Варвара Заборцева // Формаслов
Варвара Заборцева // Формаслов

Как изображать природу, когда изобретен фотоаппарат? Поколению Ван Гога и Гогена предстояло решить заманчивую задачу: соревноваться с чудом техники «за правдоподобность» или же научиться видеть вокруг то, что не поймает ни один объектив. Они со всем азартом — осознанно ли, по наитию — выбирают второй путь: увидеть натуру иными глазами. Им удается чуть больше — бесповоротно изменить понимание пейзажа как жанра.

Винсент Ван Гог и Поль Гоген принадлежат любопытному поколению художников, что назовут весьма незатейливо — постимпрессионистами. Их молодость пришлась на годы, когда фотография не просто изобретена, а уверенно покоряет мир. Они делают первые шаги, когда импрессионисты — на шаг впереди — стали изображать непосредственно впечатления от мира природы и даже научили публику любоваться живо пойманными героями самой жизни — солнцем, небом, цветущими садами.

Ван Гог и Гоген больше других постимпрессионистов тяготели к натуре, но реалистический пейзаж будто тесен для их таланта. Да и время иное: будто уже невозможен, будто пересох некогда бьющий родник — пейзаж в классическом понимании. Особенно остро ощущал воздух времени Поль Гоген (он был старше и опытнее), но и Ван Гог абсолютно точно (и абсолютно интуитивно) осознавал собственный творческий гений.

Ван Гог: Когда я смотрю на природу, я более ясно вижу ту связь, что объединяет всех нас. Вибрирующую энергию, звучащую гласом Божьим. Напряжение порой столь велико, что я теряю сознание.

Гоген: Винсент, грядёт время, когда художникам больше не надо будет смотреть на натурщиков, писать живые пейзажи. Потому что природа — это то, что мы видим здесь, в своих головах, и никак иначе. Без наших глаз нет природы, и каждый видит мир по-своему. Вот сейчас перед нами пейзаж, но мы видим одни и те же горы и деревья по-разному.

Ван Гог: Вот об этом я и говорю. Деревья, которые пишу я, — мои.1

Ван Гогу посвящено довольно много фильмов, один из них горячо советую: «Ван Гог. На пороге вечности» (2018), режиссер Джулиан Шнабель. Особенно любопытна как раз беседа главного героя с Гогеном.

Ван Гог всерьез занялся живописью довольно поздно, но посвятил себя выбранному делу всерьез и без остатка. В его руках кисть перестает быть инструментом, она становится средством общения художника с миром — окружающим и порой незримым. Живопись как исповедь, как честный разговор — так творит и чувствует Ван Гог.

Как только художник почувствовал пейзаж, как только они совпали, он пишет без предварительного рисунка, буквально бросая краски на полотно с такой энергией, какую только может выдержать холст.

«Творить, творить — скоро и поспешно, как жнец, который работает молча и сосредоточенно под пылающим солнцем, чтобы успеть сжать своё поле», — писал художник брату Тео.

И все же природа любит говорить с художником, который обладает выдержкой и зоркостью. Умению созерцать Ван Гог учится у японских мастеров. В тот период оно активно проникает в Европу и буквально переворачивает с ног на голову веками выверенную европейскую живопись. Художники учатся видеть поэзию в малом — так Ван Гог пишет зимородка у воды. Сюжет, казалось бы, не заслуживающий полного полотна, но Ван Гог создает целый мир вокруг маленькой птички. В низкой траве, намеченной живыми ритмичными линиями, гуляет ветер. Гамма предельно проста и естественна – зелень земли и синева водной глади. Что еще нужно живому существу для маленькой, но такой гармоничной жизни?

Винсент Ван Гог. Зимородок у воды. 1887 // Формаслов
Винсент Ван Гог. Зимородок у воды. 1887 // Формаслов

Ван Гогу быстро наскучил Париж, он хотел непременно и дальше познавать природу и возможности живописи, что начинали казаться ему бесконечными. С легкой руки Гогена он отправился на юг Франции. Художник ищет живой цвет и находит его в местечке под названием Арль.

Оттуда он писал Гогену:

«Мне кажется, если я найду еще одного художника, который захочет разрабатывать тему юга и, подобно мне, будет так поглощен работой, что согласится жить, как монах, тогда все устроится превосходно. Я здесь один и немного тоскую в одиночестве. Не хочешь ли ты устроиться тут вместе со мной?»

И еще:

«Наберитесь терпения — поэзию здешнего пейзажа постигаешь не сразу. Но я уверен: стоит Вам приехать сюда, и Вы, как я, в перерывах, когда не дует мистраль, начнете неистово писать осенние пейзажи. Вот тогда Вы поймете, почему я так настаиваю, чтобы Вы приехали».

Винсент Ван Гог. Красные виноградники в Арле. 1888 // Формаслов
Винсент Ван Гог. Красные виноградники в Арле. 1888 // Формаслов

Цвет, именно цвет захватывает Ван Гога. Цветом создается объём, цветом передаётся воздух создаваемого мира. Когда художник пишет работы на виноградниках, речь идёт не о выхваченном моменте, не о повествовании о буднях сельских тружеников и даже не о впечатлении от увиденной картины. Ван Гог пробует передать саму пульсацию, саму энергию, разлитые вокруг него. Ощутить пространство вокруг себя во всей полноте, увидеть его внутренним, неведомым зрением.

«Я не могу передать всю эту красоту, но она захватывает меня настолько, что я отдаюсь работе, не думая ни о каких правилах», — писал о своих южных впечатлениях Ван Гог брату.

Его полотна предельно фактурные, в буквальном смысле переполненные краской. Лишь грубый черный контур помогает фигурам крестьян не раствориться в красно-желтом зареве поля. Главное, в каждом движении художника — восторг, но этот восторг вовсе не перетекает в гимн. Ван Гог не воспевает красоту природы, а буквально высвобождает всеми возможными живописными средствами её сущность, которую открывается далеко не каждому.

«Сама жизнь неизменно поворачивается к человеку обескураживающей, извечно безнадёжной, ничего не говорящей пустотой. Но энергичный, пылкий и кое-что знающий человек не позволит ей водить себя за нос. Художник будущего будет таким колористом, какого ещё никогда не видели», — истово верит Ван Гог, делясь размышлениями в письмах к брату.

Винсент Ван Гог. Хижины. 1890 // Формаслов
Винсент Ван Гог. Хижины. 1890 // Формаслов

Человек и его жилища на полотнах Ван Гога сплетаются с окружающим миром в едином порыве. Часто его холсты трудно разделимы на планы, все представляет единое целое. Дым из трубы подобен облакам, а стены буквально копируют изгибы холмов. Ритм наряду с колоритом помогает живописцу творить чудо: придавать динамику неподвижному, дарить звук немому.

Винсент Ван Гог. Хижины. 1890. Фрагмент // Формаслов
Винсент Ван Гог. Хижины. 1890. Фрагмент // Формаслов

Полотна Ван Гога делятся не на планы, а, скорее, на фрагменты, обладающие своим настроением и своей мелодией. Выходит живописная симфония. К примеру, на картине «Хижины» первый план лиричный, легкий, струящийся. Сколько свежести и умиротворения в легких волнах и точках лазурного цвета, которыми намечен цветущий луг! Чем ближе к хижинам, тем сильнее ветер — и он, действительно, изображен. Смело, энергично и по-своему. Можно даже сказать — без оглядки. На холсте Ван Гога оживает не реальность, а ее преображение, преломление. Момент единения художника и пространства. Зыбкий, но бесценный миг. Порой полный душевной радости, а порой и болезненный. Но главное – неповторимый.

Гоген: Необходим прорыв. Ты со мной согласен? И мы его совершим. Мы — наше поколение. Мы должны совершенно иначе взглянуть на взаимосвязь между живописью и тем, что ты называешь природой. Между живописью и реальностью, потому что изображенная реальность — это уже реальность преображенная.

Ван Гог: В этом ты прав.

Гоген: Импрессионисты далеки от этого. Они пишут свои сады или младенцев. И дальше этого не продвинутся. Другие смешивают живопись с наукой — погрузились в оптические эксперименты. Я больше ничего не жду от Ренуара, Дега, Моне. Настал наш черёд. На нас огромная ответственность.

Варвара Заборцева

 

1 Здесь и далее диалоги Ван Гога и Гогена взяты из фильма «Ван Гог. На пороге вечности» Дж. Шнабеля

 

Варвара Заборцева родилась в 1999 г. Студентка Санкт-Петербургской Академии художеств имени Ильи Репина, факультет теории и истории искусств, поэт. Стихи публиковались в журналах «Урал», «Звезда», «Сибирские огни», «Юность», «Наш современник», статьи и интервью публиковались в «Бельских просторах», «Литературной газете» и «Литературной России». Автор колонки об искусстве в «Формаслове». Живет в Санкт-Петербурге.