Элина Сухова. Одна большая любовь. Рассказы. — Смоленск. Свиток, 2023. — 152 с.
Когда рецензируешь тексты лично знакомых тебе людей (особенно прозу!), порой возникает опасность начать думать «не в том направлении»: вместо художественных приемов и эстетической ценности начать выискивать в повествовании признаки сходства с биографией автора. Не всегда это неправильно, учитывая нынешнее засилье автофикшна. Критериев определения этого жанра много, а принцип один: сравнить повествование с тем, что известно о жизни и судьбе писателя. Многие писатели сегодня не скрывают автобиографичности произведений, а гордятся ею, указывая прямо в тексте или во вступительном слове, что поведали о себе.
Нечто подобное произошло со мной при чтении новой книги рассказов прозаика и поэта Элины Суховой «Одна большая любовь». Каюсь, я поначалу буквально поняла многие рассказы как дневниковые заметки. Отчего бы не подумать так, если в первом же абзаце открывающей книгу истории «День» героиня называется именем автора?
«Утро еще не стало ярким, не рассвело. Я подхожу. Я знаю: он уже услышал мои шаги. Примёрзшая дверь лязгает, выпуская клуб пара. Маринка, пробегая с тачкой — косой взгляд, — и в пространство: «Элька пришла!»
Такое же повествование от первого лица ведется во многих рассказах, действие которых происходит на конюшне или на ипподроме, в общем, среди лошадей: «Забредение», «Бабий день», «Пекло», «Вьюга», «Мир конюшни», «Шляпа» и, конечно же, «Одна большая любовь». По неписаному правилу, авторы дают «составным» книгам заглавие тех произведений, что для них наиболее важны и являются смысловым и нравственным камертоном сборника. «Одна большая любовь» связала героиню-рассказчицу и коня Грегора, которого она ласково называла Гришенькой. История трагическая, ее трудно читать без слез. Поскольку я знаю, что писатель Элина Сухова занимается конным спортом и искренне любит это дело, соблазн воспринять прозу из её новой книги как автофикшн был велик — а по прочтении «Одной большой любви» хотелось выразить автору соболезнования…
Впрочем, и в тех рассказах Суховой, что с конями не связаны, есть мощное авторское начало, призывающее прочесть их как писательскую исповедь: «Воспоминание», «Грибной дождь», «Домострой», «Вещи»… Выделяется среди текстов от первого лица рассказ «Свойства памяти» — небольшой по объему, но очень «концентрированный» по смыслу. В несколько страниц уложилась история рода, как минимум двух поколений: «…Человеку генетическая память свойственна. Ну, может, не каждому, но мне-то точно. <…> А эту войну что ж не помнить? Ведь совсем недавно была. Главное, я её сразу с двух сторон вижу: из деревни и из города, глазами папы и мамы одновременно».
После этого рассказа я поняла, что самое простое решение — не всегда самое верное. Живописать генетическую память — совсем не то, что описать забавный случай из собственного опыта. Это гораздо большая художественная смелость и идейная значимость. Тем более что в сборнике Суховой не один текст обращается к семейной истории в удачном, на удивление живом, а не повествовательно-историчном формате (при том что писательница по образованию историк-архивист): «Ириски», «Дух домашней бабушки», «Как я пришла к лошадям». А цикл микрорассказов «Улица Линейная», у которых вместо заголовков номера домов, воспроизводит уже не историю рода, а историю места: «Сразу после войны здесь давали землю рабочим кирпичного завода. Вот и строили, без слез не взглянешь — как правило, из шлака или некондиционного кирпича. <…> И за прошедшие годы такого понастроили, что даже хочется поблагодарить того великого мыслителя, который придумал профильное железо высотой в три метра. Теперь тут половина заборов из него сделана. А там, за заборами, — своя жизнь. Своя смерть». Судьбы «маленьких людей», насельников Линейной улицы, поданы глазами рассказчицы с неподдельным сочувствием; сама она остается в тени своего писательского сопереживания Ольге Ивановне, дяде Пане, «бандитскому» семейству Васьки… Когда автор умеет описывать не только себя, но и других людей, выводя их реальными, полнокровными, даже узнаваемыми, — это очевидное «родимое пятно» мастерства.
Итак, я изменила ракурс взгляда на рассказы Суховой и применила знаменитое «остранение» литературоведа и критика Виктора Шкловского: «…Не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание “ви́дения” его, а не “узнавания”». Вместо признаков автофикшна в текстах Суховой стала искать «особое восприятие предмета». Это оказалось правильной стратегией. К тому же среди рассказов появились сугубо нарративные, от третьего лица описывающие события, происходящие с другими людьми: «Археология», «Всё выше…», «Дубликат». Таким образом у меня сформировалось, считаю, верное понимание тех рассказов, что поначалу показались автофикшном. Это не он, а абсолютно «сочиненная» проза высокой степени художественности, в которой фокальная героиня — сквозной образ, придуманный и построенный специально для обрисовывания мира, близкого и дорогого создателю текста. Лирическая героиня Суховой обладает собственным характером, мировоззрением и замечательной способностью притягивать к себе небесные силы, что достигает апогея в рассказе «Змиебор». Если эта героиня и является авторской проекцией, то не полностью, а ровно настолько, чтобы образ получился жизнеспособным. Практически так же в свое время Венедикт Ерофеев поступил с Веничкой: в этого персонажа были вложены лучшие черты и качества писателя. Веничка получился симпатичнее, но и проще Венедикта Васильевича. Вот и лирическая героиня Элины Суховой приближена к личности автора, но не повторяет её и даже не полностью ей соответствует. При этом она по-человечески приятна, с ней хотелось бы подружиться, будь она созданием из плоти и крови.
Все рассказы Суховой в новой книге эмоциональны и будоражат чувства читателя. Но отдельно хочется сказать о ее историях про животных. Сухова буквально очеловечивает четвероногих. Не раз мне приходила на ум параллель с Джеральдом Дарреллом. Как известно, писатель-натуралист воспринимал животных равными человеку, о чем недвусмысленно говорит его самая известная трилогия уже на уровне названий: «Моя семья и другие звери», «Птицы, звери и родственники» и «Сад богов». Вот и для Элины Суховой звери — семья, и в них есть что-то божественное. Особенно лошади, о психологии которых автор знает, кажется, всё и умеет это передать в нескольких ярких штрихах: «Время поджимает. Нужно бы идти, но у Гриши другие планы. Существует масса способов удержать меня, самый верный — не отпускать руку. Если не удалось, можно придержать за одежду, ну, в конце концов, перегородить дверь собственным телом». Эта шутливая сценка из рассказа «День» повторяется в рассказе «Одна большая любовь», но получает надрывное развитие, выходя на более высокий уровень: «И он меня за куртку держит, не отпускает. Видать, тоже сил нет отпустить. Но и он — сильный. И он — отпустил, и сам в вагон шагнул, и не обернулся. Дверь за ним лязгнула. Как жизнь мою отрезала». Из этого эпизода уже понятно, что женщине и коню больше не суждено увидеться в земной жизни. В следующем предложении наездница узнает о гибели своего любимого… Но, к счастью, в этой же конюшне существует «портал», уводящий в жизнь иную — вечную, счастливую. И хочется верить, что в ином измерении героиня навсегда соединится с Гришенькой в едином для всех славных Божьих тварей раю. Поэтому книга Суховой, несмотря на присутствие в ней драматичных и жестоких рассказов, оставляет светлое читательское «послевкусие», и ее хочется перечитывать.
Елена Сафронова
Елена Сафронова родилась в 1973 году. Прозаик, литературный критик-публицист. Член Русского ПЕН-центра, Союза писателей Москвы, Союза российских писателей, Союза журналистов России. Окончила Историко-Архивный Институт Российского Государственного Гуманитарного Университета в Москве (1990-1995 год). Постоянный автор «толстых» литературных журналов: «Знамя», «Октябрь», «Урал» и др. Автор романа «Жители ноосферы» (М., Время, 2014), книги рассказов «Портвейн меланхоличной художницы» (Евдокия, Екатеринбург, 2017). Лауреат Астафьевской премии в номинации «Критика и другие жанры» 2006 года, премии журнала «Урал» в номинации «Критика» 2006 года, премии СП Москвы «Венец» 2013 года в критической номинации, премии «Антоновка 40+» 2020 года в номинации «Критика», Международной премии имени Хемингуэя (за короткую прозу) и др.
