8 октября 2023 года в формате Zoom-конференции состоялась 92-я серия литературно-критического проекта «Полёт разборов». Стихи на обсуждение представили Данила Кудимов и Мирослава Бессонова; разбирали Влада Баронец, Дмитрий Веденяпин, Елена Наливаева, Ирина Чуднова (очно), Ольга Девш, Ирина Кадочникова, Мария Мельникова (заочно) и другие. Вели мероприятие Борис Кутенков и Григорий Батрынча.
Представляем подборку стихотворений Данилы Кудимова и рецензии Влады Баронец, Марии Мельниковой, Ольги Девш, Дмитрия Веденяпина, Ирины Кадочниковой и Елены Наливаевой о ней.
Обсуждение Мирославы Бессоновой читайте в этом же номере «Формаслова».
Видео смотрите в группе мероприятия.
Рецензия 1. Влада Баронец о подборке стихотворений Данилы Кудимова
Для меня подборка Данилы Кудимова складывается из четырёх стихотворений, а не из семи (первое, второе, третье и пятое). О них я и хотела бы поговорить.
В двух стихотворениях (первое и пятое) Данила тяготеет к использованию архаизмов, слов из древних языков (древнерусский, древнегреческий), перемежая их отдельными графемами (кириллическими и латинскими) и знаками препинания. Текст дробится, заключается в скобки, слова распадаются и (не) собираются в новые, приобретают вид неправильных («ангелами — ангельми», «стань каплью» и т. д.). Стилистическая неровность усиливается из-за того, что архаические выражения вроде «полем же живши» перебиваются элементами разговорной речи («хоть это и не значит / Что приврать(ишь) / В реальность»).
Подобное «собирание» поэтического языка из разнородных символов характерно для ряда современных авторов — например, Варвара Недеогло строит на этом методе целую книгу, создавая (как сама она объясняла на презентации этой книги) язык Другого, субъекта, вынужденного существовать на стыке разных культур и на окраине катастрофы. Данила, кажется, намеренно отказывается от полноценной сборки: его язык остаётся фрагментарным, недо-рождается. Так, в наполовину разъятом виде, существуют и элементы текста (лестниц-/е(го)), и он сам:
Стань каплью
В Лете
Ведь ходили беаше
Был есмь
При привычке и море выпьешь
Хоть это и не значит
Что приврать(ишь)
В реальность
В результате такой организации текста читатель воспринимает его одновременно как принадлежащий к другому языку/времени и незавершённый. Текст как будто хочет достичь полноты, но не физической, а смысловой, и находится в поиске такого смысла, который рождается только в непрерывном слиянии/разделении, трансформации его частей, иносказании.
Два других текста, на первый взгляд, устроены иначе: у них, например, есть понятный сюжет (первый из них имеет форму монологической застольной речи, а второй — лирического описания прогулки и ужина в живописных окрестностях). В стихотворении, наполненном отсылками к древнегреческой мифологии и обращённом к Меланиппу, часто используются многоточия и квадратные скобки, но здесь они, скорее, выполняют утилитарные функции, передавая спонтанность человеческой речи и мысли. Что касается стихотворения о «белокурых немочках», оно стилизовано под произведения романтиков с их подробными пейзажными описаниями и концентрацией на чувствах героя.
Однако и в этих двух случаях, как мне кажется, автора интересуют те же темы, что и в разобранных выше текстах. Ситуация застолья в древнегреческих тонах и окрестности старого европейского городка с «Guten Abend!» исполняют роль декораций: ведь перед нами не Древняя Греция и средневековая Европа, взятые исторически, а их версии в авторском исполнении. Та смыслообразующая фрагментарность, незавершённость, которой в первых двух текстах Данила добивается, экспериментируя со связями внутри и между слов, здесь образуется из бессвязности прямой речи («ему страдания держать Кронид, царь / чёрною землей, поставил. но давай не думать: / [ты оставил стакан], будучи молод и нуждаясь в красоте…») или из лакун и туманностей в сюжете, столь любимых, например, Арсением Ровинским. В третьем стихотворении подборки рассуждения субъекта о действии природы «без злоб» кажутся непонятными, «городок» невозможно опознать, «ужин» тоже обставлен странно и т.д. В повествовании возникают чужеродные стилистические элементы, например, «я не любил, чтобы она завязывалась для меня в мешок» или «звуки старинного невода». Всё это намекает на то, что текст нужно воспринимать с позиции исследователя, а не читателя.
Стихи Данилы Кудимова, если говорить о четырёх упомянутых текстах, интересны и языковым материалом, которым пользуется автор, и методом его превращения в поэтическое высказывание. Три остальных стихотворения, на мой взгляд, получились не такими интересными — особенно их упрощает концовка.
Рецензия 2. Мария Мельникова о подборке стихотворений Данилы Кудимова
Перед нами подборка автора, весьма серьёзно подходящего к поиску решения проблем концептуального соотношения формы и содержания. Спектр образного зрения у Данилы Кудимова широкий, и решения разнообразны.
Кудимов — поэт, активно играющий. Из подборки видно, как он работает с древнерусским, античным материалом и традицией XIX века. Результаты этой работы неравноценны. В стихотворениях «Ангелами…» и «Ἀνακρέων.» автор имитирует… нет, пожалуй, правильно было бы сказать, имитирует имитацию текста — изобилующую лакунами археологической находки, переведённую на современный русский и снабжённую разными техническими обозначениями. Перед нами своего рода поэтический аналог искусственных руин эпохи романтизма. Но если архитектурные псевдоруины были призваны прежде всего вызывать у созерцающего их человека определённое настроение, в случае с «древнерусским» и «античным» текстами Кудимова подобного не происходит. Это сугубо «головные» стихи, эмоциональный отклик они могут вызвать лишь у человека, пламенно влюблённого в древнюю литературу и готового радоваться любой встрече с ней.
Совсем другое дело «Ася». С одной стороны, это тоже «головной» текст. Чтобы понять его, необходимо читать его одновременно с тургеневской повестью. Но здесь игра — прихотливая коллажная нарезка из классика с авторскими вставками и искажениями — наполнена и настроением, и чувством. Здесь мы уже видим не только концепцию, но и самого Кудимова, видим его тёмное переживание и пугающее мышление, превращающее трогательный мир Тургенева в тесную инфернальную вселенную. «Ася» — отличный пример постмодернистской поэзии.
В нарочито разбитом по словам тексте «идёт зима в снегу…» мы наблюдаем нечто похожее на препарацию любовной поэзии как таковой — тягучая, но местами «дающая сбой» история про зиму, весну, тепло, холод и любовь словно замерзает и раскалывается, оставляя нам длинную цепь фрагментов. Стихотворение при желании можно читать и как тончайше-ироническое, и как серьёзно-наивное, и как «наивное», — довольно простыми средствами автор создаёт широкий диапазон возможных восприятий.
В стихотворении «Всех обмануть…» автор выбирает грубоватую, но эффектную форму семантической игры. Вслед за откровенно банальной первой частью:
Всех обмануть
желая, стать, как все,
я лишь заметил:
стриж гнездиться любит
в прозрачногорной вышине.
следует знаковая имитация крика стрижа:
!~~!
~!~!!!
!!~!~
!-!-!-
~~~!~~~!
после чего — или вследствие чего? — повествование переносится в совсем другое измерение:
И стриж всегда гнездился
в положенном месте,
истекая кровью,
выдавая ночь за день,
яблоко за червяка,
а чёрта — за тумбочку.
По сути, здесь мы видим, как текст трансформирует сам себя.
На сложноуловимой границе игрового и неигрового текста находится «Правед…». В нём мы снова видим имитацию работы филолога, оформляющего древний текст, но филолог тут действует «в команде» с концептуалистом, разносящим слова по разным строкам, добиваясь открытия некого «семантического кармана». А само стихотворение — философско-теологический микротрактат о благодати — представляет собой однозначно нечто большее, чем сумму используемых при его создании приёмов, — если убрать их, оно не потеряет своего смыслового ядра.
Наконец, в стихотворении «И как бы мне сказать что я не прожил…» автор отбрасывает свои затейливые инструменты и оставляет лишь мысль, чувство и метафору. И конструкция не рассыпается, всё отлично работает.
Рецензия 3. Ольга Девш о подборке стихотворений Данилы Кудимова
Подборка Данилы Кудимова заставляет думать. Буквально начиная с названия «Ангельми немолчно в вышних славимаго Бога», которое отсылает к ирмосу восьмой песни Триоди Цветной (Неделя 4-я по Пасхе, о расслабленном). Вдобавок два первых и два предпоследних стихотворения празднуют дада и стремятся приобщить читателя к абиссальным брамфатурам.
Совмещение нигилистической поэтики, ставшей многоплодным семенем концептуального искусства, и визионерской философии Даниила Андреева, вероятно, и есть суть «инициативы rosamundi», вдохновителем и руководителем которой и является Кудимов. Как известно из биографической справки, Данила учится на филологическом факультете МГУ, что очень заметно в стихах. Знания переполняют. Здесь и греческие и церковнославянские включения-гранки, и постмодернистское смешение слоёв с неизменным флёром критического отношения к транслируемому объекту.
Адаптация тургеневской «Аси» в одновременно новом сладостном («и пришёл в свою комнатку весь разнеженный, / как маленький луч декабря, / сладостным томлением / испепелённый») и восточном («лодка сердца причалила») стилях с вкраплениями едко-изящной иронии:
С обеих сторон рос виноград;
солнце только что село,
и алый тонкий свет лежал на зелёных лозах,
на высоких тычинках,
на пашных уделах…
и на белой стене небольшого домика
с косыми чёрными перекладинами
и четырьмя светлыми окошками,
в которых копошились гадины.
И только в полной цитате видна вся авторская игра. Возможно, это контрапункт. Однако воспринимается как постирония. Словосочетание «копошились гадины» не совсем правильное — обычно говорим «гады», — отчего создается щекотливая двусмысленность, к которой якобы никто отношения не имеет, ведь обе героини стихотворения описываются исключительно с милой, точнее сказать, миленькой интонацией. Но посреди всего этого шербетного сюсюканья плюхаются гадины. Неспроста сей ляп. Данила, как Левша, не подковку делает, а клеймо на ней. И думайте что заблагорассудится. В пределах отведённой блохи, разумеется.
С классикой по обыкновению как держатся: или подобострастно, или панибратски. Кудимов строит другие взаимоотношения, свойственные молодым и амбициозным, — равноправные. Правда, сначала революция. Культурная и философская. В основе всё равно лежит круг. Стесняться глупо. Космогонию человеческой поэтической мысли пора обновить.
и я
с тобою
рядом
не с тобой.
Рецензия 4. Дмитрий Веденяпин о подборке cтихотворений Данилы Кудимова
Стихи Данилы Кудимова — стихи-загадки. Я очень рад, что автор сегодня с нами и можно будет задать ему вопросы. Что означают эти отсылки к церковнославянскому? Почему «ходили беаше», к чему это странное совмещение причастия во множественном числе с глаголом в единственном? Почему нам предложена эта реконструкция (если это так) дописьменной речи? Что означает в данном случае «ь — jь — j»?
Не меньше вопросов и ко второму, так сказать, «греческому» стихотворению в подборке… Например, в чём смысл квадратных скобок? Насколько мне известно, в редакторской практике в квадратных скобках помещают то, что предлагают добавить в текст. Но так ли это в данном случае? (Ответы Данилы Кудимова на вопросы см. на видеозаписи мероприятия. — Прим. ред.)
Не менее загадочно и стихотворение про стрижа.
Читая подборку Данилы Кудимова, я невольно вспомнил слова одного философа: есть тексты, предназначенные для понимания, а есть такие, что созданы для интерпретации. Тексты Кудимова явно принадлежат ко второй категории.
Вместе с тем, в каждом стихотворении есть свои поэтические находки, и автору никак не откажешь в том, что называется «чувством слова». Пожалуй, самой главной удачей мне представляется стихотворение «Ася». Литературная игра, в которую нам, читателям, предлагается тут сыграть, замечательно срежиссирована и воплощена. Стилизация, ирония, особенная атмосфера, заставляющая вспомнить сразу Гофмана, Вагинова и Николева, композиция, спорадическая рифмовка, сама музыка этого стихотворения — всё здесь говорит о безусловном таланте автора.
Рецензия 5. Ирина Кадочникова о подборке стихотворений Данилы Кудимова
Подборка Данилы Кудимова оставляет впечатление противоречивое. С одной стороны, видно желание автора говорить серьёзными словами о серьёзных вещах (о судьбе, смерти, жизни, духовном поиске), подняться на уровень метафизики, выйти за пределы дольнего — в мир горнего, в реальность духа. Такой посыл считывается и в названии подборки, и, например, в стихотворении «Праведник…». Надо сказать, что сам посыл многое оправдывает. Вообще, говоря о молодых авторах, думаешь, что важно не столько качество исполнения, а именно посыл — о чём человек думает? что его волнует? В случае Данилы Кудимова мы видим автора мыслящего, эрудированного, автора, занятого постижением глубоких смыслов. Но вписать Данилу Кудимова, например, в контекст современной христианской поэзии (эта мысль возникала уже при прочтении названия подборки) не получается: в стилистическом плане подборка выглядит разнородной, и то, что сначала считывается как серьёзный посыл, в общем контексте выглядит как эксперимент. Автор пока не выработал свою поэтику и находится в ситуации поиска.
Это видно уже по первым трём стихотворениям подборки — очень литературным, очень филологическим и очень разным. Даже если не знать, что Данила Кудимов — студент-филолог, всё равно возникнет подозрение, что это написано филологом: тут и отсылки к древнерусской литературе («сыновья полем же живши» — цитата из «Повести временных лет»), и к древнерусской морфологии, и специальные знаки, которые используются в фонетике (ь — jь — j), и греческие лексемы, и образы, восходящие к античной мифологии. И всё это в одном тексте — «Ангелами…»: стихотворение словно строится по принципу монтажа (монтируются куски, вызывающие разные культурные ассоциации). По отдельности эти куски не выглядят как тёмные места, но общий эффект от такого монтажа — затемнённость смысла. Самая тёмная, наверное, третья строка: зачем она (сложно представить, как можно её прочитать, — разве только глазами) и что это — невыразимый язык ангелов? Очевидно, что не филолог вообще не разберётся в этих значках. Вроде бы стихотворение погружает читателя в древнерусский контекст, но тогда непонятна логика включения греческого слова «Χαίρετε». В целом текст выглядит как очень герметичный. Читатель останавливается после каждой строки, делает паузу, перечитывает снова. И в этом смысле, кстати, паузы у Данилы Кудимова работают так, как они, наверное, и должны работать в верлибре, поэтому каждая строка словно задаёт свой сюжет. При всей неясности стихотворения (хотя финал очень понятный), очевидно (и, наверное, это самое важное), что слово здесь просто не дает шансов пройти мимо: слово здесь себя являет. Мы чувствуем нежность и небесность, какую-то запредельность ангелов: «ангельми» (и ведь куда нежнее, чем привычное «ангелами»). Мы слышим в слове «каплью» само действие — «лью». Здесь видна установка на поиск — правда, возможно, этого поиска слишком много. Да и образы как-то диссонируют друг с другом. В этом стихотворении мне не хватило стройности, но из достоинств хотелось бы отметить работу со словом, с языком.
Стихотворение «Пей, Меланипп…» вызвало много вопросов. Почему дана отсылка к Анакреонту, ведь автор стихотворения «Другу Меланиппу» — Алкей? Очевидно, именно на это стихотворение Алкея ссылается Данила Кудимов. Не очень понятно, как читать стихотворение, — как ещё один перевод древнегреческого текста? Тем более часть текста даётся в квадратных скобках: обычно так делают в подстрочниках. Если это не перевод, то для самостоятельного текста здесь как будто не хватает какой-то собственно авторской «пересборки» источника, как, например, у Державина в «Памятнике» или у Пушкина в стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». Отсылок к античной мифологии много, например, в стихотворениях Андрея Таврова, но у Таврова мы всегда видим некий революционный посыл: это важно для поэзии. Стихотворение же Данилы Кудимова читается именно как переводной текст. Хотя, скорее всего, автор ставил перед собой другую задачу. И снова мы видим необычное (как в случае с «Ангелами…») графическое оформление стихотворения — отточия в скобках, скобки, которые открываются, но не закрываются. Дальше читателю предлагается ещё один эксперимент — как-то очень странно переписанная «Ася» Тургенева: местами автор применил приём блэкаута, местами вставил свои слова (в том числе и для рифмы: «солнца — червонца»), где-то заменил местоимения — с третьего лица на первое, а главное — расположил текст по вертикали (как в верлибре), а не по горизонтали (как в прозе). Такой подход позволил показать в тексте Тургенева, например, ассонансные созвучия («злоб — красот — мешок», «водопадов — плясала»), обозначить повторы («я не любил — я не любил»). Но мы и так знали о лирическом потенциале прозы классика. Что даёт предложенный Данилой Кудимовым подход? Это явно не постмодернистская игра с цитатами. Это может быть игрой с читателем: попробуй найди здесь отступления от тургеневского текста (кстати, выражение «нужно кушать» совсем стилистически невместное, а вот «маленький луч декабря» — хорошо). Но непонятно, зачем всё это нужно. Ирония здесь не считывается, пародия — тоже. Зачем? Снова вопрос к авторской задаче.
Стихотворение «идёт зима в снегу…» выбивается из корпуса экспериментальных текстов и, кстати, из корпуса верлибров. Мы видим ямб с намеренно неточными рифмами («плече — наедине — тепле — темноте», «рук — люблю»). Мы вы видим лирическое высказывание, вполне понятное, даже простое. Хотя и здесь можно найти параллели: из самых очевидных — «Снежная маска» Блока. На мой взгляд, в стихотворении есть избыточность: «идёт зима в снегу» (читатель вряд ли может представить зиму без снега, это почти плеоназм), «но вот зима в снегах ушла» и «а снег растаял за окном» — это одна и та же мысль, выраженная разными словами. Наверное, этот текст можно было бы сократить: от этого бы он только выиграл. Есть в нём и штампы — ну или хотя бы очень ожидаемые образы и ходы: «моя печаль», «мечтаем о тепле», «и за окном опять весна». Но в этом стихотворении чувствуется воздух — потому что автор почти каждое слово вынес в отдельную строку, сделал на нём акцент. Чувствуется трогательность, пронзительность, неподдельность переживания, о котором говорится самыми простыми словами («но я / люблю тебя / как прежде / когда / ты говорила мне / люблю»).
От подборки складывается такое ощущение, что в каждом тексте автор ищет новую поэтику, ищет себя. Потому что в следующем тексте мы видим работу с фигурным стихом, мы видим, как форма становится смыслосодержательной, и это удачно получилось: всё возрастающая длина строк и знак «дефис» ассоциируются со ступенями, с восхождением праведника. Здесь мы видим такие разломы слов, что на этих разломах как бы вырастает новое слово: «кам – / (ень)тарь(ь)» читается как камень и янтарь. То есть одновременно показываются два камня — гиацинт и янтарь. «Анг- ел (и)» прочитываются и как ангелы, и как ели, которые «собирают иглами» песок. Слово может перетекать в другое слово, как слово «лестнице» перетекает в «его». Это очень интересно с точки зрения работы с формой, с языком, хотя читатель, конечно, запинается за все эти скобки. Но финальная строка не просто удачна, а прекрасна: «…благодать восходит по каменной глотке, а смочить её может только любовь». Здесь нет никаких разломов слов, никаких лишних символов — а есть глубина мысли.
Но, кстати, и следующее — про стрижа — очень интересное. Интересен в нём финал — совсем неожиданный своими переворотами: «выдавая ночь за день, / яблоко за червяка, / а чёрта — за тумбочку». Это даже более неожиданно и интересно (тем более яблоко выдаётся за червяка, а не наоборот), чем строфа из символов (читается как имитация пения стрижа): автора интересует визуальная поэзия, это видно из всей подборки. В стихотворении про стрижа строфа из символов оправдана: читатель слышит (представляет) радостную (иначе откуда столько восклицательных знаков?) песню стрижа, а потом узнает, что стриж поёт её, истекая кровью. Напрашивается параллель с поэтом. Эта миниатюра удивляет, а от современной поэзии ждёшь удивления.
Про финальное стихотворение могу сказать, что для меня всё в нём на своём месте: никакой вычурности — глубина и драматизм переживания. Их удалось выразить только словами (причём простыми): об эти слова не спотыкаешься, а находишь в них себя, своё переживание. Там, где Данила Кудимов приближается к себе, стихотворение выглядит более живым, чем те тексты, в которых автор пытается осмыслить опыт культуры.
Подборка Данилы Кудимова распалась для меня на две части. Первая часть выглядит так, как будто автор сдаёт экзамен по мировой культуре (и даже немножко экзаменует читателя), а ближе к финалу он позволяет себе быть собой, словно приближается к прекрасной ясности, к простоте. Такой путь виден у Ростислава Ярцева, и об этом сказала Ольга Балла в послесловии к книге «Свалка». Возможно, Данила Кудимов тоже пойдёт по этому пути.
Рецензия 6. Елена Наливаева о подборке стихотворений Данилы Кудимова
Подборка Данилы погрузила музыканта в филологическое прошлое. Кроме того, она неожиданно оживила до боли знакомое ощущение, которое вызывают концерты современной академической музыки. Когда приходишь в зал на такой концерт, не всегда понимаешь, что тебя ждёт, а в процессе слушания задаёшься вопросами: что это было?.. искусство или не искусство?.. это хорошо или посредственно? Современная академическая музыка — удовольствие, пожалуй, для посвящённых и понимающих. Так и подборка Данилы — для избранных и желающих погрузиться в текст настолько глубоко, насколько это возможно.
Устами лирических героев автор ведёт диалог: с прошлым ли, с Богом ли, быть может, с лирическим чувством, — но диалог бесспорно.
Прокомментирую каждый текст. В первом стихотворении — обращение к прошлому чуть ли не на уровне палимпсеста. Этот текст содержит много всего и сразу. Здесь и «Повесть временных лет», и Лаврентьевская летопись, и светлый ирмос Восьмой песни Канона в неделю о расслабленном, давший название подборке, — «Ангельми немолчно в вышних славимаго бога». Впечатление, что первое стихотворение подобно пергамену, с которого написанное многократно соскоблено, и между строк проступает наше прошлое. Это микст настоящего и прошлого, это язык в развитии, язык в движении. Строка «ь — jь — j» — эволюция, переход от одного к другому, буквально как в грамоте Мстислава, где в пределах одного текста наблюдается переход от древнего «аз» к современному «я».
Со мной при прочтении, как уже упоминала ранее, произошла некая филологизация. В текстах подборки видно и слышно, что Данила учится на филологическом факультете, и это важно. Филолог угадывается в попытках экспериментировать над спектром всех возможных выразительных средств поэзии.
Во втором тексте хочется остановиться на первой строке: «Пей, Меланипп, напивайся со мной… что не так?» Здесь лаконично сконцентрирована вся древнегреческая литература. Это попытка гекзаметра, но с ним сразу что-то становится не так, и речь Анакреона продолжается потоком сознания, сиюминутным движением мысли, и это довольно любопытно. Правда, возникает вопрос, как воспроизводить, читать, понимать то, что недосказано, что не указано в переводе, что остаётся в рукописях «нрзб.»?
Текст «Ася», пожалуй, самый интересный в подборке. Автор будто бы собрал скопом всю русскую литературу — причём это не только Тургенев, чья повесть послужила базой: это и Платонов с его грубоватым синтаксисом, и Маяковский в той же строке «но я не любил так называемых берлог её красот», и пасторали эпохи сентиментализма; строка о копошащихся в окошках гадинах отсылает к Татьяниному сну из пушкинского «Евгения Онегина»… И возникает своеобразный эффект. При общей гладкости, мелодичности повествования этот текст весь будто состоит из нестыковок. В одной строке мы слышим, что немочки были белокурые, а немногим далее одна из немочек становится чернокудрой, причём волосы короткие и причёсанные, но (!) падают на уши и шею крупными закатами. Есть строка «музыка по-прежнему долетала до нас», но упоминания о музыке до того в стихах не было. Лирический герой не утруждает читателя причинно-следственными связями, он просто проговаривает воспоминания, не заботясь о логике изложения. Этот текст будто создан нейросетью, но автор добивается такого эффекта сознательно. Всё это напоминает о романе Владимира Сорокина «Голубое сало» и сочинениях скрипторов: их тексты сюрреалистичны; читая, понимаешь, что описанного в них не могло произойти, но странным образом веришь каждому слову авторского повествования.
Четвёртое стихотворение — текст-плеоназм, он избыточен. «зима в снегу», «мы в снежном мареве с тобой как снег», «полуночная темнота», «в руках твоих озябших на морозе» — примеры словесных излишеств.
Текст визуально организован по правилам верлибра, но отсутствие знаков препинания, пожалуй, скорее недостаток в данном случае. Было важно услышать авторское прочтение, но для меня оно ничего не изменило. Так, например, в первой строфе «идёт зима в снегу // тебя // приносит на плече» местоимение тебя может работать и как несогласованное определение, и как дополнение с вопросом от сказуемого; в строфе «мы в снежном // мареве // с тобой // как снег // мечтаем // о тепле» возникает курьёзная мечта снега о тепле, а имелось в виду, кажется, совсем иное: пара персонажей сама превращается в снег, окружённая белым зимним вихрем.
В стихотворении присутствует метафора ангела, некоего белого существа, которое сидит на плече у зимы.
Конечно, это лирическое, белое стихотворение — имею в виду цвет — о любви.
Стихотворение о стриже — наиболее философское, раненое. Здесь есть невербализованный момент: внебуквенные знаки. Возможно, это взмахи крыльев?.. Интересно, загадочно.
Последний текст — резюме, ключ к подборке, смысловая рифма к первому тексту. О любви ли, о поэзии, о Боге — «Голосом насмешливых жил // Бурлит // Что-то внутри» — метафора жизни и будущего рождения. Неслучайно, полагаю, затем упоминается «второе рождество».
Данила Кудимов учится на филфаке. У рецензента возникла шальная игровая мысль уподобить каждое стихотворение подборки конкретному предмету, изучаемому на факультете.
- Старославянский язык, историческая грамматика.
- Античная литература.
- История русской литературы.
- Теория современного стихосложения.
- Философия.
- Психология
- Выбранная автором специальность — он, думается, знает, какая.
Подборка стихотворений Данилы Кудимова, представленных на обсуждение
Данила Кудимов — литератор, организатор инициативы ROSAMUNDI, член поэтического круга «Поэфазис». Студент филологического факультета МГУ. Ведущий вк-сообщества «Кумир для сердца своего». Некоторые работы опубликованы в газете «Глаголица», журналах «Формаслов» и «Нате», издательстве «Перископ-Волга».
***
Ангелами
Ангельми
ь — jь — j
Скажи: сыновья
Полем же живши
Спроси: лошадьём
Овса дали?
ΧΑΡ. (Χαίρετε) — приветствую
Мы мученики белого света
Стань каплью
В Лете
Ведь ходили беаше
Был есмь
При привычке и море выпьешь
Хоть это и не значит
Что приврать(ишь)
В реальность
Кольцо совершит коловорт
Зоя оживёт
Дух станет дымом:
Судьба знает
Куда нас вести
***
Ἀνακρέων.
пей, Меланипп, напивайся со мной… что не так?
когда бы не бурлящий Ахеронт огромный без пути
прошёл и солнца чистый [как последний] свет
увидел, тогда б… на большее не смей отваживаться —
ведь и Сизиф, Эола один из потомков, к тому же и царь, говорил:
глупых мужей большей частью я знал [будь же другим]; Танатоса сковав,
хоть мудростью не обделён, я был под властью рока —
бурлящий дважды Ахеронт пройдя, продлил себе же муки.
ему страдания держать Кронид, царь
чёрною землёй, поставил. но давай не думать:
[ты оставил стакан], будучи молод и нуждаясь в красоте…
как бы ни эти мучения я испытал, ведь скоро к дому богов
[…………….] да северный ветер после […
Ася
Природа действовала на меня без злоб,
но я не любил так называемых берлог ее красот,
необыкновенность гор, утёсов, водопадов;
я не любил, чтобы она завязывалась для меня в мешок,
чтобы она на мне плясала.
Городок этот мне понравился
своим положением у подошвы
двух высоких холмов,
своими дряхлыми башнями,
стенами, вековыми липами,
круглым мостом,
а главное —
своим хорошим вином.
По его узким улицам гуляли,
тотчас после захождения солнца,
прехорошенькие белокурые немочки
и, встретя злато червонца,
произносили приятным голоском:
«Guten Abend!»
Мы отправлялись с ними
чрез низенькие ворота
выходили в поле и,
пройдя шагов сто,
клонились к узенькой калитке.
Я отворял её
и вел сотрапезниц в гору
по неловко чёрной
тропинке.
С обеих сторон рос виноград;
солнце только что село,
и алый тонкий свет лежал на зеленых лозах,
на высоких тычинках,
на пашных уделах…
и на белой стене небольшого домика
с косыми чёрными перекладинами
и четырьмя светлыми окошками,
в которых копошились гадины.
Мы уселись и принялись за ужин.
Одна сняла шляпу;
её черные волосы,
остриженные и причёсанные,
падали крупными закатами на шею и уши.
Сначала она дичилась меня;
но я сказал ей:
«Ну, полно ёжиться!
Нужно кушать!»
Музыка по-прежнему долетала до нас,
звуки ее казались слаще и нежнее;
огни зажглись в городе и над рекою.
Другая вдруг опустила голову,
так что кудри ей на глаза упали,
сказала нам: я хочу спать;
ножки её устали.
Лодка сердца причалила.
Я вышел и оглянулся:
никого уж видно не было,
лунный столб тянулся через всю реку.
Словно на прощание,
примчались звуки старинного невода.
Я отправился домой через потемневшие поля,
медленно вдыхая пахучий воздух,
и пришел в свою комнатку весь разнеженный,
как маленький луч декабря,
сладостным томлением
испепелённый.
***
идёт зима в снегу
тебя
приносит на плече
а я как вольный
человек
с тобой
наедине
о
снег
зачем
пришёл ко мне
мою печаль
мы в снежном
мареве
с тобой
как снег
мечтаем
о тепле
ты
вниз
не замечая
что вокруг
разносит смерч
и ветер
полуночный
в темноте
моя
душа
в руках твоих
озябших
от мороза
моих рук
но я
люблю тебя
как прежде
когда
ты говорила мне
люблю
ты говорила
летом
что
счастьем стать
нельзя
но можно
летом
жить
а снег
растаял
и за окном
опять весна
ты говоришь
мы вместе
до весны
но
вот
зима
в снегах
ушла
и ты
со мной
и я
с тобою
рядом
не с тобой.
***
Правед-
ник восход-
ит по каменн-
ой лестнице в вышин-
у ступ его лежит гиацинта кам-
(ень)тар(ь), в которые гордые князи (суть анг-
ел(и)) собирают иглами песк, а праведник восходит по каменной лестниц-
е(го) лицо плачет, ибо благодать восходит по каменной глотке, а смочить её может только любовь.
***
Всех обмануть
желая, стать, как все,
я лишь заметил:
стриж гнездиться любит
в прозрачногорной вышине.
!~~!
~!~!!!
!!~!~
!-!-!-
~~~!~~~!
И стриж всегда гнездился
в положенном месте,
истекая кровью,
выдавая ночь за день,
яблоко за червяка,
а чёрта — за тумбочку.
***
И как бы мне сказать что я не прожил
Без тебя бы и дня
Поскольку я жив
И только
Голосом насмешливых жил
Бурлит что-то
Внутри
Либо это то что пережить нужно
Себя удавив
Либо второе рождество
Да чудес уже этих было сколько
И это
Итог.
