21 июля 2024 в формате Zoom-конференции состоялась 101-я серия литературно-критического проекта «Полёт разборов». Стихи читали Дина Дабришюте и Евгений Кремчуков, разбирали Дмитрий Веденяпин, Дмитрий Гвоздецкий, Олег Дозморов, Ирина Кадочникова, Валерий Шубинский.
Представляем подборку стихотворений Евгения Кремчукова и рецензии Валерия Шубинского, Ирины Кадочниковой, Дмитрия Гвоздецкого, Дмитрия Веденяпина, Олега Дозморова о них.
Обсуждение Дины Дабришюте читайте в этом же выпуске «Формаслова».
Видео мероприятия смотрите в vk-группе проекта.
.
Рецензия 1. Валерий Шубинский о подборке стихотворений Евгения Кремчукова
Евгений Кремчуков — зрелый, талантливый и самобытный поэт. У него есть свой мир и путь, и этот путь убеждает. Кремчуков всегда начинает с житейских чувств и проваливается в мир полувидений, полувоспоминаний, мир нежного сна. Мне кажется, что в его стихах соединяются разные традиции — меланхолически-ностальгическая элегика Арсения Тарковского и тревожно-остраняющий взгляд Константина Вагинова. Сравним:
было невдолге ладони вдоль комнат искали
помнишь ли в кухне играли тебя называл
голос сестрицын негромкий
и сердце тянуло спускаясь
по деревянным ступенькам в прохладный подвал
И:
спи мальчик спит
о сон его онегин
в сырую мякоть мартовского снега
шагнув с саней —
но вдруг хватает руку
за аркой сумасшедшая старуха
не сверстница ли? спутница? подруга?
блокадница? возлюбленная? кто-
то цепкой нищенкой преследует его
из ночи в ночь не вспомнить
Разные интонационные ходы. Но они «вплавлены» в одну поэтику и один тип просодического мышления и органично срастаются. Интересно, что в памяти возникает ещё один поэт, который как раз был на полпути между этими традициями — в те годы, когда Вагинов ещё был жив, а Тарковский только созревал: это Владимир Державин, недавно переизданный. Некоторые параллели с этим поэтом у Кремчукова удивительны.
Если говорить именно о просодии, то Кремчуков нашел собственный вариант освобождённого стиха (не верлибра!): перед нами то белый ямб, то хорей, то дактиль (как бы «гекзаметр»), но ритм тонко и неожиданно меняется, сдвигается, рифма спонтанно появляется и исчезает — и всё это выглядит очень цельным и естественным.
Так же естественно срастаются культурные цитации и воспоминания — например, в вышепроцитированном (и, на мой вкус, лучшем в подборке) стихотворении «Сороковая годовщина» цельный образ Петербурга создаёт соединение Набокова (и его грёз об оставленном городе) с хармсовской старухой, вагиновской интонацией и нависающей над всем и всеми тенью блокады.
Кремчуков замечательно умеет сказать. Его стихи доставляют удовольствие на уровне строк:
но протекает сквозь сон однокомнатной жизни
медленный вечер в котором все ещё живы
Или:
в направлении мира текущего мимо
по Ванрейновой тьме освещённой одними людьми
Или:
в ночь ложишься заживо один
к мёртвым спишь в воздушные грибницы
Или:
и сердце застывало камнем в кладке
надвратной башни укрывавшей нас
Но при этом отдельные строки не перетягивают одеяло на себя, не сбивают ритм чтения. Сильное поэтическое дыхание держит тексты — например, такую эмоционально наполненную «Смоленскую элегию».
Что в стихах Кремчукова меня чуть-чуть настораживает — его (временами) неполный уход от житейского чувства в чисто поэтическое переживание. Я понимаю, что это оборотная сторона достоинства — эмоциональной силы и открытости. Но это привносит нотку сентиментальности в некоторые места таких в целом сильных стихотворений, как «Обращение» (финал) и «Сюита для дочери» (начало). Сравнительно слабым и несколько банальным кажется мне «Тридевятое царство» (и в формальном отношении отличающееся от остальных).
В целом же для меня радостью было знакомство с этим поэтом.
.
Рецензия 2. Ирина Кадочникова о подборке стихотворений Евгения Кремчукова
В стихах Евгения Кремчукова есть всё, что позволяет говорить о них как о подлинной поэзии: метафизическая глубина, суггестия, тайна, энергия, сгущение смыслов и сама жизнь языка — в неожиданных движениях слов, в удивительном их соседстве, в грамматических смещениях («наш дом появил тебя», «трое ангел медленно идут», «поздней и пустынной и промзоной»). Образы наплывают друг на друга, нанизываются по ассоциативному принципу. При этом не возникает чувства каких-то непроходимых темнот. Наоборот, есть ощущение ясности.
Поэтический мир Евгения Кремчукова очень зримый (здесь много визуальных образов), плотный в своей хрупкой вещественности: он состоит даже не из частей, а из частиц («Муравьишку букашку горелую спичку и мошку и лимонадную крышку / и сирени опавший цветок / эти тоже частицы пространства мироздания нашего крошки»). Чувствуется влияние акмеистической и неоакмеистической традиции: внимание к предметному миру, обращение к теме памяти. У Кремчукова всё обладает ценностью: живое пульсирует витальностью, мёртвое выхватывается из небытия и предстаёт то призрачным и сновидческим, как в стихотворении «Сороковая годовщина», то живым, явственным, телесным («мамина белая рука», «ладони», «тётки большая собака»).
Это жизнеутверждающие стихи, светлые, обладающие утешительной силой. Автор идёт по пути восстановления гармонии: рай для лирического героя есть только один — земной («через щебет небесный и рай свой земной / а иного не зная»). Град небесный Смоленск тоже стоит на земле («там тебе расскажу я / о граде небесном Смоленске»). Однако это не исключает тревожных нот: сюжет утраты – один из сквозных в подборке (стихотворения «Вспять-река», «Обращение», «Смоленская элегия»).
Евгений Кремчуков решает сложную задачу, поворачивая время вспять, воскрешая мёртвых усилиями поэтического слова. Это стихи о семье, о родстве, о родственных — нерушимых — связях, о тепле человеческих взаимоотношений, о любви, о том, что никто не умирает, что все наши близкие всегда с нами: наша память не даёт им умереть. Возникла параллель с Владимиром Гандельсманом, для которого тоже очень важна тема родства, семьи.
Автор размышляет о диалектике жизни и смерти, об их круговороте: они нераздельны в своем единстве, одно перетекает в другое. Наиболее отчётливо эта мысль артикулируется в стихотворении «Утро» — через метафору бабочки, которая жива и мертва одновременно. Можно долго вспоминать, кто писал о бабочке (Фет, Мандельштам, Набоков, Бродский, Тарковский), весь этот интертекстуальный пласт, подключающийся к стихотворению Кремчукова, только обогащает текст. Автору свойственен культуроцентризм: в текстах есть отсылки к Рембрандту («Ванрейнова тьма»), Пушкину, Набокову. В стихотворении «Смоленская элегия» словно смешиваются времена (настоящее и средневековое прошлое): в одном ряду оказываются и бабушка лирического героя, и Жанна д’Арк, а соответственно – смоленский Реадовский парк и Домреми.
Поэтика Кремчукова — сновидческая: герой словно смотрит сновидение о прошлом, и в этом сновидении сходятся разные времена и пространства. Поэтому так часто в стихах встречается лексема «сон» и производные от неё: «но протекает сквозь сон однокомнатной жизни / медленный вечер в котором все ещё живы», «в сон посторонний возведённый здесь / чужой потусторонний невозможный», «о сон его онегин», «слогом старинным который ложится как снится».
Прошлое живёт в настоящем, а мир живых и мир мёртвых в этой поэтике соприкасаются друг с другом: подвал («Вспять-река»), погреб («По далёкому выстукивают мосту…») — это всё порталы в потустороннюю реальность.
Эти стихи растут из такой интенции — преодолеть распад, соединить распадающиеся времена, восстановить их связь, показать возможность бессмертия. Идея родства (времён, пространств, людей) очень важна для автора. Человек у Евгения Кремчукова — часть рода. Подборка начинается со стихотворения, обращённого к предкам лирического героя (бабушка, дед), а заканчивается «Сюитой для дочери»: у человека есть предназначение — продолжить других и продолжиться самому. Символично, что имя «Зоя», вынесенное в посвящение к финальному тексту подборки, переводится как «жизнь». Читая стихи Евгения Кремчукова, приходишь к такому философскому выводу: смысл человеческого существования в том и состоит, чтобы преумножать эту самую жизнь.
.
Рецензия 3. Дмитрий Гвоздецкий о подборке стихотворений Евгения Кремчукова
Поэзия Евгения Кремчукова весьма требовательна к читателю. Любая оплошность, одно-единственное слово, ускользнувшее от внимания, приводит к тому, что стихи рассыпаются, словно карточный домик на ветру, и упорно не желают собираться обратно. Чтобы получить цельную картину, приходится погрузиться в воды «вспять-реки» из названия текста, открывающего подборку, доплыть по её течению до первой строки и начать всё заново. Порой таких заплывов требуется целая серия.
Подобного эффекта Евгений Кремчуков достигает с помощью нескольких прекрасно друг друга дополняющих приёмов: отказа от пунктуации, всевозможных грамматических вольностей («трое ангел медленно идут», «наш дом появил тебя» и т. д.) и причудливых, сбивающих с толку переплетений анжамбеманов и инверсий. Сюда же можно отнести рифму, которая то появляется, то бесследно исчезает, и плавающий ритм, местами подчёркнуто строгий, местами настолько вольный, что вспоминается творчество авангардистов начала и середины XX века.
Практически всё перечисленное мы встречаем, как только берёмся за первое из представленных стихотворений:
Так на листочке тетрадном в сокровище из «Букиниста»
слогом старинным который ложится как снится
медленным вечером летним
в доме у бабушки — дом
тайнами полон во взрослых своих разговорах
шахматы дедовы тётки большая собака
ёж на макушке под маминой белой рукой
Совокупность своеобразных авторских уловок отлично имитирует то, как устроены воспоминания. Когда мы впадаем в ностальгию, у нас в голове возникает не стройный, аккуратный нарратив, а настоящий круговорот впечатлений, ощущений и предметов быта, среди которых мелькают лица близких людей и очертания любимых домашних животных. Но будет нелишним добавить, что поэзия Евгения Кремчукова — скорее не поток сознания в чистом виде, а повествование ненадёжного рассказчика, который то говорит вполне связно, то вдруг тонет в потоке сознания, а потом вновь из него выныривает.
Ключом к поэзии Евгения Кремчукова можно назвать фрагмент его интервью, опубликованного на сайте «Российской газеты»: «…человек на девяносто процентов из памяти и состоит. И этот процент — в отличие от воды в человеческом организме — с возрастом не уменьшается, а, наоборот, увеличивается».
Несмотря на то, что речь в приведённой цитате идёт о романе Кремчукова «Волшебный хор», то же можно сказать и о стихах Евгения. Вся подборка как раз на те самые девяносто процентов состоит из памяти. О дедушке, бабушке, отце, матери, тётках, большой собаке, опавшем цветке сирени. В стихах Кремчукова мы видим не дома, ступеньки, платформы и лимонадные крышки, а то, как всё это отразилось в воспоминаниях героя.
Другой важный мотив, проходящий сквозной линией через всю подборку Евгения Кремчукова, — одиночество:
в ночь ложишься заживо один
к мёртвым спишь в воздушные грибницы
Это не удивительно, ведь каждый, кто погружается в воспоминания, неизбежно остаётся наедине с собой. Даже если вокруг него полно живых людей, вспоминающий всё равно отстраняется от них непроницаемой стеной и оказывается в обществе тех, кого больше нет.
ветхой заветной ли тенью
только один и остался кем вечер тот помним
последний
разные земли и воды прияли в себя остальных
В какой-то момент создаётся впечатление, что стихи Евгения Кремчукова перенасыщены прошлым. Оно буквально поглощает всё, до чего может дотянуться, утягивает за собой стремительным течением той самой вспять-реки. Словно автор (или его герой-рассказчик) дошёл до того пугающего состояния, когда воспоминания об уже прожитом становятся ярче и интереснее, чем то, что происходит в жизни прямо сейчас. Однако здесь в поэзии Кремчукова возникает очень важный противовес, спасительная ниточка, которая возвращает героя в настоящее и заставляет понемногу смотреть в будущее, не позволяя памяти заполнить оставшиеся десять процентов пространства.
Мир тебя представил и стала ты
в дом вошли и наш дом появил тебя
облик твой меня зрением одарил
голос твой мне новым дан языком
Дочь освещает этот поэтический мир, как упомянутые в одном из текстов люди на картинах Рембрандта. Благодаря ей герой как будто воскресает и многое переживает заново, но уже не в виде воспоминаний, а по-настоящему. В каком-то смысле появление дочери становится для него поводом заново учиться жить, несмотря на все безвозвратные потери, утягивающие в пучину.
мне теперь назначишь учиться рукой твоей
моя девочка светлячок частица моя
наблюдатель маленький станем разгадывать здесь
волшебство природной речи припоминать
для чего столько крыльев птице или зачем
столько песен сердцу или всего одна
Как верно подмечено в предисловии к подборке Евгения Кремчукова на сайте «Prosodia», это «редкое по глубине для русской поэзии переживание отцовства». Любопытно, найдёт ли данный мотив отражение в дальнейшем творчестве Кремчукова, и если да, то как он будет эволюционировать.
.
Рецензия 4. Дмитрий Веденяпин о подборке стихотворений Евгения Кремчукова
Название первого стихотворения «Вспять-река» могло бы, как мне кажется, стать названием всей подборки Евгения Кремчукова. Стихи Кремчукова и вправду текут в прошлое и в то же время (это в них особенно замечательно) как будто наплывают на нас из прошлого. Безусловно, все эти стихи связаны с памятью рода, с судьбой рода, с теми, кто ещё здесь, в нашем мире, и с теми, кого уже здесь нет. В лучших стихах происходит что-то вроде восстановления или воскрешения:
СМОЛЕНСКАЯ ЭЛЕГИЯ
памяти деда
памяти отца
Я видел как осколки
слетались вместе обрастая рамой
оконной и стекло
бросало в воздух птицу видел
как ветви липы пеленали ветер
и сердце застывало камнем в кладке
надвратной башни укрывавшей нас
от ливня над стеной ворвавшегося в город
как древесина втягивала пламя
и стягивалась в лиственную плоть
как пальцы собирали почерк видел
поило море реки возвращались
младенцы в крик в стон в поцелуй в прикосновение в улыбку…
Вполне уместным кажется мне и обращение к одному из важнейших в нашей литературе воскрешателей прошлого и в принципе исследователю времени — Набокову. Как минимум два стихотворения в подборке говорят о нём и с ним. Неизбежно набоковской и в то же время вполне независимой, вполне кремчуковской представляется мне бабочка, которая сразу и мертва, и жива, когда она «хлопочет собирая свет»…
В стихах Кремчукова есть особая завораживающая атмосфера и своя интонация. А это уже очень много.
Пожалуй, лишь одно стихотворение показалось мне не слишком внятным и лексически, и содержательно, это «Август». Не убедило меня и словосочетание «трое ангел» в стихотворении «Свидетельство», как я ни пытался уговорить себя, что это вполне законный и свежий поэтический сдвиг…
Но в целом подборка Евгения Кремчукова вызывает у меня чувство глубокой благодарности автору за его — употреблю опасное и страшно дискредитированное слово — духовное усилие.
.
Рецензия 5. Олег Дозморов о подборке стихотворений Евгения Кремчукова
(Расшифровка устного выступления)
Во-первых, спасибо Евгению за сегодняшнее знакомство с ним. Я узнал нового поэта.
Не думаю, что построчный разбор тут необходим, но я бы сказал о том, что мне импонирует. Во-первых, это музыкальность — стихи Евгения развиваются по законам музыки. Чтобы это доказать, лучше всего, наверное, прочитать всю «Сюиту для дочери» либо «Сороковую годовщину», показать музыкальные переходы, красоту исполнения. Но можно проиллюстрировать этот тезис любым произведением из подборки. Стихотворение развивается как музыкальная фраза, и одновременно мы видим постепенно проступающую картину:
стоит как шкап оставленная жизнь
музеен ветхий свет в щели портьер
но повернувший ключ воображенья
отметит здесь к чему часы идут
спешащие на несколько минут
и невесомый комнаты этюд
не совпадает с замыслом решенья
На мой взгляд, это сделано на высочайшем уровне, я просто снимаю шляпу. И таких находок — на уровне лексических приёмов, поворотов логики — здесь много, в этом я согласен с Валерием Шубинским. Строка поворачивается так, ты читаешь следующую, она возвращается в другом варианте. Всё стихотворение на наших глазах происходит, звучит, втягивает тебя, и главное, что всё это сделано очень тонко — здесь нет никаких приёмов поэтического армрестлинга, хватания за грудки. О смерти говорится предельно деликатно: если убрать заголовок или посвящение родственникам, мы можем не сразу понять, о чём речь. Всё это сделано по законам очень высокой поэзии.
Тут уже было сказано про интертекст. Стихи наполнены цитатами — причём не только из поэзии. Здесь есть масса культурных ассоциаций, упоминаний из области литературы, архитектуры, истории. Эти стихи дышат в мандельштамовском смысле мировой культурой. Мы не просто видим текст на странице, но и ещё очень многое видим, вспоминаем, слышим по ассоциации, задействованы и слух, и зрение, и даже обоняние, и осязание, и историческая и культурная память: французская архитектура, Питер, набоковские места. Всё это вроде бы из прозы, но при этом очень лирично, и очень здорово.
И в то же время это стихи не фейсбучного* качества. Я спросил себя, почему в Фейсбуке* я это пропустил, хотя мы френды с Евгением? Потому что там восприятие устроено по-другому, читатель, может быть, едет в трамвае, у него тридцать секунд на чтение, и ты должен его увлечь. Эти стихи требуют вдумчивого чтения, и они не могут схватить читателя на бегу. Для меня это скорее комплимент, признак сложной и благородной поэзии. Но при этом каждому поэту хочется пожелать популярности и признания.
И последнее: когда Евгений читал, то ритм его чтения совпал с моим внутренним ритмом. То есть музыка стиха в тексте предзадана, явлена, и поэтому читатель попадает в резонанс с автором, даже читая не вслух, а про себя. Это тоже качество настоящей поэзии — поэт не хватает читателя за шкирку и не возит его по своим стихам, не поражает его воображение спецэффектами, а они естественным, музыкальным образом попадают в унисон.
.
Подборка стихотворений Евгения Кремчукова, представленных на обсуждение
Евгений Кремчуков родился в 1978 году в Смоленске, с 1987 года живёт в Чебоксарах. Стихи и проза печатались в журналах «Новый мир», «Звезда», «Юность», «Формаслов», «Кольцо А», «Prosodia», и других. Автор двух поэтических книг: «Проводник» (Чебоксары: Free Poetry, 2011) и «Облако всех» (М.: Воймега; Ростов н/Д: Prosodia, 2023). В соавторстве с Григорием Аросевым в 2014-2022 гг. написал повесть «Четырнадцатый», роман «Деление на ночь», легендарий «Святые рыбы реки Вспять». Автор романа «Волшебный хор» (М.: Альпина.Проза, 2023) и книги «Фаюм» (М.: Альпина. Проза, 2024).
Финалист национальной литературной премии «Большая книга» (2020, роман «Деление на ночь»; 2023, роман «Волшебный хор»), литературной премии «Ясная Поляна» (2023), премии им. Катаева журнала «Юность» за лучший рассказ года (2023).
.
ВСПЯТЬ-РЕКА
Так на листочке тетрадном в сокровище из «Букиниста»
слогом старинным который ложится как снится
медленным вечером летним
в доме у бабушки — дом
тайнами полон во взрослых своих разговорах
шахматы дедовы тётки большая собака
ёж на макушке под маминой белой рукой
восьмидесятый? припомнишь ли в точности год
здесь на девятом десятке
ветхой заветной ли тенью
только один и остался кем вечер тот помним
последний
разные земли и воды прияли в себя остальных
но протекает сквозь сон однокомнатной жизни
медленный вечер в котором все ещё живы
тётки за женской беседой —
в сторонке от них
было невдолге ладони вдоль комнат искали
помнишь ли в кухне играли тебя называл
голос сестрицын негромкий
и сердце тянуло спускаясь
по деревянным ступенькам в прохладный подвал
.
ТРИДЕВЯТОЕ ЦАРСТВО
Посиди поговори
потанцуй со мной
славно плещется аи
в кружке жестяной
у камина у плиты
посидим в тепле
мне одна осталась ты
в этом феврале
свет ли выключим — в метель
в тереме светло
если тридевять земель
мелом замело
если псковская княжна
как сулит пурга
ночь февральская длинна
глубоки снега
.
***
По далёкому выстукивают мосту
каблучки высокие и прямые
из Тургенева яблони растут
темноглазые девушки ходят мимо
вечер двери в тёмные войди
волчье яблоко вынесут в горсти
что для гостя в погребе хранится
в ночь ложишься заживо один
к мёртвым спишь в воздушные грибницы
.
ОБРАЩЕНИЕ
отцу
Муравьишку букашку горелую спичку и мошку и лимонадную крышку
и сирени опавший цветок
эти тоже частицы пространства мироздания нашего крошки
между светом дневным и ночным увлекает невидимый ток
то ли воздуха тёплого то ли прохладного времени ветер
разделить не умею его
где стою испытатель опавшего неба в сиреневом цвете
в тайне света иного и отсутствия в нём твоего
в направлении мира текущего мимо
по Ванрейновой тьме освещённой одними людьми
дальше полночи летней и дочери спящей
о не воображаемой а настоящей
чья теперь сквозь твою и мою прорастает листва
я хотел бы очнуться и ты жив
внучка твоя во сне заплачет и как день
восемь лет со мной пролетели до этих слов
я на слове снова открою словарь
ты опять прочтёшь как ребёнку вслух
голос твой он и дверь во мне и ключ
я хотел бы остаться где ты есть
я готов улыбнуться что ты здесь
.
СМОЛЕНСКАЯ ЭЛЕГИЯ
памяти деда
памяти отца
Я видел как осколки
слетались вместе обрастая рамой
оконной и стекло
бросало в воздух птицу видел
как ветви липы пеленали ветер
и сердце застывало камнем в кладке
надвратной башни укрывавшей нас
от ливня над стеной ворвавшегося в город
как древесина втягивала пламя
и стягивалась в лиственную плоть
как пальцы собирали почерк видел
поило море реки возвращались
младенцы в крик в стон в поцелуй в прикосновение в улыбку
мы возвращались где уже светает
и Жанна с бабушкой моей
в реадовский рассвет
в лесок у Домреми
выходят спозаранку за грибами
в огромный тёмный тайны полный мир
я видел сам он всё хранит прими
ключи от птиц ночных с дымящимся дыханьем
иди прозрачной картой сентября
где собирают всех
за глубиной распада
по замыслу листвы внутри совпавших слов
как в духов дом проводят в свежесть сада
светает несколько оставшихся столов
бессмертием обносят
23.01.2013, 21.03.2013
.
СОРОКОВАЯ ГОДОВЩИНА
Под утро спит Набоков в Ленинграде
по Герцена идёт к Большой Морской
где каждый дом себя напоминает
приоткрывает призрачной рукой —
и наблюдает
стоит как шкап оставленная жизнь
музеен ветхий свет в щели портьер
но повернувший ключ воображенья
отметит здесь к чему часы идут
спешащие на несколько минут
и невесомый комнаты этюд
не совпадает с замыслом решенья
сюда к столу непылкая любовь
ведёт со стороны Адмиралтейства
в укромный воздух вымысла и детства
вдоль тёмных линий вены и Невы
в сон посторонний возведённый здесь
чужой потусторонний невозможный
умышленный родной предписанный случайный
в невыносимый до прикосновенья
как пламя ледяное в самый тайный
и самый русский город Петроград
(всё прочее дадут чтобы забрать
в грядущем множа перечень утрат)
спи мальчик спит
о сон его онегин
в сырую мякоть мартовского снега
шагнув с саней —
но вдруг хватает руку
за аркой сумасшедшая старуха
не сверстница ли? спутница? подруга?
блокадница? возлюбленная? кто-
то цепкой нищенкой преследует его
из ночи в ночь не вспомнить
никого
осталось в этом городе оттуда
где совершенный начинался век
из глубины пустого Петербурга
какой улов теперь достанет утро
ответит персонаж ли человек?
и что он видит этот неизвестный
на карточке стоящий к нам спиной
внутри него пейзаж домашняя работа
в альбоме карандашные рисунки
короткий день и долгий дождь прозрачный сад
осенний сад его библиотека
последний лицеист последний декабрист —
кто в нём переворачивает лист
дагерротип исчезнувшего века
в пространстве остывающем к утру
за стенкой просыпаются соседи
всё чутче шаг с той стороны теней
где с каждым годом сумерки плотней
где крылышки ко сну смыкает мнемозина
в Рождествене своём искавшая людей
.
АВГУСТ
По тропинке шагая лесной
от платформы Лесная
через щебет небесный и рай свой земной
а иного не зная
собирал по пути грибника
чудака и туриста
за глоток коньячка за кусок шашлыка
воздавая сторицей
каждый помнит из них повстречал
лесника или бабку
отчего-то ночами
в тот солнечный час
возвращаясь оглядкой
.
УТРО
И понимаешь дело в чём
что бабочка мертва
хотя она ещё жива
она уже мертва
но это всё-таки не всё
ведь бабочка жива
ещё тогда когда мертва
она уже жива
когда с булавки за стеклом
над письменным столом
вспорхнув распахнутым крылом
чуть не задев крылом
за ней смыкающихся век
хлопочет собирая свет
и вьётся низко над водой
и мёртвой и живой
.
СВИДЕТЕЛЬСТВО
Закрывал и уходил последним
закурив «Петра» на остановку топал вдаль
там где день за днём водил по собственному следу
вечер к вечеру ходил по собственному следу
и однажды будним тёплым летним
видел навсегда:
вытянувши тень и день до горизонта
в синем свете корпусов и труб
поздней и пустынной и промзоной
трое ангел медленно идут
.
СЮИТА ДЛЯ ДОЧЕРИ
Зое
Мир тебя представил и стала ты
в дом вошли и наш дом появил тебя
облик твой меня зрением одарил
голос твой мне новым дан языком
и не то чтобы в прежние времена
я о многом просил или вопрошал
но отныне ответом таинственным мне дана
та что чудом лежит в кроватке чья ночь светла
в стороне от часа в стороне от календаря
неподвижным ещё огромным миром окружена
мне теперь назначишь учиться рукой твоей
моя девочка светлячок частица моя
наблюдатель маленький станем разгадывать здесь
волшебство природной речи припоминать
для чего столько крыльев птице или зачем
столько песен сердцу или всего одна
а когда обнаружим что распадаются времена
убежим со взрослых уроков глаза разглядят куда
где несут нас по старым билетам ушедшие поезда
в неучтённом грамматикой русской —
в прошедшем прекрасном
там тебе расскажу я
о граде небесном Смоленске
о кургане реадовском и о высоких деревьях на Блонье
кроны их
о касаются облака всех —
вспомним вместе что помнят они
по воздушным мостам над Днепром и невидимым устьем Смядыни
переулками юности к сумерек древней святыне
я тебя проведу научу куполам золотым над холмом
и тропинке к Стене
остановимся в сердце самом
где из ветра навстречу ладони раскрытой протянута ветвь
где с верхушки звезды безымянная птица поёт
многолюдного сада пустого стоит посреди человек
совершенно пленительный в несовершенстве своём
.
