первая книга Григория Батрынчи вышла в трудный момент его жизни.
.
