Ключевое слово нового #магнитногомомента — таинство: таинство детства, таинство смерти, таинство любви. Ничего не именуется, но все названо. Говорение уступило место угадыванию, читатель становится даже не соглядатаем — соучастником. «…жив ли заоблачной кашей перловой / стойкий солдатик весны», — печально интересуется Виктория Кольцевая, сама же в соседнем тексте — вроде бы о другом, о мотыльке — подтверждая, «зреет ангел перьевой, /обрастает красками». Но что человеческий голос, как не созревающий мотылек?.. Магия Елены Чарник иного рода — верлибр словно зернышками рассыпан, знай себе клювом постукивай: «ветер со стороны / финских льдин невидимых / одуванчики / так все и было / тогда». Анатолий Ермолов тем временем ищет и находит родственные связи между краткостью и талантом: «В его наушниках мулла / Поет о том, что с нами стало, / И бла-бла-бла, и мгла-мгла-мгла». И красочные деконструкции Чарник, и минималистская дерзость Ермолова, и переплетение аллюзий у Кольцевой — все это служит единой цели и приводит к общей победе: инерция языка преодолена, полёт нормальный.
Евгения Джен Баранова
Виктория Кольцевая

***
«Как андерсовской армии солдат,
как андерсеновский солдатик …»
Наталья Горбаневская
Рваные части сомкните и склейте,
чтобы прочесть и забыть.
Тихо печалится иволга флейты
в позднее небо трубы.
И до утра отцветает любисток,
там уж люби не люби.
Медью на ветке речисто,
пречисто
звякают вслед воробьи.
Им-то квартал городской уготован,
им расчирикивать сны —
жив ли заоблачной кашей перловой
стойкий солдатик весны.
Все ли следит непечатно,
раскосо
за площадным матерком.
Сдали вокзал
и еще под вопросом
мост, интернет, телеком.
***
Верю острому снежку
и дрожу по талому.
Хрустнет льдинка под ногой,
и песок, и шприц.
Свищет старая любовь из страны Италии.
Дышит новая любовь, оживляет птиц.
В невесомое куда
вне зимы и хвороста
смотрит ангел перьевой, вспоминает путь.
Выше голоса травы и уже не голоса,
в журавлиный кровоток
или чей-нибудь.
На извилистой руке, в рукавах с опушками
плещет голый мотылек, переживший ночь.
Мне отпущен мотылек,
а ему отпущено
не узнать, что мотыльку
из руки невмочь.
Зреет ангел перьевой,
обрастает красками.
Серебро за серебром, за слезой лазурь.
Придыханием одним изнутри обласканный.
Не пугайся мотылек,
крылышки зажмурь.
***
Вот тебе три разнополых кота,
ясень не сломленный,
двор не изрытый.
Я тебе в этом ковчеге — чета,
противовес топора и корыта.
Все-то у моря
зовешь и зовешь,
знаю кого, а лица не взыскую.
Век был недолог зело,
но хорош,
чтобы другого искать
и другую.
Утренний двор в золотой чешуе,
сколько же рыб без потерь
улетело.
Ты по ночам прибываешь во мне,
если вода не покинула тело.
Золото льется,
плавник к плавнику,
над роковым поплавком и грузилом.
Нету врага,
пожелать и врагу,
чтобы стоял на пустом берегу
и приплыла, кто невесть,
и спросила.
Елена Чарник

***
ветер
шатается все
мысли шатаются
выбирают между серым и
синим, серым и золотым
с утра выбирают
небеса
стая ворон
опустится
на мгновенье
облюбует —
и снимется снова
все летит
мимо летит
все мимолетно
в комнате беспорядок
***
настоящая вишня
(не верится)
зацвела
шмели без гудения, тихо
(и это правда!)
север
ветер со стороны
финских льдин невидимых
одуванчики
так все и было
тогда
раньше
в самом начале меня
«одуванчики» дети
(другие, не я) говорили:
«кульбабки»
вишня цвела
но стояла жара безмятежная
***
и все зерна достоверности
отобранные с тщанием
проверенные (растирала
колос между ладоней: председатель колхоза из бесстыжего фильма
находила в пыли дорог
просыпавшиеся сквозь проеденную сказочной мышью
дыру в крестьянском мешке
собирала на подоконниках и
могильных плитах обворовывая птиц небесных)
прорастая зеленеют
просто зеленеют
детски варварски простодушно зеленеют
зеленеют —
ТРАВА
Анатолий Ермолов

***
Осенний лед на лужах ломок —
Дериватив холодной мглы,
Он тысячей головоломок
Искрится в прутиках метлы.
А дворнику и дела мало:
В его наушниках мулла
Поет о том, что с нами стало,
И бла-бла-бла, и мгла-мгла-мгла.
Старушка
Выйдет рано утром за околицу,
чтобы самой первой по грибы.
Не заметит, как еловыми уколется,
колотая иглами судьбы.
Срежет корень у грибницы, залюбуется,
от налипшей отряхнёт листвы,
и опять пойдёт, опять забудется,
об усопших вспомнит, о живых.
***
Рабочий с профилем Эсхила
Бросает гравий в черный ров.
Немало пресненских дворов
Твоя бригада перерыла.
Бордюрный камень встанет встык,
И серой утечет каймою
И этот день, и этот миг,
И это небо над Москвою.
Ну а пока — жужжанье пил
Напоминает стоны альта.
Ах! Вот еще один Эсхил
Отдалбливает край асфальта!