Виктория Топоногова родилась в Москве в 1971 году. Окончила Литинститут им. А.М. Горького и МГГУ им. М.А. Шолохова. Автор 12-ти книг и множества публикаций в периодических изданиях. Член Союза писателей России c 2002 г, член Творческого объединения детских авторов России (ТО ДАР), член Союза детских и юношеских писателей. Лауреат Международного литературного конкурса «Золотое перо Руси», обладатель нагрудного знака «Серебряное перо», победитель проекта-конкурса «Книга года: выбирают дети-2013» с книгой «Тайна Перелётных деревьев» (издательство «Речь»). Повесть «Семнадцать дней под небом» вошла в лонг-лист Международной детской литературной премии им. В.П. Крапивина и в лонг-лист Всероссийского конкурса «Книгуру» в 2017 году. Второе место на IX международном Корнейчуковском фестивале детской литературы в 2020 году. Второе место на Седьмом Международном литературном Гайдаровском конкурсе в 2020 году. Работает в художественной школе «Параллели» педагогом дополнительного образования. Живет в Москве.
Виктория Топоногова // Пожарная тревожность
— Прослушайте объявление! — Елена Анатольевна терпеливо дождалась тишины в классе и продолжила: — Завтра после второго урока неожиданно будет объявлена учебная пожарная тревога.
— А почему неожиданно? — спросил Стас Коробейников.
— Потому что это тревога. Она всегда происходит внезапно, — объяснила классная руководительница.
С этим могла бы поспорить отличница Алла Перегудина. Она тревожилась только тогда, когда что-то ожидалось: контрольная, выступление, срез по математике… А что касается неожиданностей, то они в её жизни случались редко и зародить серьёзную тревогу не успевали.
Пятый «А» заметно оживился: на третьем уроке намечалась контрольная по математике, и теперь появился реальный шанс задвинуть это безрадостное мероприятие.
А вдруг тревога будет уже на втором уроке? Там русский. Тоже неплохо. И на первом можно бы объявить — по литературе должны басню спрашивать. Поэтому ребята начали ждать её с самого утра.
Тревога оказалась неторопливая и заставила понервничать всю школу ещё до своего объявления.
Математика в пятом «А» началась, и Римма Донатовна попросила всех достать двойные листочки. Лёвка никогда бы раньше не подумал, что нейтральная фраза «Достаём двойные листочки», совершенно спокойно произнесенная математичкой, может звучать столь зловеще.
Сева Ильин поднял руку и попросился выйти.
Римма Донатовна посмотрела на него с подозрением сперва сквозь очки, потом поверх них, призадумалась на пару секунд и всё-таки разрешила покинуть класс. Видимо, рассудила, что если задание объявлено ещё не было, списать его из Интернета в туалете вряд ли возможно. Хотя кто их знает, современных деток? Впрочем, Ильин… Нет, это не про него. Тихий, даже слишком, ни с кем не дружит. Правда, это и не удивительно — он только в этом году перевёлся в их школу. И всё же странноватый мальчик: иногда Севу резко перемыкает, и он молча смотрит куда-то в пространство. Такие из Интернета не списывают.
Класс успел уже подписать листочки, как — ну наконец-то! — раздалась пожарная тревога.
— Соблюдайте спокойствие! — сказала Римма Донатовна, легко перекрывая голосом противные механические взвизгивания сигнализации. — Сейчас мы организованно выйдем на улицу. Волочаев! Тебе знакомо слово «организованно»?! Сперва крайний ряд. Вещи оставляем в классе. Коробейников, ты в каком ряду? Вот и жди своей очереди. Красу-хина, сумку оставь. Оставь сумку! У тебя там что, золото-бриллианты? Крайний ряд, встали и вышли в коридор. Не разбегаемся, ждём остальных. Пошли!
Первый ряд послушно направился в коридор, за ним второй и третий. Лёва и Валя покинули кабинет в числе последних.
Римма Донатовна закрыла класс.
— Все?
— Все! — ответили ей.
— Не бежать! Спускаемся спокойно, — и пятый «А» слегка организованной колонной двинулся в сторону лестницы, куда подтягивались и остальные классы.
В коридоре сирена визжала ещё громче. Её звук был похож на острую металлическую стружку, снимаемую непонятным инструментом прямо из воздуха. Этот вой резал барабанные перепонки и заполнял голову, выжимая из неё остальные мысли.
— Стой! А Ильин? — вдруг вспомнил Валя.
— Точно! Надо найти его.
И друзья рванули в сторону туалета.
Севу они заметили не сразу. Он сидел на полу, вжавшись в угол и закрывая руками уши.
— Севка! Ты чего тут расселся? Пошли быстрее! — Лёва потянул его за рукав на себя.
Мальчик посмотрел на него глазами, полными первобытного ужаса.
— Что, никогда сирены не слышал? Она же учебная. А вот если не выйдем с классом, разборки будут уже реальные.
Сева не двигался. Тогда друзья подхватили его с обеих сторон и потащили к выходу. Ильин был щуплый, ноги его заскользили по полу, а руками он ни за что уцепиться не мог — держал уши.
В коридоре стоял шум, перекрывавший сирену. Все хотели побыстрее протолкаться к лестницам. Пятый «А» уже спустился, и мальчикам пришлось пробиваться между старшеклассниками, которые успевали на ходу ещё и фотографироваться. Кто-то, видимо, возомнил себя репортёром во время стихийного бедствия.
Здоровенный парень в зелёной рубашке кричал на камеру:
— Эпицентр где-то неподалёку! Посмотрите, как трясёт! Школа в панике! Надо срочно покинуть здание! Мы не знаем, сколько жертв на данный момент, но счёт идёт уже на сотни!
И только его одноклассники, дружно гогочущие вокруг и строящие рожи в объектив, портили весь «репортаж». Учителя на фоне старшеклассников вообще терялись.
Еле-еле протиснувшись с Севой на первый этаж, Лёва и Валя начали крутить головами в поисках своего класса. Народу здесь было ещё больше, чем наверху. Пятого «А» нигде не было видно. Сева, до этого бормотавший что-то невнятное, теперь и вовсе начал кричать. Кричал он не громко, но заунывно, на одной ноте, в паузах судорожно вдыхая воздух. Этот звук тоже тонул в общем гуле и сигнализации. Ладонями Сева по-прежнему зажимал уши.
— Что это с ним? — спросил Валя.
Лёва только пожал плечами.
— Сев, ты не бойся, тревога учебная, — пытался успокоить одноклассника Валя. — Видишь, дыма нет, огня тоже, всё понарошку. Сейчас на улицу выйдем и своих найдём. Да не ной ты, в конце концов, и так тошно!
— По-моему, его надо срочно на улицу, — сказал Лёвка.
Народ толпился и у основного выхода, и у двух запасных.
Ребята попытались протиснуться к дверям, но безуспешно.
Бледная кожа Севы приобрела синюшный оттенок; очки съехали набок, отчего лицо мальчика казалось перекошенным.
Лёвка посмотрел в окно раздевалки:
— Наши там!
Дальше произошло то, что Лёвка впоследствии рационально объяснить не мог.
Он просто открыл окно и выбрался наружу. Оказалось, совсем невысоко.
— Давай его сюда! — крикнул он Вале.
Валя помог щуплому Ильину перевалиться через подоконник, а на улице его уже подхватил Лёва. Валя выбрался следом.
Случилось чудо — Ильин перестал кричать. И даже руки от ушей немного отвёл: вой сирены, оглушающе звучавший в коридоре школы, сюда почти не долетал.
Однако теперь начала кричать подбежавшая к ним Римма Донатовна:
— Это что за безобразие?! Вы что вообще себе позволяете?!
Сева снова плотно закрыл уши.
— Ещё и слушать не хочешь? — математичка попыталась оторвать руки Ильина от головы.
— Он сирены испугался, — попытался объяснить Лёва. — А мы ему помогли…
— С вами мы будем говорить в кабинете директора! Быстро идите к одноклассникам!
Вскоре сирену, наконец, выключили, и детям разрешили вернуться в школу. Но радость от сорвавшейся контрольной была окончательно испорчена.
После уроков в кабинете директора собрались «нарушители дисциплины», Римма Донатовна и классная руководительница пятого «А» Елена Анатольевна.
— Ну и что мне с вами делать? — устало спросил директор, выслушав историю математички о выходке пятиклассников, вылезших на улицу через окно раздевалки.
Пётр Игнатьевич смотрел то на детей, то на учителей, и было непонятно, к кому конкретно он обращается.
— Мы хотели как лучше, — грустно сказал Лёва, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Вы сорвали эвакуацию класса, самовольно ушли в другую сторону, и, в конце концов, вылезли в окно, что совершенно недопустимо, — вставила Римма Донатовна. — И это ты называешь — как лучше?
Директор кивнул.
— Ильин был в туалете… — начал Валя.
— Ильина я отпустила, — согласилась математичка, — а вас нет.
— Ему там плохо было. Он кричал, — добавил Лёва.
— Ильин, ты кричал? — Римма Донатовна повернулась к Севе.
Сева молча смотрел куда-то в сторону.
— Ильин, что с тобой было в туалете? — попытался уточнить директор.
Сева молчал. Он сосредоточенно рассматривал аквариум в углу кабинета.
Тогда Римма Донатовна обратилась к Лёве и Вале:
— Вы представляете, что будет твориться, если все начнут в окна вылезать?
Ребята кивнули. А Валя ещё и некстати улыбнулся, потому что буйная фантазия уже нарисовала в голове эту картину: раздаётся звонок с последнего урока, и все ученики со всех этажей школы с портфелями и сменкой, как мартышки, вылезают из окон и отправляются по домам. А за ними и учителя. И даже сама Римма Донатовна, и директор. Словно муравьи из муравейника.
— Он ещё и смеётся над нами! — возмутилась математичка.
Валя срочно попытался вспомнить что-нибудь неприятное и перестать улыбаться. Воображения у него хватало, — он мог вспомнить массу таких вещей, — и теперь на его лице отражалась настоящая мировая скорбь. Но совершенно некстати он представил, как это выглядит со стороны, и снова с трудом сдержал улыбку.
Елена Анатольевна сказала:
— Я надеюсь, они всё поняли. Да?
— Да, — кивнули ребята.
Валя старался изобразить и удержать самое невинное выражение лица.
Сева продолжал заворожённо смотреть на аквариум, где совершали бесконечный круговой заплыв три полосатых барбуса.
— Я думаю, мальчикам надо извиниться, — классная руководительница попыталась нащупать выход из сложившейся ситуации.
— Извините, — послушно сказал Валя.
— За что? — дотошно уточнила Римма Донатовна.
— Что вылез через окно.
— Ну ладно. А остальные?
Сева молчал.
Взрослые посмотрели на Лёву.
— А я не буду извиняться, — вдруг сказал он.
— Почему? — удивился директор.
— Вот если бы это был настоящий пожар, мы бы Ильина по-настоящему спасли. Правильно?
— Правильно, — согласился Пётр Игнатьевич. — Но тревога была учебная. Так? А значит, все должны действовать по инструкции. Да? Да. А в инструкции нет пункта вылезать в окно.
— А если бы настоящая? — не соглашался Лёва. — Если во время реального пожара все будут ждать свою очередь на выходе и даже не попытаются открыть окна, очевидно же, что они от дыма задохнутся! Зачем тогда тренироваться, если тренировка неправильная?
Директор вздохнул.
Вдруг дверь открылась, и в кабинет заглянула женщина — испуганная, встрёпанная, в нелепой старой вязаной кофте. Она быстро окинула всех каким-то шальным взглядом, остановив его на Ильине.
— Севочка! Вот ты где! Еле нашла тебя. Что случилось?
Она моментально сгребла мальчика в охапку, прижав его к себе двумя руками, словно птица, крыльями закрывающая птенца. Теперь её взгляд был направлен на директора. Женщина ждала объяснений.
Ей вкратце рассказали, что произошло.
— Просто Сева кричал, — объяснил Лёва, — и мы решили, что ему плохо, что его надо на улицу поскорее… не оставлять же его в туалете…
— Милые мои, дорогие мои! — теперь Севина мама пыталась и Лёву с Валей обнять своими «крыльями». — Спасибо вам! Вы Севе помогли, не оставили его. Вы настоящие друзья. Вам уже, наверное, сказали, какие вы молодцы (остальные взрослые недоумевающе переглянулись), а у Севы ведь режим, ему пора домой… Мы пойдём? — она посмотрела на директора, и он пожал плечами, что вполне можно было расценить, как положительный ответ. — Пойдём, Севочка. А эти ребята пусть в гости к тебе потом приходят, хорошо? Сева, ты хочешь, чтобы мальчики к тебе в гости пришли?
Сева кивнул.
— Вот и славно, — продолжила мама. — Покажешь им своих питомцев?
— Да, — ответил Сева.
Это было его первое слово в кабинете директора.
— Ну, мы пойдём. А вы заходите, я пирожков напеку.
Она уже уводила сына за дверь, когда Сева вдруг оглянулся и спросил директора:
— А вы зачем рыбкам пластиковые растения посадили?
Директор удивлённо посмотрел на него, потом на аквариум:
— Так удобнее.
— Это вам удобнее. А рыбкам так хуже, — произнёс Сева. — Им живые растения нужны.
— Живые там почему-то не выживают, — вздохнул Пётр Игнатьевич.
— У вас света для них мало. Зелёным растениям нужен свет для фотосинтеза. Есть специальные лампы, вам одной небольшой будет достаточно для этого объёма. Я могу вам принести, если хотите. У меня есть одна старая.
— Нет, не надо… Я сам что-нибудь придумаю.
— Только не тяните, рыбкам же плохо.
— Да, да, обязательно поставлю лампу. Всё, все свободны.
Когда все ушли, Пётр Игнатьевич сел перед аквариумом и стал наблюдать за рыбками. Глупые барбусы тыкались мягкими губами в пластиковые листья искусственных водорослей.
— Живые растения, значит, вам надо? — спросил он. — Живые вы сожрёте. Живых вам тут не напасёшься…
Барбусы молчали. И Петру Игнатьевичу даже показалось, что молчали они с укоризной.
