Виктория Орлова — писатель, драматург. Родилась в Алма-Ате, закончила филфак в Екатеринбурге. Лауреат Волошинского драматургического конкурса (2014), финалист конкурсов «Евразия», «Литодрама», «Время драмы», «Исходное событие XXI век» и др. Публиковалась в журналах «Современная драматургия», «Кольцо А», альманахах «Заповедник сказок», «Согласование имен», «Русский стиль», «Литеры» и др. Работала в музее, преподавала литературу в школе. Живет в Москве.
.
Виктория Орлова // Одна Собака завела себе курицу
.
«Одна Собака завела себе курицу»
Одна Собака завела себе курицу. Точнее, курица сама завелась. Собака вообще для этого ничего не делала. Просто скучала в будке. Как не скучать — ноябрь, холодина, хозяева уехали в город. Ни души вокруг — только дальняя соседка баба Маня по договоренности приходила по утрам бросить в миску Собаке каши с тушенкой.
Собака не жаловалась на судьбу — ну куда ей в город. Она сроду из деревни не выезжала. Чего там в ихнем городе — теснота, духота. Хозяйка так говорила. И еще говорила, что будь ее воля — она б в деревню насовсем перебралась. Но почему-то не перебиралась.
Правда, кот Феликс, которого хозяева привозили с собой на лето, рассказывал, что в городе житье привольней — лежишь себе на диванчике, сухарики трескаешь, да рыб в аквариуме лапой гоняешь. А еще там, в городе, облизывался Феликс, большие креветки, вкусные — хвост отъесть можно!
В деревне креветок не было, конечно, зато в реке полно было всякой живности. Мальков вон гонять — одно удовольствие! Собака звала Феликса, но он только фыркнул: подумаешь, мальки. А когда Собака спросила кота про соседей, как, мол, с ними отношения, тот прямо удивился: какие в городе соседи? Только хозяин с хозяйкой, но то обслуга. Во дворе, наверно, какие-то есть, но Феликс туда не ходит, зачем.
Коту оно, может, и нормально — он и в деревне особо окружающими не интересовался, из дома никуда не ходил и с Собакой разговаривал через губу — дура, мол, деревенская, что с нее взять. А Собака соседей любила. Общительная была. То с таксом Максом через забор перелается, то с Барбосом кошек погоняет. Когда и с Хозяином на речку сходит, или вот Хозяйке в огороде поможет — заодно с воробьями почирикает. Ну и чего она в этом городе забыла, раз там даже соседей нет.
В деревне она хоть при деле — дом охраняет, пока все в отъезде. Жаль только, на цепи. Хоть и длинная цепь, по двору в любой угол дотянуться можно — а все ж не та свобода, что летом. И Барбос далеко — на другом конце деревни. И Максика хозяева с собой увезли. Сиди одна, жди бабу Маню — иной раз и завоешь с тоски.
Но Собака не жаловалась на жизнь. Наоборот, была очень довольна своим положением. Она была совсем молода, но одну зиму ей уже пришлось пережить. Никаких хозяев у нее в те времена не было, и Собака, тогда совсем еще щенок, думала, что до весны не дотянет. Но ей повезло: нашла прорытый кем-то ход в сарай рядом с домом, который теперь охраняла, а в сарае научилась охотиться на мышей. Когда приехали в мае хозяева, она встретила их звонким лаем. Хозяева удивились, конечно. Но накормили. А когда поняли, что Собака она славная, веселая и совсем не злая, сделали будку и подарили две миски — под еду и под воду.
Все лето жили они душа в душу, а осенью хозяева засобирались в город — дом-то летний. Собаку брать было некуда, и она осталась тут, в деревне, на цепи. У нее была теплая просторная будка и регулярное довольствие — чего еще желать.
Однажды морозным ноябрьским утром Собака проснулась от подозрительного стука. Выглянула нехотя из будки — и увидела Курицу. Курица долбила клювом стенки собачьей миски, отскребая крупинки каши. Она была старая и даже на вид злющая похлеще Барбоса. Смотрела презрительнее, чем Феликс. Собака возмутилась, конечно, и хотела было отогнать курицу — но поленилась: что там той каши, а из тепла на мороз вылезать было совсем неохота.
Заскрипела калитка — баба Маня пришла. Курица покосилась на нее, склевала еще одну крупинку и отошла. Не очень далеко, но так, чтобы при необходимости успеть удрать, не теряя достоинства.
Собака вылезла из будки, сделала несколько шагов навстречу гостье и вежливо тявкнула. Баба Маня ласково потрепала ее и стала вываливать в миску еду. Собака терпеливо ждала.
— Подружку себе завела, штоль? — баба Маня кивнула на курицу. Та сделала вид, что гуляет тут сама по себе и стала прилежно искать червяка в мерзлой, припорошенной снегом земле. Собака фыркнула — нашла тоже подружку! — и принялась за еду.
Старуха вздохнула, почесала Собаку за ухом, и ушла.
Когда каши осталось меньше половины, Собака наелась. Она всегда оставляла сколько-то на потом — не то что Барбос: тот поутру обожрется до икотки, а к ночи воет с голодухи — аж сюда слыхать. Хозяин-то у него на зиму в деревне остается, да к вечеру лыка не вяжет, вот и сидит пес до свету с пустым животом, спать округе не дает. И Собаку еще учил, пока на цепь не посадили: ешь все сразу, потом не будет. А если будет? — спрашивала Собака. Если будет, опять ешь, а то другие съедят. Но Собака твердо знала: что в миску положили — то ее, и никто на это не посягнет, так всегда было, и, значит, так всегда будет. А Барбосу просто с хозяином не повезло.
Но сегодня что-то пошло не так. Едва Собака удобно устроилась в будке, снова раздалось постукивание — Курица дождалась, пока миска останется без присмотра и вернулась клевать кашу. Вот нахалка!
Собака гавкнула. Курица подняла голову и уставилась на нее недобрым красным глазом. И, конечно, не тронулась с места. Тогда Собака выскочила из будки и прыгнула к миске. Курица отошла и прищурилась. Вцепившись в миску зубами, Собака подтащила ее к будке. Поворчала еще для порядка и прикрыла глаза.
Но стоило ей задремать, как по миске немедленно застучал клюв. Не понимает по-хорошему! Собака с яростным лаем кинулась к ней. Курица от неожиданности подпрыгнула — и рванула к дырке в заборе.
До сей поры цепь Собаке совершенно не мешала — но сейчас, в сантиметре от куриного хвоста, она натянулась и отбросила Собаку назад. Возмутительно! Она долго еще ругалась на курицу, дергала цепь, даже грызла ее — но ни на сантиметр ближе к забору не продвинулась. Курица все это время спокойно выклевывала что-то из мерзлой земли по ту сторону и ехидно поглядывала на собаку. У, вражина!
Потом Собаке надоело. Да и устала она что-то. Ну ее, эту Курицу, пес с ней. Собака развернулась и пошла обратно в будку. И только там обнаружила, что вся остаточная каша рассыпалась по земле. Придется теперь подбирать. Собака вяло лизнула рассыпанную еду и сразу передумала — она еще не проголодалась. Пустая миска валялась в стороне.
Устроившись в будке, она уснула. Ей снилось лето, и зеленая трава, и как Хозяин отстегнул поводок и позвал: пошли, Собака, порыбачим! Собака радостно прыгала возле него, а он нес ведро, удочку, и ведро позвякивало: звяк, звяк, звяк… Оно звякало так долго, что Собака наконец поняла: этот звук ей не снится! Открыв глаза, она осторожно выглянула из будки. Так и есть! Эта Курица опять клевала из ее миски! Ну и что, что прилипших крупинок было совсем чуть — есть из собакиной миски имеет право только Собака!
Она снова прогнала Курицу. И снова долго лаяла, и злилась на цепь, не дающую ей насладиться победой. И Курица снова издевательски кудахтала из-за забора.
Два дня продолжалось это безобразие. Мерзавка даже ночью не давала Собаке выспаться! Чуть задремлешь — она тут как тут! Баба Маня, и та спросила: чего это ты, мол, как сбесилась? Всегда такая тихая была! Собака попыталась рассказать ей про Курицу, даже дырку в заборе показывала — но баба Маня, бестолковая, ничегошеньки не поняла!
На третий день, едва заслышав Курицу, Собака снова с лаем вылетела из будки — и с удивлением заметила, что Курица никуда не бежит. Она застыла на месте, и даже когда Собака подбежала к ней совсем близко и хотела ухватить за горло, не двинулась. Только прикрыла глаза розовыми веками и мелко-мелко дрожала.
Замерзла, поняла Собака. И голодная совсем, наверно. За забором-то не живет никто. Кормить некому. И откуда она только взялась такая. Собака отступила и коротко гавкнула. Курица приоткрыла глаз и не двинулась с места. Вот дуреха, подумала Собака. Ладно уж. Чай, не объест. И вернулась в будку. Через пару минут зазвякало: Курица завтракала.
Когда звякать наконец перестало, Собака высунулась посмотреть, осталось ли что-нибудь в миске. Осталось прилично. Сама нахлебница прохаживалась рядом, настороженно поглядывая в сторону будки. Собака сделала вид, что не замечает ее. Выбралась на двор, потянулась, зевнула. Курица на всякий случай отошла, недовольно кудахча. Собака прошлась туда-сюда, постояла у забора, лениво облаяла пробегавшего мимо кота.
Даже короткий зимний день тянется долго, если сидишь на цепи. Но все-таки заканчивается. Когда красное солнце упало за горизонт, и на небо вылез тонкий холодный месяц, Собака доела кашу. Хотела по привычке вылизать миску — там еще оставалось немножко на дне да на стенках — но вспомнила про Курицу и передумала. Тявкнула — позвала — и пошла спать. Через минуту услышала позвякивание. Под него и уснула.
Так они жили еще недели две. Собака привыкла к новой соседке, даже пару раз пыталась с ней заговорить, но та надменно смотрела одним глазом, отходила, готовая сбежать, недовольно квохтала — в общем, нормальным отношениям противилась. Но кашу клевала исправно. Собака даже обижалась немножко. Но раз уж так все сложилось, пусть оно. Все-таки живая душа. А на дворе всего-то еще декабрь, зима, считай, только началась.
.
***
Собака не праздновала Новый Год, она даже не знала, что такой праздник бывает. Но однажды по единственной деревенской улице мимо ворот промчалась большая черная машина. Собака с удовольствием ее облаяла — потешила чувство долга. Машину эту она знала — на ней к бабе Мане приезжал сын, привозил продукты из города. Но ей черное чудовище представлялось грозным врагом, от которого надо защищать дом — не от мышей же его защищать должна была отважная Собака.
Вскоре пришла баба Маня и оставила ей целую кастрюлю каши.
— Ты тут без меня не горюй, вернусь скоро, — сказала. И заулыбалась: — Сын приехал, в город зовет, Новый год отмечать. К среде вернусь.
Она почухала собаку за ушами и ушла. Солнце уже падало за лес, когда машина снова промчалась мимо ворот. Снова Собака ее тщательно облаяла, наелась как следует — каша была вкусная, тушенки много — и, по традиции уже тявкнув (так она призывала Курицу к трапезе), отправилась спать.
Ночью ударил мороз. Такой, что Собака проснулась, дрожа. Будка, хоть и была утеплена войлоком, от такого морозища не спасала. Собака решила еще поесть — еда, даже холодная, всегда ее согревала. Она выбралась наружу, сунулась к кастрюле — но каша смерзлась в лед. Ни вкуса, ни тепла. С неба кололи глаза иголки злых ледяных звезд, под их лучами Собаке было ужасно неуютно.
Пришлось вернуться в будку. Она улеглась, свернулась кольцом, берегла оставшееся тепло и пыталась заснуть. Получалось плохо. Вспомнила, как ходила с хозяином на речку. Была жара, хозяин сидел на мостках, закинув удочку, а она, раскинув лапы, валялась на песке. А потом хозяин, ругнувшись — не поймал ничего — смотал снасти, разделся, свистнул Собаке и прямо с мостков прыгнул в воду. И она бросилась за ним. Вода была теплая, ласковая, брызги летели во все стороны, и в каждой капельке сверкало солнце.
Сквозь утренний сон Собаке показалось, что бок, повернутый к выходу, больше не мерз. Собака шевельнулась. Раздалось недовольное квохтанье. Высунула нос: возле будки стояла Курица. Дрожала, смотрела на Собаку. Потом сделала шажочек вперед, переступила с лапы на лапу. И еще шажок. И еще. И тут Собака почуяла, как мороз ущипнул ее за пузо. Давай быстрей, нетерпеливо мотнула она ушами. Курица остановилась. Тьфу, подумала Собака, трусиха какая. Прыгнула к Курице, схватила зубами за шею и втащила в будку. Курица задергалась было — но в будке была моментально отпущена и замерла. Подумала, наверно, что сейчас ее сожрут. Дура. Собака обхватила ее лапами, придвинула к себе.
Курица мелко тряслась. Она не верила Собаке. Но покинуть теплые лапы не решалась — там, на дворе, ее ждала верная смерть. А умирать даже ей, старой, никому не нужной Курице, не хотелось.
Курицына жизнь не была легкой и прежде. Она жила в курятнике, как все другие курицы. Но у нее был дар. Или, может быть, проклятие. Курица, впрочем, эту философию не разводила. Она просто всегда чувствовала те моменты, когда хозяйка решала, что пора пустить ее на бульон. И ровно на сутки исчезала из курятника. Возвращалась как ни в чем не бывало, а бульон уже сварен был из кого-то другого.
За это Курицу не любили товарки. Те, что посообразительней, поняли, что ее исчезновение — дурной знак. Но последовать ее примеру мозгов у них не хватало. Потому и менялись они довольно часто, особенно те, что плохо неслись. Курица и сама была не слишком примерной несушкой. Да и петухи — на ее веку их сменилось пять или шесть, она плохо умела считать — никогда ей не нравились, и она не позволяла им приближаться к себе. В критические моменты случалось ей даже взлетать на крышу дома, отчего сама она о себе была весьма высокого мнения, товарки считали ее задавакой, а петухи думали такое, что и пересказывать неловко.
Прошлой осенью Курица в очередной раз вовремя смылась из курятника, а когда вернулась, товарки накинулись на нее с такой яростью, что она еле ноги унесла. Огородами пробралась в сарай на пустующем участке по соседству с домом Собаки.
Дальше вы знаете.
В среду баба Маня не вернулась — после морозов случился буран, и дорогу в деревню замело напрочь. Собака еле отрыла кастрюлю с кашей, с трудом выгрызала кусочки. Курица из будки не выходила. Сидела, сунув голову под крыло, тряслась. Обнимая ее лапами, Собака чувствовала хрупкие косточки, слышала, как неровно колотится куриное сердце. Тревожилась. Однажды выгрызла кусок каши, притащила в будку, положила перед Курицей. Та шевельнулась, приоткрыла глаз. Клюнула. Потом еще раз. Собака, грудью пробивая дорогу в снегу, обошла двор — свой долг она знала твердо. Вернулась в будку, убедилась, что Курица склевала все принесенное, устроилась поуютнее, привычно уже положила лапу на свою Курицу. И очень удивилась, когда почувствовала, что курицына голова легла поверх второй лапы.
Каша скоро кончилась, а баба Маня все не шла. Пришлось Собаке мышковать. Но мышей в таком снегу ловить было трудно, да и не прокормиться ими как следует. Есть хотелось все время. Курица, казалось, впала в забытье. Она почти не шевелилась и совсем не открывала глаз.
Однажды Собаке приснилась кость. Большая, в остатках мяса. Собака вцепилась в нее зубами, предвкушая удовольствие — и подскочила от истошного вопля: Курица верещала в ее зубах как ненормальная. Собака разжала челюсти — Курица выпала из них, трепыхая крыльями. Она выскочила из будки и помчалась вперед по туннелю в снегу, протоптанному Собакой — но почти сразу упала. На снегу расплылись несколько красных пятен. И Собака почуяла одуряющий аромат свежей крови. На секунду в ней проснулся хищник — и она с глухим урчанием бросилась к Курице. Та лежала смирно — силы у нее кончились, и желания жить не хватало даже на крошечное движение.
Может быть, это ее и спасло — Собака зависла над ней и как будто опомнилась. Осторожно она отволокла Курицу обратно в будку и снова провалилась в сон.
А на следующее утро к калитке подъехала большая черная машина. Из нее вышел незнакомый дядька с лопатой. Собака так ослабела, что еле выползла ему навстречу, из последних сил залаяла. Дядька кивнул Собаке головой — мол, свои — и замахал лопатой. Расчистил широкую дорожку от калитки почти до будки. Потом крикнул:
— Мам, готово!— и из машины вышла баба Маня. Пахла она незнакомо — не по-деревенски. А все-таки это была она. В руках у бабы Мани была замотанная в полотенце кастрюля. И даже через полотенце учуяла Собака аромат каши с тушенкой. Кинулась к кормилице, лизала руки, виляла всей собой, не только хвостом, а бабы Манин сын смотрел на все это и смеялся.
Потом Собака ела, баба Маня стояла рядом, а сын ее чистил площадку возле будки — чтоб вольготнее Собаке бегать. Вдруг удивленно крякнул:
— Гляди-ка, у ней тут запас! — и за шею вытащил Курицу из будки. Та сдавленно кхекнула и безвольно повисла в руке. Собака перестала есть, мгновенно развернулась и с рыком бросилась на курицына обидчика.
— Коль, положь ее! — успела крикнуть баба Маня и изо всех сил натянула собакину цепь. Коля, онемевший, с круглыми от удивления глазами положил Курицу на снег. И на всякий случай поднял руки: мол, сдаюсь, чего ты. Собака рвалась к нему так, будто готова была загрызть насмерть.
— От дура! — выругался Коля и стал обходить Собаку по дуге, по снегу. Когда он вышел за калитку, баба Маня отпустила Собаку. Та подбежала к Курице и заскулила. Курица слабо шевельнулась. Собака взвизгнула радостно, осторожно взяла ее за шею потащила в будку.
— Ты подумай! — всплеснула руками баба Маня. — Коль, у нас там крупа далеко?
Так с тех пор и повелось: приносила она пропитание не только Собаке, но и ее подружке.
.
***
Весной приехали хозяева — много! Молодые и старые — Лена с Сашей и бабушка с дедом. Собака познакомила их с Курицей. Опять, конечно, удивились, но ругаться не стали — все-таки Собака очень хорошо дом охраняла, ничего не пропало, и в сарае все цело.
Дом задышал, заскрипел, приосанился — он тоже ждал хозяев. Курица поначалу при людях из будки выходить боялась, но потом осмелела — особенно после того, как бабушка поднесла ей к самому клюву живого вкусного червяка. Склевала его — а та уж второго протягивает. Так и подружились.
Бегать Курица за зиму разучилась — лапы болели и покрылись какими-то буграми. Потому и не смогла удрать, когда молодая хозяйка, Лена, схватила ее, сунула в корзинку с крышкой, и крышку ту плотно закрыла.
Собака тут же кинулась к корзинке, заметалась, заскулила. Но Лена посмотрела строго и сказала:
— Не ной. Хорошо все будет.
Погладила Собаку, за ухом почесала и уехала с корзинкой в желтой машине. Собака сначала бежала за машиной, да куда там — отстала, конечно.
Весь день металась вдоль забора, подвывала, заглядывала в глаза старой хозяйке: как же так, мол, ты ж ее червяками кормила, что ж теперь ее, в бульон? Но бабушке было не до собачьих страданий — она возилась в огороде: весна, помидоры сажать пора. И укроп.
Вечером была радость — Курица вернулась. Только теперь лапы у ней были перемотаны и пахли какой-то гадостью. Всю ночь Собака чихала. И так целых две недели. Каждое утро и вечер Лена бесцеремонно вытаскивала Курицу из будки, меняла повязки на лапах, а потом бабушка целый час держала ее на руках, чтобы мазь впиталась. Чтобы Курица не нервничала, она перебирала ей перышки, что-то говорила тихим нежным голосом, а еще скармливала ей специально накопанных дедом червяков — тот прямо с утра собирал снасти, будил Сашу, и вместе топали они к реке. Собака, как поняла, что подругу обижать никто не собирается, тоже стала на рыбалку с ними ходить.
Вскоре Курица поправилась. Но дружбу с бабушкой водить не перестала: в огороде она копается — Курица рядом ходит, телевизор смотрит — Курица у ней на коленках сидит. Феликс, которого опять в деревню привезли, очень возмущался — его коленки были! Пытался на Курицу охотиться, да Собака его так пугнула, что он про это и думать забыл. Перебрался жить на чердак, и носу вниз без надобности не показывал. Ночевал, правда, у молодых в кровати — те в нем души не чаяли. А когда они в город уезжали, оставался в их комнате за хозяина.
Курица по-прежнему приходила на ночь к Собаке — там она чувствовала себя в безопасности. Собака радовалась ей и вылизывала как щенка. Курица недовольно щурилась, но терпела — все-таки Собака была первым в ее жизни настоящим другом.
Лето было длинным, солнечным и счастливым. У него был только один недостаток — оно закончилось. Наступила осень. Урожай сняли, компоты с соленьями закрутили. Пошли дожди. Приехали молодые — стариков в город забирать, зиму им одним в деревне не протянуть. Старая хозяйка не выпускала Курицу из рук и все причитала:
— Как она тут без меня? Помрет ведь! Не переживу я!
В конце концов, было решено взять Курицу в город.
— Обустроим ей жилье на балконе, — мечтала бабушка. Лена вздыхала:
— Бабуля, ну как ты это себе представляешь?
Дед, глянув на жену, махнул рукой:
— Одна курица в доме, две курицы — какая разница.
Бабушка взвилась было — кто, мол, тут курица! Но, осознав, что это супруг так согласился, моментально успокоилась.
В день отъезда метались по дому бестолково, собирали вещи. Феликс — пышный хвост плюмажем — важно путался под ногами, а когда достали наконец переноску, в которой он всегда путешествовал, немедленно прыгнул туда. Собаку опять посадили на цепь. На прощание накормили вкусными ребрышками — она половину съела, а половину про запас в углу будки припрятала. Лена присела рядом с ней, долго ласкала, чесала за ушами, потом поцеловала в нос:
— Ну, прощай, Собака. Постарайся не грустить, зима быстро пройдет.
Она выпрямилась. Собака вскочила на ноги, завиляла хвостом — прощалась.
Тут раздался голос старой хозяйки:
—Матильда! Мотенька! Иди ко мне, птичка!
У Курицы было теперь настоящее человеческое имя — Матильда. И она откликалась на него. Важно вышла из будки. Лена тут же подхватила ее и сунула в корзинку — ту самую, в какой весной возила Курицу к ветеринару — и двинулась к машине.
Только тут Собака почуяла нехорошее: подругу увозили в далекий город, где даже соседей нет! А она снова останется одна на всю долгую зиму. Собаке стало так горько! Она завыла и ринулась вслед за хозяйкой. А в корзине закудахтала-забилась вдруг Курица — первый раз она проворонила тот самый момент, когда надо было исчезнуть.
Как только молодая хозяйка поставила корзинку на сиденье, Собака немедленно прыгнула в машину, зубами выдрала у корзинки задвижку, Курица выскочила — и вместе они понеслись в будку. Теперь Курицу оттуда было не достать — Собака охраняла подругу всерьез. И как ни манила свою Матильду червячками старая хозяйка, та из будки шагу не сделала.
Никто никуда не уехал в тот день: бабушка без питомицы ехать категорически отказывалась, уговоры не действовали. Молодые нервничали — планы срывались из-за какой-то чокнутой курицы. Но бабушка страдала совсем по-настоящему, и ничего с этим было не поделать. Она сидела у будки, уговаривала Мотеньку самыми нежными словами — все впустую. Та забилась в дальний угол, а Собака перегородила собой вход.
Феликс тоже страдал и отказывался покидать переноску — до самого ужина. Но, поскольку ужин ему никто не принес, пришлось вылезать и идти к миске самостоятельно. Зато после ужина он снова вернулся в переноску и демонстративно не пошел ночевать к молодым. Потом подмерз и все-таки пошел.
Утром, когда зареванная бабушка вышла к столу, дед крякнул и сказал:
— Черт с ними, Собаку тоже берем. Кота молодежи, а эти малахольные у нас пусть живут. В тесноте да не в обиде. Буду псину выгуливать — мне доктор как раз прогулки прописал.
— А дом? —— всхлипнула бабушка
— Ничего ему не сделается.
— А как…
— Придумаем, — и свистнул Собаке: — Иди к машине.
Она поняла — взвизгнула от счастья и через секунду вытянулась вдоль заднего стекла. Следом за ней из будки выбралась Курица. И теперь уже спокойно устроилась в корзинке.
Феликс скривился и полез в переноску — три часа ему терпеть этих деревенских!
Новую зиму Собака встретила в городе. Наврал все Феликс, есть тут соседи, Собака со всеми познакомилась на прогулках с дедом. Приходит домой, рассказывает Курице про новых друзей. Курица на прогулки не ходит — ну разве иногда вместе с бабушкой сидит на скамейке у подъезда. Собака тоже с ними, около скамейки сидит, важная: присматривает. Как-никак это ее Курица.
.
