Елена Шумара живёт в Санкт-Петербурге, преподает в педагогическом университете. Прозаик, поэт, сценарист, автор книг и рассказов для взрослых и подростков. Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Лауреат национальной литературной премии «Рукопись года» за роман «Если я буду нужен». Лауреат литературных премий имени В.В. Голявкина и В.Г. Короленко, Международного Волошинского конкурса и др. Рассказы и стихи публиковались в сборниках издательств «АСТ» и «Северо-Запад», журналах «Аврора», «Балтика», «Изящная словесность», «Костер» «Лиterraтура» и др.
.
Елена Шумара // Макс, которого не было
.
Когда Арап схватил Наташку за свитер, ночной кисель из хохота, комаров и горького дыма стал нестерпимо густым. Она захлебнулась, закашлялась и со всей силы ударила Арапа между ног. Так ее учили ребята во дворе — бездонном дворе-колодце, где остались мама и папа. И где Наташка не была уже целую неделю.
—
Начинался июль — пыльный, жаркий, кусающий за плечи и макушки. Горячей скалкой он раскатывал тела, и те лепешками лежали на пестрых покрывалах. Кое-где над грядками торчали попы, словно подвешенные за невидимые крючки. Белели панамки в легком мареве панамки, и ржавая колонка, выплевывая воду, визжала по сто раз в день: «Бум-и-и-и, бум-и-и-и, бум-и-и-и…»
Родители сдали Наташку на дачу — старенькой тете Гале, а сами устроили в квартире тарарам, который мама называла ремонтом, а папа Cодомом и Гоморрой. Впрочем, Наташка на родителей не обижалась. Двенадцатилетней девочке, оставшейся без присмотра, уж точно есть чем заняться. Особенно, если девочка не сидит на крылечке в приличном платьице, а бегает, прыгает, лупит по мячу и упрямо лезет на корявые деревья. Лезет, срывается, стирает коленки как на терке, занозит жесткие ладони и ловкими плевками попадает в намеченную цель. Всегда.
Тетя Галя Наташке не мешала. Она работала переводчицей в каком-то издательстве и каждый день отсылала туда километровые тексты. Кроме того, тетя Галя была совой — вечером и ночью вкалывала, а утром спала без задних ног. Днем она читала в шезлонге под акацией или варила суп из молодого щавеля. Клевый получался суп, чуть кисловатый, похожий на заросшее озеро. Еще тетя Галя курила тонкие сигаретки и говорила слова вроде «бзыря», «курощуп» и «визгопряха». Слова выходили вкусными и хрусткими, как соленые огурчики, которые продавали в магазине на горке.
Незадолго до Наташкиного приезда на участке поселился кот. Молодой, черный, с гладким, будто обрубленным хвостом. Тетя Галя кота подкармливала и даже дала ему имя — Максик. Проснувшись, она выходила на крыльцо с миской корма и кричала:
— Ма-а-ксик, Ма-а-кс! Иди, отродье, подано жрать!
Наташка с котом подружилась и пускала его к себе на веранду. Тот входил важно, как кинозвезда, вспрыгивал на тахту и ложился кверху пузом. Шерсть на пузе была мягкая и седоватая, словно Максик уже давным-давно вступил в кошачью зрелость.
—
На третий день Наташка познакомилась с Кулями. Такая фамилия была у Сени и Сани, живших на соседнем участке, — Куль. Висела туча, темно-серая, пухлая. Воздух был почти мокрым, и от этого тяжело дышалось. Тетя Галя жаловалась на головную боль и супа не варила. Даже Максик от дома не отходил — валялся на крыльце и лениво следил за мячом, который гоняла Наташка.
— Тебе не маетно, дитя? — крикнула тетя Галя из комнаты.
— Неа! — Наташка пнула мяч, и тот укатился в кусты. — На мне мяса нет… и волос.
— Дура мать твоя! Так девку обкорнать!
— Это не она, — засмеялась Наташка, — я сама хотела, без гривы удобнее.
— Ну-ну, — тетя Галя скрипнула креслом, — не смею возражать.
Наташка полезла в кусты за мячом. Добравшись до хлипкого дощатого забора, она подняла голову и ойкнула — на чужом участке, совсем рядом, в таких же кустах, сидела маленькая девочка с косичками.
— Привет, Макс! — сказала девочка и сунула между досками нос.
Наташка посмотрела вокруг, но никакого Макса не увидела.
Нос спрятался.
— Я Соня, — прошептали из-за забора. Мне шесть лет.
— А я…
— Знаю, — кивнула Соня, — ты Макс.
И закричала:
— Тут Ма-а-акс!
Кусты на той стороне затрещали, и рядом с Соней появился парень, чуть старше Наташки, кудрявый и белобрысый. С ямочкой на подбородке и поцарапанным носом.
— Точно, Макс! — сказал он и посмотрел с таким веселым интересом, что Наташка улыбнулась ему во все двадцать восемь. И даже немного покраснела, и вихры пригладила. Зачем-то.
— Иди к нам, Макс! — парень качнул головой в сторону калитки.
— Ничего не понимаю…
Наташка, забыв про мяч, вылезла из кустов, отряхнула шорты и отправилась к соседям. Знакомиться.
—
Соня встретила Наташку у ворот, схватила за футболку и потащила к маленькой беседке. Туча колыхалась над ними — сдобная, мрачная. Свет таял, и фигурки мальчишек внутри беседки казались сделанными из синего картона.
Тот, веселый, который был в кустах, стоял на дорожке, протягивая руку:
— Сеня Куль! Куль — это фамилия.
— А я…
— А ты — Макс, знаю. Слышал, как тебя тетя зовет.
Наташка пожала узкую ладонь и усмехнулась. Ну конечно. Они и правда считают, что «Иди, отродье, подано жрать!» — это классный способ позвать ребенка обедать?
В полутемном беседкином животе грохнуло, хохотнуло, и наружу, толкаясь, выпали двое. Один — смуглый и черноглазый, другой — низенький крепыш в растянутой майке.
— Ребята, это Макс, мой сосед! — Сеня взял Наташку за плечо, и под его рукой плечу стало очень-очень тепло.
— И мой, — щербато улыбнулась Соня. — Мы приехали позавчера, а тут — он.
Ну и номер! Наташка медленно выдохнула. Кажется, ее принимают за…
— Здрасьте, — нахмурился смуглый, — Кули о тебе второй день жужжат. Макс, Макс… Короче, я — Арап. А этот — Киря.
Приземистый Киря кивнул и яростно почесал покусанную комарами крепкую лодыжку. Ресницы у него были редкие, а глаза голубые, как вода в школьном бассейне.
Наташка хотела тотчас признаться, что она вовсе не Макс. Но тут Арап выкатил из-под скамейки тяжелый футбольный мяч:
— Волейбольчик. Будешь?
— Таким мячом? — удивилась Наташка.
— Мяч и мяч, — пожал плечами Арап, — короче, Куль с новеньким, я — с Кирей. Играем!
— Идет! — Сеня дал Наташке «пять».
Киря подтянул штаны и снова почесался.
—
Тетя Галя прикладывала к Наташкиной щеке мешочек со льдом и возмущалась:
— Дитя, ну что за холопы? Даме, мячом!
— Не даме, а сопернику!
— Вот и ходи теперь с бланшем, соперник.
Наташка улыбнулась новому слову и тут же поморщилась. Больно.
Конечно, Арап нарочно послал мяч вот так, в лицо. Прилетело адски, аж в ушах зазвенело. Но реветь было никак нельзя. Все бы поняли, что Наташка — девчонка, и шутка пропала бы в самом начале.
Сеня притащил от колодца полную лейку. Теплым олененком прижалась, обнимая, Соня. Даже Киря подошел посмотреть, не слишком ли. И только Арап не сдвинулся с места — ждал, чем все закончится. Наташка поскрипела зубами, умылась прохладной водой, Соню отцепила и бросила:
— Едем дальше.
Сеня, молодчина, не подвел — выиграли с разгромным счетом. Арап, ужасно ругаясь, сел на велик и укатил. А Наташка домой пошла. Зализывать раны.
—
Солнце следующим утром проснулось раньше Наташки. Сунуло руку в открытое окно, ласково коснулось больной щеки, дернуло за вихры: «Вставай!» Наташка охотно подскочила, и сонный Максик кулечком свалился с одеяла на пол. Недовольно ворча, он начал точить когти о диван и тут же был изгнан с веранды.
Одеваясь, Наташка вспоминала Соню, Саню, противного Арапа и Кирю, который так ни слова и не сказал. Надо же, все подумали, что Наташка — парень! Ну-ка!
Она на цыпочках подкралась к тетиной комнате, прислушалась. За дверью мотыльками шелестели клавиши ноутбука. Не спит.
— Доброе утро!
— Доброе, дитя. Чего приперлось? В кой-то веки с утра бороню!
— Я на минутку.
Наташка подбежала к старому зеркалу — огромному, в пол. Встала руки в боки, вздернула подбородок. Да. Он смотрел на нее — хитрый, с рваной короткой стрижкой и чуть опухшей щекой.
— Привет, Макс! — прыснула Наташка, и Макс в ответ показал ей кулак.
— Тетя Галя!
— Что, дитя? — струя пахучего дыма ушла в потолок.
— Я похожа на мальчика?
Тетя Галя обернулась, посмотрела поверх очков.
— Сто раз. Тощая, лысая, и эти… — она покрутила пальцами перед грудью, — едва растут. Как есть пацан! Все, убирайся, мешаешь!
.
…Отмахиваясь от назойливого слепня, Наташка брела в сторону Кулёвой дачи. Солнце пекло макушку, и мысли ворочались медленно, как спящие медвежата. Ей совсем не хотелось обманывать Сеню и Соню, таких хороших и добрых. Но ведь это всего лишь игра!
Наташка заглянула в подсыхающую лужу, и Макс кивнул ей: «Конечно, игра!» Слепень, устав метаться, пристроился и больно вцепился в голое колено.
—
Они мчались под уклон со скоростью олимпийского бобслеиста. Велик скрипел, стонал и норовил выкинуть Наташку из седла. Руль дергался и ходил ходуном, хлипкий звонок жалобно тренькал на каждой кочке.
— Быстрее! — крикнул с багажника Сеня, и Наташка еще подкрутила педали.
Ветер ударил в лицо горячим, Сенины руки схватили Наташку за бока.
Внизу велик начал затихать, но руль его вдруг вывернулся, заднее колесо вильнуло на влажной земле. И очумевшие седоки дружно рухнули в заросшую лопухами канаву.
Сначала они молчали, пытаясь понять, целы ли шеи и ноги. А когда стало ясно, что целы, принялись хохотать, словно два пиратских попугая.
— Ну ты даешь! — Сеня потер ушибленный локоть.
— Да, — весело согласилась Наташка.
Облака ползли по небу — пышные и кудрявые, как Сенины волосы. Звенел воздух, полный тепла и острых запахов. Наташке хотелось петь и плакать. И еще хотелось снова стать девчонкой, и чтобы кое-кто об этом узнал.
—
На исходе второй недели Кулям привезли Эллу. Это было хрупкое нечто лет тринадцати в воздушном сарафане, с гладкими смоляными волосами и глазами-блюдцами. Оно носило каблуки, по-взрослому кривило губы и называло Сеню Сенечкой. Поглядев через забор, как Элла крутит хула-хуп, тетя Галя вынесла приговор:
— Мадамка! Но изящная.
Приходилось терпеть ее нытье и глупый голос, и запах духов, слишком сладкий для жары. И еще… делить с ней Сеню.
А так всё было хорошо! Ну почти всё.
Максик быстро разжирел, залоснился и перестал кидаться на мышек, шастающих по участку. Всё чаще он оставался ночевать дома — кротиком ввинчивался Наташке под одеяло и щекотал усами голые пятки. По утрам прибегал Сеня и стучал в окно. Наташка быстро умывалась, и они мчались на великах — за маслом, сметаной или хлебом. Потом завтракали у Сениной мамы, тоненькой, белокурой, похожей на подросшую Дюймовочку.
Днем являлись Арап и Киря. Арап жестко, выворачивая кисть, пожимал Максу руку. В играх он часто нарушал правила, а Киря покрывал его или брал вину на себя.
Вечером же, когда Соня засыпала, Наташка и Сеня уходили к тете Гале на веранду. Валялись на тахте, втроем с Максиком. Болтали о ерунде или читали. Наташка вдыхала знакомые запахи — старых, в складку, обоев, мази от комаров, розовых цветов, что росли у крыльца, и не могла понять ни слова из своей книжки… Всё и правда было очень, очень хорошо. Пока не приехала Элла, мадамка и капризуля.
—
Сенина мама сварила сливовый компот. Прохладный, он ждал в беседке, разлитый по большим синим кружкам. Мадамка медленно спустилась с крыльца и потянулась. Черные волосы ее заблестели на солнце.
— Элла, компот! — крикнул Сеня и замер, глядя, как та поправляет купальник.
Наташка насупилась.
— Макс, принеси-ка шляпку, на веранде лежит, — Элла ткнула Наташку в плечо.
— Сама сходи, — огрызнулась та.
— Я принесу! — Сеня зайцем метнулся к дому.
Соня, уже по уши в компоте, сидела в беседке и гладила надувшийся живот. Наташка взяла свою кружку, синюю, с кораблем, и принялась пить, отталкивая языком мягкие сливы. Подошла Элла, сорвала подорожник, послюнила, наклеила на нос.
— И мне, — высунулась из беседки Соня.
— Отстань, — Элла повернулась к солнцу, — я загораю.
— А компот? — Соня вынесла из беседки кружку.
— Он с сахаром, не хочу.
«Бе-бе-бе! — молча дразнилась Наташка. — Ничего, погоди. Вот сейчас уведу Сеню в ельник и там всё скажу.» Что такое «всё», было пока не ясно. Но Наташка больше не могла ни терпеть мадамкины кривлянья, ни носить мальчишечью маску.
— Эй, ты чего?! — закричала вдруг Соня.
Наташка обернулась. Клетчатый Сонин сарафанчик был залит компотом от груди до подола.
— Сама полезла, – огрызнулась Элла. — Сказала же, не хочу.
— Макс, она меня толкнула! Ты видишь? — Соня расплакалась и, бросив кружку, убежала за парники.
Из дома выскочил Сеня со шляпой и стареньким шезлонгом. Но Наташка его не увидела. Она держала Эллу за локоть и тихо шипела:
— Ты мне Соньку-то не трогай! С сахаром ей невкусно! На-ка, попробуй!
Несъеденные сливы вывалились на гладко причесанную Эллину голову.
— Макс! — ахнул Сеня от крыльца. — Ты сдурел?
Элла заверещала, противно, как летучая мышь, и Сеня, уронив шезлонг, кинулся ей помогать.
— Уходи, совсем! — строго сказал он Наташке, и та не смогла возразить. И лишь дома заметила, что всё еще держит в руке кулёвскую синюю кружку.
—
Весь вечер Наташка ревела. Тетя Галя много курила и раз в полчаса задавала всё тот же вопрос:
— Дитя, какие бесы тебя покусали?
Наташка не отвечала.
Раскололась она уже в сумерках: икая и всхлипывая, поведала о мадамке, компоте, испорченном Сонином сарафане и Сене, который теперь никогда-никогда не станет с ней дружить.
— Не станет, — согласилась тетя Галя, — как дружить, если ты влюбилась, словно блоха?
— Я? — удивилась Наташка. — Влюбилась? — и тут же реветь перестала.
К полуночи она признала, что тетя Галя права. Умылась, поела простокваши с хлебом и под вздохи усталого Максика задремала не раздеваясь.
—
На рассвете в окно поскреблись. Наташка вскочила, отдернула занавеску. В отцветающих георгинах стоял Сеня с белым пакетом и махал рукой — выходи.
— Прости! — выпалил он, когда Наташка открыла дверь. — Соня мне все рассказала. Зря ты с компотом, но что уж теперь… Хочешь на речку, картоху печь?
— Хочу, — кивнула Наташка, делая вид, будто не больно-то рада, — свитер только надену.
.
…На речке было тепло и тихо. Лишь птица, невидимая в гуще веток, иногда говорила: «Тю-ить, тю-ить!» Наташка и Сеня прошли вдоль берега и за поворотом увидели чей-то костер. А рядом с костром — знакомую фигуру. Неужели Арап? Точно, и Киря с ним. Наташка застонала. Но те уже звали к огню и палками выковыривали из золы готовую картошку. Пришлось усесться на бревно и отколупывать, обжигаясь, черные шкурки.
— Ребзя, а может, купнемся? — предложил Арап и тут же скинул штаны и майку.
Киря, конечно, его поддержал. Под шортами у Кири оказались детские, в крупный горох, трусы. Наташка сделала вид, что увлечена картошкой, но Арап потащил ее за рукав.
— Давай, Макс, скидывай все!
— Не буду я, отпусти!
— Ну ты как девчонка, Макс! Стесняешься, что ли? Давай, Кирюх, раздевай его, живо!
Киря заржал и поймал второй Наташкин рукав.
— Парни, не надо! — Сеня толкнул Арапа.
Обозленный, тот ударил Сеню в живот и схватил Наташку за свитер. Ночной кисель из хохота, комаров и горького дыма стал нестерпимо густым. Наташка захлебнулась, закашлялась и со всей силы вмазала Арапу между ног. Арап взвыл, повалился на песок, а Киря толстым кулаком прицелился Наташке в лицо. Сеня повис на его руке:
— Не трогай! Она девочка! Девочка!
Киря выпучил глаза и едко выругался.
— Бежим! — крикнул Сеня. Они снялись с места, как вспугнутые комары, и вопли Арапа вскоре растаяли в жидком тумане.
—
Солнце, свежее, как утренняя булочка, боком зашло на веранду. Ромашки в банке из-под огурцов, мягко порозовели.
— Когда ты догадался? — спросила Наташка.
— Да почти сразу, — Сеня потер ушибленный живот. — Я ж не Сонька, я кое-что понимаю.
— А чего не сказал?
— Ну… это было прикольно. Смотреть, как ты парня изображаешь. Я Макс, я Макс, — Сеня вскочил и неуклюже заходил по веранде.
Наташка расхохоталась. Но вскоре сникла и робко взглянула на Сеню.
— Как же мы будем… теперь?
— Ну как-то будем, — он шмыгнул носом. —Ты мне нравишься, если честно… А я тебе?
— Очень.
— Ну и всё, значит, будем. Как раньше. Только, наверное, лучше. Мерзнешь?
Сеня потянул одеяло, и кот, потревоженный, заворчал и спрыгнул с дивана.
— Макс, а тебя вообще как зовут?
— Ну… Наташка.
— Хорошее имя, — Сеня прищурился, — кажется… женское?
— Ф-р-р! — отозвался Максик и, словно теленок, круглым лбом ткнулся в Наташкины ноги.
.
