Кто-то зажмурился и мастерски описывает проплывающие перед глазами яркие пятна. Анастасия Ким — поэт трагического открытого взгляда. Она замечает многое, видит тайные связи. Такое дано не всем. Бытие завёрнуто, многослойно, не каждый распутает. Вот «Айболит далёкий невесомый / архитектор облачных больниц»; он доктор, и, конечно же, добрый, но нас не ждёт; он лечит, но не нас. Но почему, почему так происходит, ведь «мы не хуже птички невелички / агрессивны ласковы пусты». И, скорее всего, «не то что совсем на печи Емеля». Ну, просто так получилось, «мы пережевали и выплюнули чуму / сами теперь чумные, сами себе сусанин». А ещё, если долго всматриваться в туман, увидишь — по реке плывет корзинка, сюда, к нам «на север, на родину вод, / В дом солёной воды…», и, может быть, лопочущий под одеяльцем нас куда-то выведет.
Михаил Квадратов
Анастасия Ким родилась в 1994 году в Ставрополе. В 2011 году принимала участие в международном форуме писателей в Липках, мастер-класс журнала «Знамя» под руководством Михаила Айзенберга и Ольги Ермолаевой. Стипендиат фонда СИЭП. В 2015 году переводила тексты поэта Ашрафа Файада на русский язык (в соавторстве со Станиславом Львовским), подборка опубликована на colta.ru В 2020 году выпустила две подборки на polutona.ru. В 2021 текст «Балам, баламинэкисе» был опубликован в Метажурнале с комментарием Евгении Ульянкиной и прошёл в шорт-лист премии Метажурнала. Публикация в февральском номере «Русского пионера».
Анастасия Ким // хорошо горели сухие шкурки
Ване Киму, моему мужу
***
был не то что совсем на печи Емеля
что имею хранил, а когда потерявши плакал
из гортани моей выползали змеи
хохотали бегали звали папу
угольками чертили и квасом кисли
и моргали в небе звездой вечерней
и на речку ходили без коромысла
и не знали потопов и огорчений
а когда заслонка печи упала
то зажмурились но не играли в жмурки
хорошо пожили добра навалом
хорошо горели сухие шкурки
***
Айболит далёкий невесомый
архитектор облачных больниц
кормишь почему вдали от дома
салом голодающих синиц
мы не хуже птички невелички
агрессивны ласковы пусты
и гвоздику у тебя в петличке
почитаем знаком доброты
покачай нас в шапке белоснежной
дай нам спирту, выведи нам вшей
погадай, погладь, подуй, а прежде
нам гражданство новое пришей
мы не станем лучше и добрее
не заправим кантиком кровать
разве сидя у тебя на шее
реже будем в уши завывать
***
не пожалуй коллектор к съемному шалашу
многослойность в моде, поэтому я ношу
элегантный зелёный колпак виновника должника
не скрипи седло, не бери телефон, не дрожи рука
сверху жёлтый — этот вы знаете, почему
мы пережевали и выплюнули чуму
сами теперь чумные, сами себе сусанин
завершает ансамбль кокетливый с бубенцами
***
что говорят колючие синицы
чьих навострённых голосов не зная
я успеваю только объясниться
а объяснить уже не успеваю
что розовый как в складочках опрелость
на окнах дома бесконечный иней
а уходить конечно не хотелось
но птенчики меня уговорили
калиновка
бричка яблочко дичка солончаки кульга
речки Сранки размыло кисельные берега
лошадь строгая не управишь кировца колея
налилась сочится лужицей по края
не успеет к машеньке фельдшер живя в глуши
ставь в ночёвку опару потом решим
кинется тётка в печке полно висков
где наш ряженый суженый сунул и был таков
газовый шарфик в колючках акации жив едва
что ж ты маша вроде при муже всё не вдова
ковырнулась сама не хотела на бюллетень
вишенку посажу ляжет тебе на могилку тень
вроде жили ладно только ночами плакала у плетня
расступись просила земля заступись забери меня
***
Разреши себе шорох и шерстку теплом надыши.
Сердцевиной корзина лопочет, а краем першит
Продолжает, пока берегами сплошь камыши.
Провожает теченье на север, на родину вод,
В дом солёной воды доплывёт
Если раньше плетёнка сухая не взбухнет без сил
Если ветер её не втолкнёт в поскользнувшийся ил
***
Бабочки вылетали на свет и лопались,
Ло раскрывала маленькую пасть
И в ней лоснилась розовая пропасть
Je suis бедняга Гумберт, так мне выпало пропасть —
прошелестеть сухое мотыльком
стать лучиком, которым он влеком
трёхниточным вощёным фитилём
глотнувшим насекомое огнём
я Цинциннат в снегу среди проталин
мне перепало пригубить свой страх
и нежность пить такими долгими глотками
что яблоки с прохладными щеками
уснувшие в Тамариных садах
качаясь, до земли не долетали
