Михаил Квадратов // Анатолий Гаврилов. «Берлинская флейта». Рассказы. Серия «Уроки русского». Издательство «КоЛибри», 2010
Часть 1. Заметки о книге
Часто на написание рецензии (тем более если рецензия безгонорарная) человека подвигает получение книгой какой-нибудь известной премии. Кого-то факт получения премии оскорбляет, кого-то действительно радует, но стремление к деятельности точно пробуждает. Ну, если лень что-то писать, можно хотя бы устно кости перемыть. Недаром на обложках романов с целью привлечения покупателей сейчас принято писать: победитель, лауреат или просто номинант такой-то премии.
Премию Андрея Белого 2010 года за сборник «Берлинская флейта» получил Анатолий Гаврилов. Книгу заметили, обсуждали. Претензии/похвалы стары как мир. Форма и содержание.
«Проза в стиле пунктуализма», «телеграфная проза», «скелеты рассказов». В некоторых текстах размером в страницу проходит целая жизнь. Кому-то это кажется непозволительно минималистичным. При этом за последние сорок лет у Анатолия Гаврилова вышло две книги. И вот премия.
А как же прозаики, выпускающие по роману в год. Обидно, когда романов много, а премий нет. Это сколько же нужно написать: тут уже и всю свою жизнь припомнишь, расспросишь тещу и деверя, измучаешь гугль, перескажешь неизвестные публике корейские фильмы. И опять же сновидения, без них никуда.
А как удержаться от идейно-морального обсуждения, традиционного упоминания маленького человека. С одной стороны – надлом полезного для общества винтика, да и хрен с ним, незаменимых нет, нечего хныкать. С другой стороны – трагедия, потому что каждый – бесконечная вселенная: что вверху – то внизу. Клевета на жизнь приличных людей. Или наоборот.
Но так можно спорить по поводу любой книги. И даже не такой талантливой, как «Берлинская флейта».
«Шел по Балакирева, взглянул на окна квартиры Владимира Ивановича.
Его уже там нет.
Учился во ВГИКе, подавал надежды, потом бросил, ушел в проводники, а в прошлом году умер».
Часть 2. Художественные приложения
«Вчера был день Советской Армии. Нет, как-то иначе он сейчас называется. Я тоже когда-то служил. Сначала третьим номером расчета на дышле и блоках, потом вторым на пульте управления, где были две кнопки и колесо.
Вчера на работе мне подарили бутылку бренди и коробку конфет.
Костя на больничном, и я оказался один среди женщин.
Мы выпили бренди и разошлись по домам.
По дороге домой я купил в киоске два тюбика зубной пасты производства АО «Свобода», Москва.
Много сил и времени было когда-то потрачено на то, чтобы жить поближе к Москве, и вот она совсем рядом, а чувств никаких.
В чем же тут дело? Москва ли изменилась в худшую сторону? Или ты? Или все вместе?
Я уже сказал, что пасту я купил в киоске.
А теперь – о киосках, особенно о железных, когда в амбразуре мелькнет лишь рука, локон…
Молча появляется пачка сигарет, молча уходишь и думаешь…
О чем же ты думаешь?
Продавец, думаешь, – не только посредник между товаром и покупателем, но еще и нечто такое…
Мысль мне дается с трудом.
Может быть, именно по этой причине я избегаю общаться с умными людьми.
Например, с Костей, который сейчас на больничном и которого я собираюсь навестить, да все как-то откладываю.
Умный он человек, много знает, тяжело мне с ним, да и ему, кажется, в тягость мое мычание.
Хотел бы я не мычать? Хотел бы, да поздно уже.
Поздно, Вадим, поздно, Павел.
Но вернемся к киоскам. Что-то о них собирался сказать я, что-то про амбразуру, в которой мелькнет лишь локон, рука…
Не знаю, не могу сформулировать.
Когда-то, на заре трудовой деятельности, будучи газоспасателем, был направлен я на хобот подстраховать от удушения газами слесаря, которому необходимо было зачеканить избыточный клапан, и вот…
И что?
Ничего. Зачем вспоминать о том, что удушает жизнь, уродует, пожирает…»
Михаил Квадратов // Федор Сологуб. «Мелкий бес». Роман. Серия «Проверено временем». Издательство «Время», 2018
Часть 1. Заметки о книге
Роман «Мелкий бес» начали печатать в 1905 году в журнале, но журнал закрылся. Было время первой революции. В 1907 году вышло первое отдельное издание, потом еще десять; после второй революции Сологуба в России уже не издавали. Новые классики не любили Сологуба, он отвечал взаимностью. «Грядущий хам» грянул и правды о себе не желал.
Вообще годы издания «Мелкого беса» связаны с тектоническими разломами жизни в России. После смерти Сологуба роман вышел в 1933 году, в серии «Academia» (мертвый писатель не страшен, пусть считается классиком, больше не напечатают, из библиотек изъяли, никому не прочитать). Следующее издание появилось в 1958 году, перед «оттепелью» (директор Кемеровского книжного издательства, выпустившего роман, уволен). Потом – 1988 год, «перестройка».
«Мелкий бес» Федора Сологуба – классика Серебряного века. Чтобы разглядеть внутреннее, нужно, чтобы сгнило то, что снаружи. Не в этом ли секрет декадентской культуры с ее культом разложения?
Бытовое насилие, персонажи – потенциальные клиенты психиатра. Путешествие по мрачным лабиринтам человеческой души. Подлая недотыкомка, невидимая остальным, но не отстающая, лающая, воющая. И единственное разрешение болезненной ситуации – гибель.
Почему роман печатают, когда надвигаются суровые времена? В нем угадано что-то глубинное, чего не видно во времена спокойные? Роман – диагноз болезни общества. Сейчас он еще актуальнее, опять служит предостережением. Или уже поздно, как всегда?
Бывают романы – «энциклопедии русской жизни». Есть энциклопедии парадные, есть просто альбомы пейзажей. Но некоторые такие справочники прячут от греха подальше. Бывает, Большую медицинскую энциклопедию тайком читают любознательные дети – из этого не выходит ничего хорошего.
Часть 2. Художественные приложения
«Как всегда при возвращении домой, Передонова охватили недовольство и тоска. Он вошел в столовую шумно, швырнул шляпу на подоконник, сел к столу и крикнул:
– Варя, подавай!
Варвара носила кушанья из кухни, проворно ковыляя в узких из щегольства башмаках, и прислуживала Передонову сама. Когда она принесла кофе, Передонов наклонился к дымящемуся стакану и понюхал. Варвара встревожилась и пугливо спросила его:
– Что ты, Ардальон Борисыч? Пахнет чем-нибудь кофе?
Передонов угрюмо взглянул на нее и сказал сердито:
– Нюхаю, не подсыпано ли яду.
– Да что ты, Ардальон Борисыч! – испуганно сказала Варвара. – Господь с тобой, с чего ты это выдумал?
– Омегу набуровила! – ворчал он.
– Что мне за корысть травить тебя, – убеждала Варвара, – полно тебе петрушку валять!
Передонов долго еще нюхал, наконец успокоился и сказал:
– Уж если есть яд, так тяжелый запах непременно услышишь, только поближе нюхнуть, в самый пар.
Он помолчал немного и вдруг вымолвил злобно и насмешливо:
– Княгиня!
Варвара заволновалась.
– Что княгиня? Что такое княгиня?
– А то княгиня, – говорил Передонов, – нет, пусть она сперва даст место, а уж потом и я женюсь. Ты ей так и напиши.
– Ведь ты знаешь, Ардальон Борисыч, – заговорила Варвара убеждающим голосом, – что княгиня обещает только, когда я выйду замуж. А то ей за тебя неловко просить.
– Напиши, что мы уж повенчались, – быстро сказал Передонов, радуясь выдумке.
Варвара опешила было, но скоро нашлась и сказала:
– Что же врать, – ведь княгиня может справиться. Нет, ты лучше назначь день свадьбы. Да и платье пора шить.
– Какое платье? – угрюмо спросил Передонов.
– Да разве в этом затрапезе венчаться? – крикнула Варвара. – Давай же денег, Ардальон Борисыч, на платье-то.
– Себе в могилу готовишь? – злобно спросил Передонов».
Егор Фетисов // Гайто Газданов. «Вечер у Клэр». Роман. Серия «Проверено временем». Издательство «Время», 2018
Часть 1. Заметки о книге
Сравнивая поверхностно, можно сказать, что «Вечер у Клэр» напоминает трилогию Алексея Толстого «Хождение по мукам». Но сходство ограничивается тем, что сюжетно у обоих авторов – история любви на фоне революции и гражданской войны. Газданов гораздо интереснее, и его версия скитаний героя убедительнее, видимо потому, что пишет он исключительно о событиях, через которые прошел сам. Хотя… Не о событиях, или, вернее сказать, не только и не столько о событиях, сколько о людях. «Вечер у Клэр» – это бесконечная вереница людей, их историй и характеров. Люди заменяют в романе события, они более выпуклые, чем действие. И мир, и война предстают своеобразной портретной галереей. В каком-то смысле это очень современный и по-газдановски своеобразный роман-воспитание. Шестнадцатилетний юноша Николай Соседов записывается в ряды «белых» просто из желания пережить что-то новое и сильное и переродиться. Тема странствия начинается, как и положено, с дороги, в данном случае железной. Только поезд, в который садится герой Газданова, – военный, бронированный состав «Дым». Через год его сменяет корабль, увозящий юношу прочь из страны, охваченной пожаром войны. И все это время внешней канве событий вторит смутная, почти неуловимая тема внутреннего развития персонажа. Соседов с детства живет двумя жизнями: внутренней и внешней. В центре внутренней жизни очень рано оказывается любовь. Любовь к французской девушке Клэр – сквозной мотив книги. И пока коралл внешней жизни отмирает, коралл внутренней нарастает и превращается в сложнейший и прекрасный мир, за которым можно часами следить не отрываясь. Нет-нет, да вспомнится масонство Газданова, бывшего одно время досточтимым мастером ложи Северная звезда. Роман «Вечер у Клэр» ранний, Газданов на момент его написания всего несколько лет как член ложи, но в тексте чувствуется какая-то тайна, загадка без очевидной разгадки…
Часть 2. Художественные приложения
«Смысл жизни? – печально переспросил Виталий, и в его голосе мне послышались слезы, и я не поверил себе; я думал всегда, что они неизвестны этому мужественному и равнодушному человеку.
– У меня был товарищ, который тоже спрашивал меня о смысле жизни, – сказал Виталий, – перед тем как застрелиться. Это был мой очень близкий товарищ, очень хороший товарищ, – сказал, часто повторяя слово «товарищ» и как бы находя какое-то призрачное утешение в том, что это слово теперь, много лет спустя, звучало так же, как раньше, и раздавалось в неподвижном воздухе пустынного парка. – Он был тогда студентом, а я был юнкером. Он все спрашивал: зачем нужна такая ужасная бессмысленность существования, это сознание того, что если я умру стариком и, умирая, буду отвратителен всем, то это хорошо, – к чему это? Зачем до этого доживать? Ведь от смерти мы не уйдем, Виталий, ты понимаешь? Спасения нет. – Нет! – закричал Виталий. – Зачем, – продолжал он, – становиться инженером, или адвокатом, или писателем, или офицером, зачем такие унижения, такой стыд, такая подлость и трусость? – Я говорил ему тогда, что есть возможность существования вне таких вопросов: живи, ешь бифштексы, целуй любовниц, грусти об изменах женщин и будь счастлив. И пусть Бог хранит тебя от мысли о том, зачем ты все это делаешь. Но он не поверил мне, он застрелился. Теперь ты спрашиваешь меня о смысле жизни. Я ничего не могу тебе ответить. Я не знаю.
В тот день мы вернулись домой очень поздно; и когда сонная горничная подала нам на террасу чай, Виталий посмотрел на стакан, поднял его, поглядел сквозь жидкость на электрическую лампочку – и долго смеялся, ни говоря ни слова. Потом он пробормотал насмешливо: смысл жизни! – и вдруг нахмурился и потемнел и ушел спать, не пожелав мне спокойной ночи».
