Где как, а в Новосибирске лихие девяностые были отмечены появлением особой художественной банды. Называлась она аутентично времени и себе — ПАН-клуб, писала весело и задорно, устраивала сумасшедшие перформансы (например, установка деревянной виселицы в центре города в годовщину казни в Санкт-Петербурге сибирского губернатора Матвея Гагарина — с ответным приглашением питерского губернатора в Сибирь) и вообще производила всякие культурные безобразия. Утром ПАН-клубовцы валяли дурака на радио и телевидении, вечером выступали в клубах, а ночью брали джекпот в казино, откуда их вежливо выбрасывали за дверь. Во время всех этих приключений они беспробудно пили и писали. Их тексты выходили отдельной полосой в газете «Новая Сибирь» и распространялись стотысячным тиражом еженедельно.
Возможно, я где-то приврала, но ведь весь ПАН-клуб — один сплошной миф, так что я еще мало приврала. И вообще — эта подборка не про него, но он — ее отправная точка.
Собственно, новосибирской иронической поэзией принято называть именно поэтическую часть ПАН-клуба. Кем и когда принято — достоверно неизвестно, но я буду исходить из этой данности. Мир возвышенной поэтической лирики Новосибирска не знал ничего подобного ни до, ни после. Не знал в такой концентрации и характере самой иронии. Естественно, иронические настроения были присущи и, например, новосибирским шестидесятникам. В этой подборке они представлены именами Александра Плитченко и Александра Денисенко. Но ирония бывает разной. У Плитченко она дружеская, у Денисенко — ностальгическая, в общем и целом, у обоих — мягкая. Ирония поэтов ПАН-клуба, как правило, более развязная, жесткая, где-то она переходит в сарказм, где-то шутка звучит на грани фола (как, например, в представленном стихотворении Пименова). И тем не менее, за всем этим зачастую стоят довольно серьезные вещи, а юмор — только способ поговорить об этом без лишнего пафоса.
Так вот, ирония была в новосибирской поэзии до, есть после, но мало кто работал и работает почти исключительно в этом жанре, как пан-клубовцы. Из нашего поколения нулевых — разве один Виталий Красный. Поэтому это не подборка иронических поэтов, а именно иронической поэзии, которая у кого-то занимает львиную долю творчества (Ахавьев, Рябов, Селегей), а у кого-то только мелькает, как настроение (Плитченко, Денисенко).
По многочисленным просьбам авторов подборки и от себя лично сообщаю, что вся она — целиком плод субъективных и в чем-то ограниченных представлений ее составителя и ни в коей мере не претендует на истину. Наличие или отсутствие тех или иных имен в подборке — также исключительно результат произвола данной персоны.
Для удобства восприятия все поэты расположены в хронологическом порядке. Чтобы сориентировать читателя, перечислю непосредственно участников ПАН-клуба: Александр Ахавьев, Александр Пименов, Георгий Селегей, Дмитрий Рябов. Борис Гринберг к ним не примыкал, но читал «Новую Сибирь» и сочувствовал. Ему, собственно, и принадлежат лавры человека, связавшего друг с другом новосибирские литературные поколения, разорванные бардаком девяностых.
Бдительный читатель, просмотрев подборку, удивленно спросит: «А какого рожна в новосибирском списке делает кемеровчанин Дмитрий Мурзин?» А Дмитрий Мурзин заявляет, что ироническая поэзия прекрасно существует и в других городах Сибири. Но это уже совсем другая история…
Кристина Кармалита
Кристина Кармалита // Смех и слезы новосибирской иронической поэзии
Александр Плитченко (1943–1997)
Миша
Мишина доля хренова,
Мишина доля горька —
Выпьет стакан разливного,
Ляжет в бурьян у ларька.
Нюхают Мишу собаки,
Бродят по Мише жуки…
Рядом то ругань, то драки,
Пьют, говорят мужики.
Миша в бурьяне тоскует,
Думает думу опять,
Горькую думу, какую —
Где мне, счастливому, знать?
Взгляд его, как на иконах
Старых — поник и потух.
Миша и плотник, и конюх,
Миша печник и пастух,
Миша Равеля не знает,
Миша Рембо не читал,
Миша в траве засыпает,
Миша от жизни устал.
Все её беды и бури
Выпали Мише сполна…
Дети, тянитесь к культуре,
Пейте поменьше вина!
Александр Денисенко (1947 г.р.)
***
Нет-нет да приснится почти позабытое прошлое:
Вот я часами стою в СССР, чтоб купить колбасы или сыр.
Вспомнится вдруг среди давней усталости чувство хорошее:
Снова затикают вспять на запястье ручные деви́чьи часы.
…Помню, один подошел, говорит: «Вы какая»?
Я говорю: неплохая. Учусь на вечернем. А вы?
Он улыбнулся: а я прочитал на руке, что Вы 142-я…
И написал у себя на руке, что я буду стоять перед ним.
Я перед ним, улыбаясь, стояла сто сорок вторая
За колбасой по талонам со вкусной фамильей батон.
Нам оставалось всего сорок два человека до рая —
Вдруг по толпе прокатился глухой поджелудочный стон…
Ну, ничего, я рвану в «Океан» за любимым в народе минтаем.
Я ведь с утра записалась на скумбрию, мойву, селедку и хек.
Может быть, встретится здесь, на мою отзываясь ментальность,
143-й с минтаем под мышкой тот самый родной для меня человек…
(публикуется по книге А. Денисенко «Избранное», размещенной на сайте журнала «Сибирские огни»)
Александр Пименов (1957-2018)
22 июня
Уснули мы в июне
Чего-то накануне,
Да ангелы, заразы,
Не дали отдохнуть.
Они меня спросили:
— Вы тоже из России?
Сегодня столько ваших,
Случилось что-нибудь?..
Александр Ахавьев (1960 г.р.)
Стихи о русской фонетике
Мы говорим не што́рмы, а шторма́,
Слова выходят коротки и смачны.
Владимир Высоцкий
Я говорю не Ре́мбрандт, а Рембра́ндт —
И, ощутив, сколь это одиозно,
Я повторяю по складам: Рем-бра́ндт,
Поскольку переучиваться поздно.
Назад тому совсем не много лет
В воскресных школах задавали на дом
Трагедию не «Га́млет», а «Гамле́т»,
И люди думали, что так оно и надо;
И люди стали говорить Брюлло́в,
Поскольку Брю́ллов как-то не по-русски,
И би́тлов переделали в битло́в,
Для усиленья смысловой нагрузки.
Под юбкой Музы нету дивных див,
Как нет отверстий под хвостом Пегаса.
Сон разума — отец альтернатив:
То Пикассо́ рождает, то Пика́ссо…
Продукты детородного труда —
Два сапога, как говорится, пара,
И я не понимаю иногда:
С чего б Корта́сар лучше Кортаса́ра?
Царь Николай, зловещий арлекин,
Бывало, на балу, под звуки вальса
Произносил не Пу́шкин, а Пушки́н —
и Пушкин хладнокровно отзывался.
О чем же речь? какие пустяки
Подобные нюансы! Для меня ведь
Всё один чёрт — что проза, что стихи, —
Как будто это что-нибудь меняет.
Борис Гринберг (1962 г.р.)
В защиту покемонов
Соседка в храм, сосед за гаражи,
Он скоро — в хлам, ей — целовать иконы…
Понятная, заведомая жизнь.
А мы с тобою ловим покемонов.
И что с того, что не по двадцать пять,
Что пиршество закончилось гормонов.
Мы молодые, юные опять
И радостные ловим покемонов.
Мир в кризисе, он катится в кювет,
Все мысли о баррелях, о галлонах,
О Путине… А нам и дела нет,
У нас дела — мы ловим покемонов.
Закрыв глаза, я вижу как тогда,
Совсем тогда, ещё до «время Оно»,
Не ведая ни гнева, ни стыда,
Адам и Ева ловят покемонов.
Георгий Селегей (1966 г.р.)
Фашист и Жучка
Из трясущейся кабины
Самолета «мессершмитт»
На российския равнины
Оккупант в прицел глядит.
Снизу Жучка, пес пушистый,
От бомбежки жмется в снег.
С точки зрения фашиста
Жучка — недочеловек.
И с позиции собаки
Немец хуже, чем она.
Третий год вельми и паки
Промеж них идет война.
Сыплет бомбы фриц с размаху,
Но и псина нравом крут,
Даже писаясь от страха:
«Гитлер, — писает, — капут!»
Что тут делать? Правы оба.
Тут поэтом надо быть
(Вот, как я, допустим), чтобы
Всех понять и всех простить.
Дмитрий Рябов (1969 г.р.)
Доблестному командиру
героической первой в мире Конной Армии рабочих, крестьян и матросов
Буденному С.М.
от коновода
Третьей непобедимой шрапнельной батареи
Матвея Лунина
Секретное донесение
Товарищ Буденный, скажу откровенно,
Как старорежимным попам на духу —
В буденных войсках прикормилась измена,
Пригрелась, как будто в лебяжьем пуху!
Товарищ Буденный, прости Христа ради,
За слово корявое не обессудь —
Жиреет измена в буденном отряде,
Сосет изможденную красную грудь!
…Однажды, всецело согласно приказа,
Засел я в дозоре с примкнутым штыком,
И бдительным сердцем я с первого раза
Постигнул, кто нянчит измену тайком.
Сурово сумел на тропиночке встать я
И сделал вопросы с различных сторон:
«Какая, к примеру, вам надобность, Катя,
Под вечер идти во второй эскадрон?
Конечно, желательно вам развлекаться —
Оттуда гармошку слыхать за версту,
Но нынче — сознательно надо остаться,
И я вас пока придержу на посту.
Чтоб сил поднабрались бойцы для удару,
Чтоб верные лошади выспались всласть,
Сегодня, Катюша, мы будем на пару
Всю ночь караулить Советскую власть!»
Но Катька, шипя, как ползучая контра,
Изранив меня, устремилась во тьму —
И мягкие груди, и теплые бедра
Достались в ту ночь неизвестно кому.
…Товарищ партийный еврей Гутенлохер,
Сказал, на рассвете сменяя меня:
«Братишка, для бабы сознательность похер,
Колчак, черт и баба — прямая родня!
А Катька сама из буржуйского класса,
Покойный папаша ее — землемер,
И терпит увечья солдатская масса
От Катькиных белогвардейских манер…»
Довольно царапать лицо Первой Конной!
…Во имя великого царства труда,
Што скажешь про Катьку, товарищ Буденный:
Расстреливать — до или после суда?
Пётр Матюков (1971 г.р.)
Шла собака
шла собака по роялю
вдоль невидимой черты
за которой возникали
куклачёвские коты
из-под лап рождались звуки
изначальной красоты
и заламывали руки
куклачёвские коты
и всё думали с хера ли
это даже и не кот
но невольно замирали
под торжественный аккорд
а собака что есть силы
торопилась в гастроном
а собака волочила
шестерых щенят и дом
и она не разбирала
где ступать и как ступать
как попало попадала
там где надо попадать
и не ведала что в зале
прекратив малейший чох
ошарашенно стояли
и коты и Куклачёв
шла собака вне науки
просто делала шаги
из-под лап взлетали звуки
словно ангелы с реки
Дмитрий Мурзин (1971 г.р.)
***
Что нам в кипрстве, майоркстве, канарстве?
Даже сниться не хочет покой.
Мы живем в правовом государстве.
То есть — держим топор под рукой.
Может, будет получше, почище
Через год, через век, а пока —
Держим руку мы на топорище,
Топорище сжимает рука.
Вечно брезжит над нашей державой
То рассвет, то пожар, то погром…
Как сказал бы Булат Окуджава,
Топору топоры топором.
Невозможная Родина наша,
Где сегодня страшней, чем вчера,
На открытом огне варит кашу,
Разумеется, из топора.
Мария Дубиковская (1976 г.р.)
***
Я смотрю на человека —
Человек хорош, однако
Он хорош в трусах и в каске
В сыктывкаре и монако
В человеке всё прекрасно
Что б ни выросло снаружи
Всё что в брюках и под юбкой
А уж если глянуть глубже
Там внутри такая бездна
Там внутри такая мука
Я смотрю на человека —
Человек силён, подлюка
Человек велик, в натуре —
Он шопен и достоевский
Он вахтёр ивансемёныч
Он тётьзина из собеса
У него такие крылья
У него рога такие
Он томим духовной жаждой
Он, мятежный, просит бури
У него в мешке бутылка
У него в руках синица
Ум остреет сквозь опилки
Дурь шампански пузырится
Человек хорош, зараза —
Он играет перебором
У него четыре глаза
Он умеет двигать горы
Он дитям придумал памперс
А жене посудомойку
Сам в космической ракете
Улетел в командировку
Он хорош отдельно взятый
И хорош бывает в паре
До тех пор пока не начал
Он сливаться с коллективом
А как только он по трое
А когда он в малых группах
А когда он член союза
А когда со всем народом
Я смотрю на человека
Он сливается в орнамент
Человек меня не видит
Человек меня не знает
Человек давай покурим
Человек пойдём на танцы
У тебя такие крылья
У меня такая юбка
Павел Куравский (1979 г.р.)
***
С похмелья мир невыносимо ярок.
С похмелья мир невыразимо жёлт.
Я наг и сир, как стриженый подъярок.
Я разобщён, как буквы «Мэ» и «Жо».
Светило льёт лучи на подоконник,
И каждый луч — не луч, а прямо — дрель!
Да за окном херачит сука-дворник!
(А, может быть, не сука, а кобель…)
— Товарищ, твоего не знаю пола, —
Я к дворнику тихонько обращусь, —
Намедни у меня, у новосёла,
Произошёл переизбыток чувств-с…
Так ты своей прелестною метлою
Листву моей души не потопчи…
Спой что-нибудь, а я тебе подвою.
А хочешь, о хорошем помолчим…
И пролетарий, раскурив улыбку,
Затянет вдруг набор из долгих строк
Про серп и молот свой, каток и скрипку,
Про лёд и пламень — веник и совок.
Мети, мети меня, метла мелодий,
И ямбы выскребай промеж зубов.
С похмелья мир; все чувства на исходе;
Вот — лучший миг для смерти и стихов.
Виталий Красный (1984 г.р.)
Гонение на современную молодёжь
вот я в детстве много читал
а вы, компьютерное поколение,
мало читаете
вот я в своё время мало гулял
а вы вообще не гуляете
из меня получился позёр-неформал,
который опоздал родиться лет на десять
а вас, по моим ощущениям,
Господь в Фотошопе нарисовал
и как спам разбросал в интернете
