Подписаться на instagram #буквенного сока
Егор Фетисов // Дмитрий Данилов. «Есть вещи поважнее футбола». Роман. Издательство «Рипол-классик», 2016
Часть 1. Заметки о книге
Книга Дмитрия Данилова «Есть вещи поважнее футбола» для меня стоит в одном ряду с фильмом Эмира Кустурицы о Диего Марадоне. И там, и там разговор идет не о футболе. Тогда о чем же? Все сказано в названии, которое я понимаю буквально: о вещах поважнее футбола. О дружбе, о людях, знакомых и мало знакомых, о звуках вечерней электрички, о поражениях и победах, о радости по поводу первых и печали по поводу вторых. О человеческих эмоциях. Но автор не хочет говорить об этом прямо и пафосно, поэтому, описав поражение «Динамо» от «Спартака» в принципиальном дерби белым стихом, он в очередной раз дает турнирную таблицу: сухой перечень очков, забитых и пропущенных мячей. Пронзительного в тексте не должно быть слишком много, оно должно быть тщательно отмеряно, пронзительность — сильная приправа, с ней надо осторожно, и автор это понимает. Очень интересны оттенки интонации. Герой говорит то с читателем, то с самим собой, и даже с самим собой говорит по-разному, и за этим интересно следить, пытаться понять, что за этим стоит. Потому что за этим стоит самое главное, но это неочевидно — очевидны турнирные таблицы и очки, места и медали. Однако у них же есть оборотная сторона, она поважнее лицевой, и туда надо непременно заглянуть, и автор сам пытается это сделать и таскает с собой за компанию читателя, как закадычного приятеля, по разным весям и стадионам — чтобы не пропустить мгновение, потому что в следующем году всего этого уже не будет, оно будет другим, даже чемпионат Люберецкого района, из которого нельзя ни вылететь, ни выйти в более высокую лигу, будет другим. В одну реку нельзя войти дважды, мысль понятна и не нова. Ново, пожалуй, то, что автор зовет за собой читателя войти в реку здесь и сейчас и ощутить, что это река и есть жизнь. Пафосно написал. Сюда бы турнирную таблицу теперь…
Часть 2. Художественные приложения
«P.S. Посмотрел матч Мордовия — Динамо и испытал радость, переходящую в какое-то своеобразное сытое удовлетворение. Оно всегда наступает, когда после вот такой победы начинаешь изучать турнирную таблицу, читать отчеты о матче, оценивать достигнутый прогресс, прикидывать дальнейшие шансы.
Сытое удовлетворение.
А потом еще Спартак не сумел выиграть у убогого Ростова. И сытое удовлетворение стало еще более сытым. Или сытным. Как будто съел сначала, ну, допустим, три баварских колбаски, а потом еще две франкфуртских. И запил их, допустим, мозельским вином (пиво нельзя, пиво пить вредно).
<…>
А потом прослушал несколько песен новопреставленного раба Божия Анатолия. И через слезные протоки вытекло некоторое количество слез.
Как это совместить.
Опять возникает эта тема — есть вещи поважнее футбола. Даже как-то странно их перечислять, и замучаешься перечислять.
Но если отмотать назад — были ли вещи поважнее футбола в изнурительном матче с ЦСКА 9 ноября, когда еле выстояли и в муках отстояли победу, и когда не было сил смотреть на эту корявую битву, и когда судья назначил три дополнительные минуты, и когда, наконец, был финальный свисток, и победа?
И были ли вещи поважнее футбола 28 августа, когда ехал на электричке из Подольска в Текстильщики после встречи с Анатолием, когда читал текстовым репортаж на Газете.ру о матче Омония — Динамо, счет был 1:1, Динамо вылетало из Лиги Европы, и на последней добавленной минуте забило, и было дикое, ни с чем не сравнимое, какое-то всеобъемлющее, шарообразное ликование (беззвучное) в пустой светлой электричке? Были ли в этот момент вещи поважнее футбола?
Были, конечно. Вещи поважнее футбола — вечны, непреходящи. Незыблемы».
Михаил Квадратов // Владимир Орлов. «Альтист Данилов». Серия «100 главных книг». Издательство «Эксмо», 2018
Часть 1. Заметки о книге
Роман «Альтист Данилов» впервые напечатан в журнале «Новый мир», № 2, 3, 4 за 1980 год. С момента написания романа прежний читатель еще не вымер, но полностью поменялась атмосфера. Теперь, чтобы расшевелить потребителя книг в массе своей, нужно что-то погорячее, убийства в модных текстах не такие романтичные, как у Агаты Кристи, любовь описывается не так, как у Александра Грина.
Роман «Альтист Данилов» хорош литературно, и это навсегда. Текст насыщенный и многослойный, но в то же время ясный и прозрачный. Роман принадлежит к условному направлению «фантастический реализм». В книге поднимаются вечные вопросы, на которые, как всегда, ответы не очень понятны. Вернее, каждый выбирает себе ответ сам. Главный герой работает альтистом в театре. В то же время Данилов — наполовину демон, наполовину человек, поэтому ему нет места нигде. Опять же, показана любовь к женщине демонической и любовь к женщине земной. А вам какая больше бы понравилась? Весь текст романа пронизан музыкой — ведь, похоже, только она может связать земное и небесное.
Книга появилась более сорока лет назад, и уже не у одного поколения читателей возникнут трудности с опознаванием топографии Москвы и бытового устройства советского общества. Для кого-то действие, происходящее в «Альтисте Данилове», происходит примерно в те же времена, когда жила и погибла Анна Каренина. Но такова классика, она жива в любых декорациях. А подробности всегда можно узнать из сносок и комментариев, которых, конечно, нет в данном издании, но недалеко то время, когда они появятся в следующих.
Часть 2. Художественные приложения
«Тут следует сказать, что Данилов был демоном лишь по отцовской линии. По материнской же он происходил из людей. А именно — из окающих людей верхневолжского города Данилова. Отца Данилов не знал. Данилов был грудным ребенком, когда отца его за греховную земную любовь и за определенное своеобразие личных свойств навечно отослали на Юпитер. Там ему положили раздувать газовые бури. Да и мать Данилова тогда же и сгинула. С отцом Данилов в переписке не состоял и никогда не встречался. Они и узнавать друг о друге ни словечка не имели права. Пунктом «б» семнадцатой статьи договора Данилову было установлено пролетать мимо Юпитера, лишь закрыв глаза и заткнув уши ватой. Сам же Данилов мог всю жизнь провести в своем городке, разводить в огороде ярославский репчатый лук, а теперь уж и покоиться смиренным мещанином под тополями и березами на даниловском кладбище — ведь по людским понятиям он родился в конце восемнадцатого столетия. Однако влиятельные приятели его отца из жалости к невинному младенцу выхлопотали ему иную судьбу и перенесли Данилова прямо в мокрых пеленках из Ярославской земли в небесные ясли. А потом пристроили его в лицей Канцелярии от Познаний. Лицей был с техническим уклоном. И дальше Данилов двигался укатанной дорогой молодого демона, срывая на ходу цветы удовольствий».
Михаил Квадратов // Сати Овакимян. «Созвездие эмигранта». Сборник рассказов. Издательство «Формаслов», 2020
Часть 1. Заметки о книге
Когда-то, в прошлом веке, мы с коллегой по работе пришли к выводу, что эмиграция случается раз в жизни, вот ты уехал из маленького городка в город большой, учиться. И все. Первый раз самый трудный. А потом уже безразлично, сколько раз и куда.
Но бывают времена и времена, эмиграция и эмиграция. От плохой жизни и от невозможности жить в ужасающих условиях. Или бегство от смерти.
А еще Родина — это там, где осталась твоя бабушка. И бабушка всегда будет за тобой приглядывать, на любом расстоянии. Она не даст в обиду, хотя сама может обидеть и очень легко. Вот бабушка «…достала из моей сумки Маркеса, Миллера и Буковски. Повела моих любимых на костёр. Она бездушно, с упоением сжигала их, пока ветер трепал её огненные волосы». Бабушки они такие.
У каждого свой путь. И свой путь эмиграции. У кого-то это свободная жизнь, «путешествие внутрь себя». «При мне были пара тёплых, доходящих до горла свитеров, ноутбук, кактус, “Тропик Рака “ и стопки писем от моей матери». Но и изнуряющая работа, нелюбимая, но нужно как-то зарабатывать. В городе «…вместо неба над головой растянули дымчатую ткань, специально для того, чтобы люди забыли о солнце, чтобы наконец-то заткнулись, мало радовались и много работали, мало пили и много работали, мало любили и много работали. Просто — работали, и всё».
Бывает, что эмоциональность повествования зашкаливает; ведь есть любимый Миллер, он подбивает, а еще это рассказы художника. И это проза, настоящая проза, граничащая с поэзией.
На одном пятачке сгрудилось несколько поколений женщин, им часто бывает тесно, хотя пятачок этот может растянуться на тысячи километров. Или простираться в другие миры, а тут уже тяжело подойти к ситуации с линейкой и секундомером, здесь ничего не измерить, это всего лишь вечность. И что такое эмиграция по сравнению с вечностью.
«Уходящим легко. Оставаться всегда трудно».
Часть 2. Художественные приложения
«Карантин, день 6
Мои слёзы больше не умеют течь снаружи. Они капают поперёк и застревают там, внутри. Прячутся. Как я, от этого мира. Сильные мира устали от своих граждан, граждане — от своих начальников, начальники — от работников, работники — от своих супругов, супруги — от детей, все отказались друг от друга. В итоге, не только Дания, как писал Шекспир, но и весь мир превратился в огромную тюрьму. Я в своей тюрьме угвоздилась на маленьком стуле рядом с окном, перед ноутбуком. От нас только интернет не отказывается. Пока он новенький, не очень-то разбирается в людях. У меня задание: написать рассказ для одного журнала. Сестра смеётся: «Напиши-ка ты про таких же классических паразитов, авось полюбишься читателям, ко всему прочему, ещё и эмигрантка, будет от тебя хоть какой-нибудь толк». Мне захотелось поставленную перед ней тарелку разбить о её коровью морду, но тарелку стало жалко. У нас всего шесть тарелок. Если разобью, из чего же тогда буду есть?
Карантин, день 8
В нашей маленькой московской съёмной квартире к основным членам семьи добавился ещё один — премьер-министр Армении, который, периодически заходя в лайв, появляется среди нас. Это невыносимо. Можно подумать, что отец делает это намеренно, последовательно следя за нашей реакцией.
<…>
Карантин, день 10
Если карантин продлится ещё месяц, думаю, многие семьи с любовью уничтожат друг друга, ведь невыносимо, когда в одном месте собирают людей, друг друга ненавидящих, и заставляют их оставаться дома. Мать заранее закупилась продуктами. Нет никакой необходимости выходить из дому. А если кто-нибудь из нас заболеет, вот тогда начнётся настоящая драма. Никто из нас не имеет гражданства, а срок регистрационных документов уже два месяца как истёк.
«Хватит истерить, кто проверять-то будет?» — говорит отец. Режущий слух голос премьер-министра вновь распространяется по квартире».
