Этот рассказ — пример того, как можно рассказать простую и даже несколько сентиментальную историю минимальными художественными средствами, но сделать это талантливо, живо и интересно. Секрет этого рассказа в методичном подмечании точных деталей, а также в причудливом сосуществовании жестокости описываемого мира и ласковости обнимающего авторского взгляда, аккуратно подводящего трагический рассказ к гармоничной развязке.
Андрей Тимофеев
Надежда Лаевская. В 2013 окончила фармацевтический факультет Уральской государственной медицинской академии. В 2021 году с отличием окончила в Екатеринбургский театральный институт специальность «Литературное творчество» (курс Николая Владимировича Коляды). Лауреат нескольких литературных конкурсов.
Надежда Лаевская // Страус
Дверь второго подъезда серой пятиэтажки покрылась коркой старых объявлений. Три окна на первом этаже закрывали пожелтевшие газеты. В квартиру Степана Егоровича Зубова проникала лишь узкая полоска света.
Степан Егорович выходил из дому два раза в неделю, в десять утра, выбрасывал мусор, затем по понедельникам шел за картошкой в овощной ларек. По пятницам он направлялся в продуктовый через дорогу. В магазине Степан Егорович вытаскивал из пластмассового футляра лупу и долго разглядывал витрину. Он брал макароны, масло, концентрированное молоко, чай и белый хлеб, в уме рассчитывал нужную сумму и неторопливо выкладывал на тарелочку перед продавщицей купюры и монеты, потом так же медленно прятал покупки в сумку. Продавщица в синем переднике, скучая, тарабанила ногтями по прилавку.
Скрестив за спиной руки, Зубов шел по центру тротуара, будто ему всегда горел зеленый свет. Мамочки с колясками и ребятишки на велосипедах часто не успевали объехать Степана Егоровича, и на его локтях появлялись синяки.
Пахло осенью. На еще зеленой траве голуби клевали мягкие перезрелые яблоки. Красные листья, словно снегири, садились на ветки деревьев. Зубов этого не видел, его голова клонилась к асфальту. Прохожим он напоминал большую уставшую птицу. Во дворе его так и звали — страус.
Дома Степан Егорович варил в трехлитровой кастрюле картошку или макароны. В воде плавали белые островки пены и прозрачные масляные капельки. Картошка разваривалась, макароны прилипали ко дну. Воду Степан Егорович не сливал и всю неделю ел то ли суп, то ли гарнир.
Отрывной календарь на стене застыл на двадцать пятом июня. Степан Егорович вытащил из розеток шнуры от телевизора, телефона и радиоприемника. На диване под подушкой лежал паспорт и конверт с деньгами, на стуле висел темно-синий костюм, белая рубашка, носки, под стулом ждали почти новые черные туфли.
Зубов побрел в ванную. Пена для бритья сковала лицо. Степан Егорович провел станком по колкой щетине — по щеке поползла красная дорожка. Что с того? Зубов продолжал бриться.
Побрившись, он надел висевшие на стуле вещи, сунул ноги в туфли, приоткрыл входную дверь, потом вернулся в комнату, лег на диван и закрыл глаза.
Что-то мягкое и теплое прыгнуло на грудь, шершавый язык зализывал ранку на щеке:
— Опять ты! Брысь! Брысь отсюда!
Пришлось сесть, кошка замурчала и стала тереться о ногу:
— Пошла вон!
Кошка прыгнула на подоконник и принялась царапать желтые газеты.
…Серую голубоглазую кошку принесла Галина Петровна.
— Зачем ты ее притащила? — процедил Степан Егорович.
— Это Ляпа. Теперь она будет с нами.
— Дурацкое имя! — фыркнул Зубов.
— Ты ее полюбишь! Смотри, какая ласковая, и воротничок белый!
По утрам Зубов с надеждой спрашивал:
— Твоя кошка еще не сдохла?
— Ляпа будет жить долго, — говорила Галина Петровна.
За последний год Галина Петровна несколько раз ушивала одежду, второго февраля в автобусе она упала в обморок.
— Ну что? Что сказал врач? — допытывался Степан Егорович.
— Все хорошо… просто устала. Назначили физиопроцедуры.
— Я тебе давно говорил: «Уходи из детского сада, хватит уже».
— Ты прав, Степа, — пора отдохнуть.
В шесть тридцать Галина Петровна выходила из дому.
— В такую рань?! Ты на работу позже вставала!
— Очередь…
— Давай пойду с тобой, — предлагал Степан Егорович.
— Нет, ты лежи! Я сырники пожарила, встанешь — поешь.
Галина Петровна через весь город ехала на автобусе к длинному белому зданию. На обратном пути она выходила за остановку до дома, ноги сами вели к детскому саду. За зеленым забором было непривычно тихо — в этот час ребятишки обедали.
На качелях кто-то оставил оранжевую шапочку с помпоном. «Света, наверное. То варежку, то шарф потеряет, — вздыхала Галина Петровна. — И горка вся в песке. Почистить бы надо…»
У садика ее находил Степан Егорович:
— Конечно, где тебе еще быть!
Они под руку шли к дому. По дороге Галина Петровна заглядывала в продуктовый. Сделав покупки, она оставляла продавщице на тарелочке две конфеты:
— Вам и вашей дочке.
Ждавший на улице Степан Егорович выхватывал у жены пакет:
— Опять набрала лишнего! Никуда тебя отпускать нельзя!
…Они были знакомы с первого класса. Двенадцатого сентября директриса завела в их кабинет худенькую девочку в белом фартуке, хоть день был совсем не праздничный. Галю Юрьеву посадили за вторую парту к Степе Зубову.
После уроков Галя получала учебники. Коричневый портфель надулся и не застегивался.
Степа решал в библиотеке домашку по арифметике.
— Поможешь? — попросила Галя.
Степа переложил несколько книг к себе в портфель:
— Теперь закроется.
— Ты чего тут сидишь?
— Дома дед придирается и мелкая Лизка кричит.
— Мы с мамой в воскресенье на поезде приехали. Маме здесь комнату дали. Только бабушка скучать будет… Ничего, я ее на каникулах навещу.
— Ты Галя или Валя?
— Галя. А бабушка меня Гасей зовет, — Галя хлопнула Степу по плечу: — Теперь ты галя!
— Не считово! Мы не играли! — крикнул Степа.
Галя засмеялась и побежала на улицу.
— Эй, а учебники?! — кинулся за ней Степа.
От остановки отходил троллейбус.
— Мой… Не успела, — расстроилась девочка.
— А ты где живешь?
— На «семерке» три остановки, прямо до светофора и налево.
— Мне по пути. Пешком через парк быстрее.
Парк был усыпан листвой, по дорожке шли утки.
— Голодные, из воды вылезли. Мне тоже кушать хочется, — сказала Галя.
Степа вытащил из портфеля два ломтика хлеба:
— Вот, держи.
Галя улыбнулась:
— Сейчас сделаю изобилие!
Девочка раскладывала маленькие кусочки хлеба на хрустящие лодочки листьев.
— Что ты делаешь?!
— Пусть утки из осенних тарелок покушают. А это тебе, — Галя протянула Степе корочку. — И мне немного осталось.
— Всё раздала…
— Зато я со всеми поделилась.
Галя со Степой всегда возвращались домой через парк.
Спустя год после школы сыграли свадьбу. Степа выучился на бухгалтера, устроился на завод, Галя, окончив педучилище, работала воспитателем в детском саду.
В заводской столовой отмечали юбилей главного бухгалтера. На торжество Галя надела приталенное синее платье, на шею повязала шелковый голубой платок. Заводчане журили Степана:
— Такую красоту от нас прятал! — и наперебой приглашали Галю танцевать.
Зубов сидел у стены, часто выходил курить.
Очередной раз услышав: «Галочка, у вас и платок под цвет глаз», — он сказал жене:
— Ты как хочешь, а я ухожу.
Степан шагал быстро, Галя на каблуках семенила за ним:
— Что случилось? Такой хороший вечер…
— Ты не забыла, что замужем? — буркнул Зубов и побежал вперед.
Через три дня Степан позвонил жене на работу, попросил не задерживаться. Он ждал ее у детской площадки, в кармане лежали билеты в филармонию на фортепианный концерт Чайковского, которого так любила Галина. Жена всё не выходила — Степан решил ее поторопить.
В коридоре детского сада Галя разговаривала с высоким мужчиной:
— Алексей Иванович, Оля на этой неделе три раза опоздала на завтрак. Это не дело. Прошу вас…
— Галина Петровна, честное слово, больше мы вас расстраивать будем.
Степан выскочил на улицу, бросил билеты в урну. Подошла Галя:
— Стёпа, куда мы пойдем?
— Домой! А ты что хотела? — проворчал Зубов.
Галя взяла его под руку:
— Домой, так домой.
Знакомые звали их на природу, дни рождения, новоселья, праздновать Новый год… Зубов обычно отвечал: «неважно себя чувствую», «затеяли ремонт», «уже теща пригласила», «к нам родственники приезжают».
Галина ходила по врачам, сдавала анализы, медики говорили, что она здорова, но забеременеть не получалось.
…Степан сидел перед экраном телевизора.
— Степа, послушай… — начала Галя.
— Галя, программа «Время» идет!
Галина выключила телевизор.
— Я была в доме ребенка. Там девочка… Она тебе понравится.
— Какая еще девочка?!
— Анечка, давай ее заберем.
— О чем ты! У нас половина цехов не работает. В стране черт-те что происходит!
— Всегда что-то происходит.
— Галя, нам уже поздно…
— Ты ее даже не видел.
— Не видел и не собираюсь!
— Нам лучше расстаться, — тихо сказала Галя.
Степан схватил ее за руку:
— Гася, я решил: завтра идем к твоей Ане.
С вечера шел дождь, наутро землю подморозило. В летних туфлях Степан поскользнулся — сломал ногу. Поход в дом ребенка пришлось отложить. Через месяц они узнали: Аню удочерила другая бездетная пара.
…Последние дни Галина Петровна не вставала, на ее груди спала Ляпа.
— К чему здесь эта кошка, — ворчал Степан Егорович.
— Пусть лежит, пусть.
— Гася, нужно поесть.
— Степа, посиди со мной. Помнишь, я в десятом классе на каникулы к бабушке ездила? Ты встречал меня потом на вокзале. Снежинки падали большие, как перышки, и на ветру переплетались. Я тебя в окошко увидела, начала махать… — Галина Петровна закашлялась.
— Гася, попей воды, — Степан Егорович поднес к губам жены чашку.
— Степа…
— Я виноват…
— Степа, ты бежал ко мне, а у тебя шапка слетела.
После похорон Зубов сидел в большой комнате. Со стены на него смотрел маленький светлый домик с коричневой крышей. У этого домика они гуляли с Гасей, когда отдыхали в санатории. Музей Лермонтова был закрыт на ремонт.
— Ничего, Гась, еще в Пятигорске будем и к Лермонтову сходим, — говорил Степан.
…Солнце било в глаза, непрошенные лучи проникали в домик на сувенирной тарелке. Зубов вытащил из-под телевизора пачку газет и синей изолентой заклеил оконные стекла.
В спальне что-то яростно скреблось. Чертова кошка! Он совершенно забыл о ней. Прежде Галя напоминала:
— Ты покормил Ляпу?
Степан Егорович нехотя подбрасывал кошке корм.
Зубов распахнул дверь спальни — кошка понеслась в коридор, громко зашуршала в лотке, перевернула пустую миску, начала мяукать. Сколько от нее шума! Зубов поставил миску на место, положил немного сухого корма. Пусть уже угомонится.
Зубов лег — кошка прыгнула на него, уткнулась мокрым носом в шею. Степан Егорович скинул надоедливое животное. Кошка принялась мыться, затем опять подобралась к дивану. Зубов запустил в нее тапком — кошка увернулась, залезла на окно и стала драть когтями газеты.
— Гадкая! Не смей!
Кошка не обращала внимания на крик Зубова: она усаживалась на стол, выцепляла лапой макароны из тарелки, лакала воду из чашки, оккупировала подушку Степана Егоровича.
Зубов вышвыривал кошку в подъезд, выбрасывал на улицу, но как только он открывал входную дверь, дурацкая Ляпа проскальзывала в квартиру.
Ну ничего! В доме за продуктовым — ветеринарная клиника. Больше это животное ему докучать не будет! Ляпа отчаянно царапалась.
— Мерзавка! — прошипел Зубов.
Низко опустив голову, Зубов брел по улице, под ногами хрустели листья. Из сумки Степана Егоровича выглядывала серая мордочка.
— Ляпа! Ляпа! Моя Ляпа! — закричала девочка в зеленой куртке.
— Не мешай, отойди, — буркнул Зубов.
— Вы зачем Ляпу в сумку спрятали? А где тетя Галя? Я у бабушки была на каникулах, меня мама неделю назад забрала. У бабушки хорошо, только комары все ноги искусали. А сейчас я маме помогаю. Она тут, в продуктовом работает.
— Девочка…
— Я Надя. А я вас знаю, вы муж тети Гали, она нам с мамой всегда конфеты оставляет — большие, вафельные, я их на несколько раз делю. Давайте Ляпу вытащим! Ей в сумке гулять неудобно.
Зубов поставил сумку на тротуар. На руках у девочки Ляпа замурлыкала.
«Так даже лучше», — подумал Степан Егорович и сделал несколько шагов к дому.
— Дедушка, вы куда?
— Кошка твоя, забирай!
— Как это забирай? Я Ляпу в коробке нашла у мусорного контейнера. Не у того, где ножка ржавая, а там, где крышки нет. Грустная она была и глаза голубые. Хотела домой забрать — мама не разрешила. Говорит, у нее аллергия на животных. А я думаю…
— Девочка, помолчи! — не выдержал Зубов.
— Все говорят «помолчи»… В садике, в школе теперь, мама постоянно. А сама врушка. Нет у нее никакой аллергии! Она в ветеринарной клинике по вечерам полы моет, и я с ней…
— Вот и неси кошку в клинику, — Зубов подошел к подъезду.
— Зачем? Я вижу — она здоровая. Тетя Галя говорила — кошка для вас. Вы ее гладить и кормить будете. Вон она какая голодная, — кошка замурлыкала. — Мы же ее в честь вас с тетей Галей назвали — Га-ля и Сте-па — вот Ляпа и получилась. Здорово я придумала?
Степан Егорович зашел в квартиру, Надя прошмыгнула за ним:
— Так что, мы Ляпу кормить будем? А почему вы окна заклеили? Темно же!
— У меня ничего нет… — Степан Егорович опустился на стул.
Надя вытащила из кармана куртки завернутую в салфетку булочку:
— Сейчас сделаю изобилие! — она протянула большой кусок Степану Егоровичу: — Ешьте! Она вкусная, с корицей! И Ляпе хватит, и мне.
— Посиди здесь, — Зубов вышел из комнаты.
Кошка принялась драть старые газеты.
— Правильно, Ляпа! Я тебе помогу, — Надя побежала к подоконнику.
— Стой, ты можешь упасть! Сам эти дурацкие газеты сорву! Мы с тобой чай попьем, а потом в магазин сходим, — сказал Степан Егорович.
Серая комната наполнилась солнцем.
