Когда мне было лет пять или шесть, я написала письмо и попросила Деда Мороза подарить мне лунную призму, как у Сейлор Мун. Чтобы можно было с ее помощью превращаться в прекрасную воительницу и бороться за мир и справедливость. Но под ёлкой утром обнаружилась только собака-далматинец. Нет, не живая, конечно. Мягкая игрушка с нашего климовского рынка. И тогда я поняла две вещи: во-первых, нет никакого Деда Мороза и волшебство если и бывает, то создают его взрослые, а во-вторых, своей суперсилой взрослые почему-то пользуются крайне редко, а больше ходят на ближайший рынок и покупают первую попавшуюся игрушку. Живую собаку мне тоже так и не подарили. Но спустя годы я поняла еще вот что: когда в жизни есть люди, от которых можно ждать сотворения чуда, когда они рядом, а утром тебя ждет какой-никакой… но подарок – это само по себе и есть волшебство, которое в любой момент может утратиться. Рассказ Елены Тулушевой именно об этом.
Анна Маркина
Тулушева Елена Сергеевна – прозаик, публицист, член Союза Писателей России. По профессии психоаналитик. Автор 3-х книг рассказов. Лауреат премий «Радуга», «Югра», «Звезда», «Прохоровское поле», премии им. Лескова и др. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Наш Современник», «Юность», «Нижний Новгород» и др. российских и зарубежных литературных изданиях. Рассказы переведены на арабский, белорусский, болгарский, венгерский, итальянский, немецкий, китайский и др. языки.
Елена Тулушева // Подарок
— Дядь Егор, а ты в Деда Мороза когда верить перестал?
— Так я до сих пор верю!
— Да ну тебя! Я уже не маленький. Я всё понял ещё в прошлом году! – Валерка обиженно спрятал руки в карманы.
— Расстроился?
— Ну, немного.
— Бывает. Дай саморез. Да не шуруп, а саморез, вон тот, в маленьком ящичке… Ты просто повзрослел, это тоже хорошо, хотя иногда и кажется грустным. А чудеса – они и во взрослом возрасте происходят, просто уже называются не “дедмороз”, а как-то по-другому.
— В смысле?
— В смысле, что подарков ждёшь всегда, просто они другие, и не обязательно на Новый Год. Вот, например, самый главный подарок для твоей мамы – это ты. А моя бабушка говорила, что главный подарок её жизни – когда дед единственный из всей деревни с войны живым вернулся.
— Это другое… – Валерка махнул рукой, нахмурившись. — Дядь Егор, а вот ты как узнал, что его нет?
— Дед Мороза?.. Знаешь, я, может, и не верил в него особо… – Егор отмерил расстояние и отметил карандашом точку.
— Не верил? А говоришь, чудеса всегда происходят!
— Да я просто не могу вспомнить тот возраст, когда верил.
— Может тебе просто подарки не дарили?
— Да нет. Подарки как раз дарили. Мамка даже письма от Деда Мороза писала! В стихах. Правда, почерк не меняла, но делал вид, что верю.
— А что ж она их на компьютере не печатала?
— Не было тогда компьютеров, принтеров тем более, хотя машинка печатная у нас была… Но почему-то мама от руки писала. Как-то не предусмотрела этот момент. – Егор порылся в ящичке, отыскивая четыре одинаковых самореза. – Забавно то, что она ведь этим же почерком при мне утром папе записки писала, что поесть оставила в холодильнике… Но всё равно я подыгрывал, что верю.
— Зачем? Ты же не верил? Обманывал, что ли?
— Как сказать… Жаль было обижать. И вот каждый Новый Год под ёлкой лежали подарки, а я каждый раз делал вид, что удивлён, и радовался, и родителям показывал, что мне Дед Мороз принёс. А они тоже делали вид, что удивлялись, рассматривали, как будто до этого и не видели их.
— Странно…
— Ну может. Тогда мне казалось, что это правильно. Хотя мы с твоим папкой потом даже узнали, где родители подарки прячут. Собственно, не сильно-то они их и прятали – у себя в шкафу, внизу, только руку протяни – и вон они.
— Так это тебе папка рассказал, что Деда Мороза нет? Или он подарки показал, и ты понял?
— Нет, лазить мы туда начали уже позже, лет в шесть. А я как будто и до этого знал… – Егор молча вкручивал саморез, прова-ливаясь куда-то в одиночество. Неужели и правда у него не было этой сказки… Даже обидно как-то, у всех было чудо, а у него как будто и не было… Он попытался вспомнить самый лучший подарок – и не смог. Он как будто вообще не мог вспомнить, что ему дарили. Нет, с памятью у него порядок. Он помнил, какого цвета росли розы у бабушки в саду, и выкованный дедом узор на калитке. А у бабушки он был последний раз в пять лет. А ещё помнил Машу Петличенко, которая пришла новенькой самой весной в их младшую группу, это значит года в три. У неё были синие бантики, очень красивые. Он к ней подбежал и дёрнул: хотел развязать бантик, а он оказался на резинке, в итоге бантик остался в руке, а Маша растрёпанная стояла и ревела…
— Дядь Егор, а ты чего его весь вкрутил, его же к сиденью вторым концом надо, сам же сказал!
Егор рассеянно посмотрел на ножку от будущей табуретки. Задумался, видимо. А о чём? Да всё о том же, о странном и детском. Но как-то так тоскливо вдруг стало. Он посмотрел на племянника: тот вытирал пухлой ладошкой невидимый пот со лба. Как будто бы и правда “помогал” исправлять свою двойку по труду.
— Валерк, а ты вот почему верил в Дед Мороза?
— Как это – почему? Так вы же все про него говорили! Ведь все же вы! И ты сам!
— Ну так мы и про всяких там кощеев говорили или ерунду типа “выброшу игрушки, если не уберёшь”. Ты же не всему верил-то?
Валерка нахмурился в растерянности.
— Ну как же… Мы же, помнишь, молоко ему на столе оставляли и печеньки? А наутро всегда только крошки и стакан пустой!
Егор с улыбкой взглянул на мальчишку и вспомнил, как однажды встал, по традиции, выпить это молоко новогодней ночью, а стакан стоял уже пустой. Это было его, Егора миссией – выпивать молоко, никто другой в семье молоко не любил. А тут такое… Чуть сам не поверил в Деда. Наутро оказалось, это мама вылила, решила, что уж слишком Егор напился и забудет ночью встать, а внук расстроится.
— Да, это точно. А следы помнишь?
— Ну конечно! Вот следы же под окнами были! И кусок бороды на форточке! Вы меня хорошенько обхитрили!
Егор вспоминал, как под утро после бурной новогодней ночи брат Саня вставал и вытаптывал эти следы отцовскими полярными валенками.
Первые годы после рождения Валерки они все вместе жили: родители, Егор и Санька с женой и малышом. Жена Саньки придумывала всегда какие-то трюки, чтобы создать сказку. Правда, выполнять задуманное приходилась Егору с Сашей, но они не роптали. Егору казалось, будто он заново проживает моменты детства. И в то же время такая печаль иногда накатывала… Для него почему-то никто следов Деда Мороза не вытаптывал… И бороду на окно не вешал.
— Дядь Егор, а ты чего?
— Что?
— Ну, ты это, загрустил что ли?
— Да с тобой загрустишь! – опомнился Егор. – Вон подкинул работёнки в единственный мой выходной! Давай вторую ножку сам прикручивать будешь. А я передохну.
— Сам я криво сделаю, Лопата опять ругаться будет.
— Кто?
— Да Анатолий Афанасич, по труду. Мы его Лопатой зовём, потому что он всё время грозится выбить из нас дурь. Лопатой.
— Это ж как надо было довести трудовика, чтобы он тебе двойкой угрожал? – улыбнулся Егор.
— Да я ему просто сказал, что человека от обезьяны отличает не физический труд, а интеллект… Он и разозлился.
— Ну ты брат даёшь! – расхохотался Егор. – Мамка, что ль, тебе это сказала?
— Да нет, бабушка так всегда говорит, когда за уроки сажусь. Ну я и сказал это Афанасичу… А он разорался – двойку влепит за полугодие, раз я такой “интеллектуал безрукий”. Что не примет от меня никаких заготовок, только полностью собранную табуретку.
— Так, может, ему просто надо подарок какой подогнать Новому Году?
— Да при чём тут Новый год, дядь Егор! – Валерка замахал руками. – Он же хочет, чтобы я как все, строгал и пилил! Ему табуретка нужна, а не подарок!
— Ну, это ты брат брось. Подарки нужны всем, особенно под Новый Год. Табуретку мы конечно с тобой слатаем, но, чувствую, надо будет ещё что-то придумать. Ты ж ему какую душевную рану нанёс!
— Чего? А чё я сказал-то? Сами говорите, а мне нельзя по-лучается?!
— Да ладно, успокойся. Лучше про подарок давай решим. Что он там любит у вас?
— Да откуда я знаю. Бабушке надо сказать, она что-нибудь придумает.
Егор задумчиво повертел заготовку.
— Вспомнил!
— Чего? Как табуретки делать?
— Да нет, про то, когда точно понял! Что нет его, Дед Мороза! Мы в магазин зашли тогда с мамой и братом. Магазин небольшой, тёмный. Мама смотрела ерунду какую-то хозяйственную, не помню. А я на полки гляжу – скукота: кастрюли, мочалки. На одной только пёс игрушечный. Странный такой, кудрявый. Тут мама подошла ко мне. Спрашивает: нравится? Я вроде кивнул. А что там ещё в этом магазине может нравиться? Она посмотрела на меня, а потом попросила нас на улице постоять. И вот мы стоим там, перед входом, обдираем с перил сосульки… а я… я вот помню, что как будто тогда уже понимал, что она там этого пса покупает…
И всё думал – хоть бы не купила. И как ей сказать это – не знал… Мы ещё жили тогда в Чертаново… Значит, мне пяти не было…
— И чего?
Егор молчал, неопределённо щурясь. Валерка смотрел с нетерпением.
— Дядь Егор! Чего дальше-то?
— Дальше… – Егор как будто вновь оказался там: нечищеные улицы, сугробы, по которым идёшь от садика до дома целую вечность, как будто по снежной пустыне, увязая валенками. Снег сверкает, сокровища вокруг… Шубка ещё от брата, с заплатками на подкладке, пояс на шубе всё время расстёгивался, колючие рейтузы под штанами, дурацкие платки под шапку, как у девчонки. Площадки детские – огромные пустыри с вывернутыми “черепахами” и качелями, обязательно без дна. Длиннючие очереди за маслом, серые свёртки в магазинах. Снег кружится. И Новый Год как будто вот-вот, а все говорят через неделю или две… А как понять, сколько это ещё – их неделя… И столько надежд, столько радости при этом…
— Как оттуда шли, не помню. Помню только, что я очень хотел на тот Новый Год такую игрушку – “Ну, погоди”. Что-то вроде тетриса…
— Вроде чего?
— Эх ты, темнота. Тетрис, что ли, не видел? “Ну погоди” было вроде как допотопный пиэспи твой. Только с одной игрой. Размером с телефон. Там экран и несколько кнопок. Игра примитивная: волк гоняется за зайцем. Сашка Рязанов в детский сад приносил! Давал поиграть за ватрушку с полдника. Тот ещё жук. Так вот я очень хотел эту игру.
— А что ж ты её не попросил вместо собаки?
— Хороший вопрос… Мне почему-то казалось, что просить родителей о таком нельзя. Не могу тебе объяснить, как это. Как будто это что-то из другого мира. У Сашки батя был каким-то чиновником. Наверное, в пищевой промышленности, Сашка у него жирный такой был, не мог кувыркаться на физкультуре: живот мешал. – Егор осёкся, глядя на нехрупкого Валерку. – Вот ты, между прочим, будешь свои чипсы хомячить, тоже таким станешь!
— Да это не от чипсов! Это гены!
— Ты где такой умный рос? Глянь на него, лучше б табуретку сам сделал!
— Так чем закончилось, дядь Егор?!
— Да ничем особенным. Я ходил тогда до Нового Года и всё время шептал Деду Морозу куда-то в небо, что очень хочу такую игру. Очень-очень. Даже готов был с папкой твоим пополам. Хотя понимал, что драться с ним придётся, чтобы поиграть. Мы с ним за все игрушки дрались. Только так, чтобы мама не видела. Она до сих пор считает, что наш лучший период в жизни был, когда мне было восемь, а ему двенадцать. Знала бы она…
— Дядь Егор, ты не отвлекайся! А ты письмо Деду написал?
— Я писать тогда не умел. Говорю ж, мне было года три-четыре наверное. Но игру нарисовал и положил на подоконник. Думал, что раз он за нами следит, значит, заглядывает в окна, увидит и принесёт…
— И что случилось в Новый Год?
— Да ничего не случилось. Праздник семьёй отмечали. Наутро мы как всегда рано-рано проснулись и – к ёлке. А там подарки… Я до последнего очень надеялся, что там игра будет…
— А там эта собака, да? – грустно спросил Валерка.
— Собака…
— И всё?
— Нет. Ещё сапоги. Сапоги, а на них собака.
— Какие сапоги? При чём тут сапоги??
— Обыкновенные. Детские сапоги. Серые, резиновые. С белым мехом поверху.
Валерка сочувственно помолчал.
— Наверное, твой самый грустный Новый Год, да?
Егор осторожно присел на табуретку, покачался на неровных ножках.
— Да нет, этот, оказался вполне ничего. Вот на следующий год батя от нас ушёл.
— Как ушёл? Дедушка? Он же с вами живёт! Вернулся что ли?
— Вернулся. Через шесть лет. – Егор перевернул табуретку и начал подкручивать ножки.
— И тебе ничего не дарили на Новый Год всё это время?
— Почему же. Дарили… Как раз когда батя ушёл, он на-чал нам на Новый Год какие-то самые навороченные подарки дарить. Компенсировал. Только не нужны мне были все эти игрушки. Я всё смотрел на ту собаку и просил у кого-то там, наверху самый главный подарок… чтобы отец снова был дома.
Егор поставил табуретку, оперся руками и ещё раз попробовал покачать. Табуретка не шаталась.
— Так значит всё-таки получил подарок?
— Получил. Только не на Новый Год и не от Деда Мороза. Но это было совсем не важно.