Саша Андер входит в «список 20 лучших дебютантов 2022 года в поэзии», составленный известным критиком Борисом Кутенковым. Андер пишет: «Плохие, вероломные не времена, а взрослые: / “покиньте зону комфорта! Вы арестованы!”, — / скажет начальник, еще с молодой и привлекательной / грубостью, в васильковой фуражке с околышем / красным Министерства внутренних дел». Но, похоже, в поэзии не бывает юности и старости. Не плохие взрослые, не синдром Тургенева, времена такие, были ли лучше. Гранж, непослушание, осколки бутылок. Но это не бунт юных, просто все и так крошится, древо жизни переработают в древесно-стружечную плиту, из качественной ДСП спрессуют последнюю матрицу. Бастионы держатся, но надолго ли. «Дорогая няня, где же радость?» Но это-то да, еще порадуемся.
Михаил Квадратов

 

Саша Андер — поэт, художник. Родился в 1997 году в Вольске. В 2017-м переехал в Санкт-Петербург. Участник ежегодного фестиваля «Центр весны» (Саратов), а также 14-го фестиваля «Новых поэтов» (Санкт-Петербург, 2021). Публикации: «Феромоны» (самиздат, 2018), повесть «Петергофский этюд» в альманахе «Черные дыры букв» (Самара, 2021), стихи и рассказы в 25-номере журнала «Вещь» (Пермь, 2022), книга стихов «Фаталь оргазм» в издательстве «Русский Гулливер» (Москва, 2022).

 


Саша Андер // Подборка номер 6

 

Русский мальчик

Мягкий податливый стебель зелени
сладкими пальцами в узелки стягивается,
и нити краюх как не зашивающий шов заплатки.

Из белья и мебели посреди гостиной комнаты,
шалаш на дереве или грузовой контейнер
в поле — места уединения русского мальчика.

Плохие, вероломные не времена, а взрослые:
«покиньте зону комфорта! Вы арестованы!», —
скажет начальник, еще с молодой и привлекательной
грубостью, в васильковой фуражке с околышем
красным Министерства внутренних дел.

Студентом же русский мальчик стал жить во флигеле,
все стены были в плесени, а пол усеян книгами.
Являл же он собой пример стремления к знанию,
и веры в прогрессивное будущее все-человечества.
Такая была бы справка для родственников
и, конечно, университетской прессы.
А помимо — природная развязность оконечностей
и конкуренция инициатив — делали свое дело.

Не дождавшись воскрешения мертвых, конца нового,
уверенность в знаниях спадала под пинки среды обитания,
а вместе и с утратой дружбы, зовут которую — Родина,
он сам измельчался в щебенке ханыг, скучающих лунтиков
в поисках дозы по водосточным трубам и клумбам.
Качество сменили бюджетные смены профилей,
как и на ноги теперь обуты паленые Найки Аир Джордан.
Одобряется словесный пинг-понг и лайф-стайл нейробезобразная кучка
(в кроссвордах это называют эклектикой).

Ранним утром русский мальчик лежал под скамьей,
не требующий игр, любви и признания.
А когда выполз он как из раковины, направился туда,
где дом сожжет свой унаследованный.
А дым все будет попадать в глаза,
припадущие в далёких созвездиях инфернального неба.

План не выполнен: выстроить свой Аламут,
весь укреплённый белой акацией.

 

Сообщение Софии Камилл, с любовью

Гармонью сползают гетры твои
под взглядом Люсии, невесты Христа.
Ножка игриво качается, одна на другой,
стопят хохотушки-пальчики бричку, —
что дух соловеет! И весь табор
Цыганский несется в Адреанополь тверской,
свистя и бренча русско-шведский дрим.
Что нам Суперсоник дивижн,
Марии Стюарт сонетная жизнь,
на Руси множество точек, вдали от опричнины,
где жизнь не собачья Кесаря, Пилатова,
аут оф контрол — главный мотив на предпенсии.
Откроем что ли тогда фанфарами шампэ,
это ведь утро и создано для нас?
Бахроме. Гульфик. Пузырики.

 

Лазарет

Эти одинокие стены пропитаны
радиоактивной ртутью, даже если такой
в природе нет. В природе растения
В горшки расставлены. Пробивается живительный свет.
Хоть лезь по этим стенам, взбирайся на потолок,
но чувства упакованы для катафалка
в пакеты — расчлененный рефлекс.
Отправляется от Крыма Врангель,
невозвращенцем он машет прощально,
а на берегу смиренно принимают удел.
А ты вернись в объятия, милый,
только плач о «живео!» сейчас дан, —
скользя лунной дорожкой, перепишется факт.
Боже, дай милость и сил, тем отчаянным нам.

 

Дорогая няня, где же радость?

«Будущее ищем.
Исходили вёрсты торцов…»

«We are looking for the future. We’ve knocked on each and every door…»

(Владимир Маяковский, «Радоваться рано»)

Я ломился в ту дверь,
за которой слышал стон
ноющей прорези плоти.
Щеколда открылась, и
пролетели лишь семь мух,
но не видно было знакомых
черт лица.
Оставлен бокал с пинотажем,
череп с поля боя олегова коня.
Откройтесь все двери, хватит стона!
Нам всем понятен уход Годара,
последнего чешуегорлого мохо.
Не будут же напрасны выбитые двери,
одинокий лазарет — заветный Аламут.
Укрой же библиотека своим одеялом…
надёжной тиши.

 

***

Без новостных клопов, без возгорания фонем,
так приютилось грязное звучание в тимпане ушей,
что руки свисли арлекиновым крылом.
Ни слова для неспокойной души,
для этой гуляй рванина жалящей тоски,
а очень жалко каждого пацана, пишешь ты мне.
Так хочется скрыться от повторов,
от истерик красного цвета и скучающих лиц,
от вздернутого денежного х**,
срывающего Олимп эфемерных небес.
Мраморными ошметками спадают вздохи,
а косая пуля ложится на шею колье,
наговаривающего шепотом неминуемых побед;
но у вечного огня свой елей — наффт и кровь жертв!
Перед кроличьей норой я бью бокал,
а тремор выдает все сомнения на стороже,
да и морская струя бьёт по истощенной земле.
Нездешнее присутствие, фантом моей радости,
накинь на меня мешок и увези в свой Абхаз,
где ты испытал на себе дыхание вечности,
погрузи меня и в свою разрывающую боль,
я стремлюсь найти от нее лекарств.
Но нет утешения горя над апофеозом братания,
мясо жизни оборванных стремлений — это тот динамит,
что мы бросим под престол так или иначе,
так-то и так-то называемого Господа Бога, Врага нашего! Аминь!

 

***

Закуси покрепче палец в кулаке,
не истощенная зима, а весна пребудет.
Песни АукцЫона и послевоенный синт
рядом лягут на траву под дубом.
Внутри переломы света в нескольких местах,
надежда надрывно лилейником колышется вдаль.
Весна пребудет, весна пребудет…
верь, молись и повторяй.

 

Поэтом_у

«Синоптики белых стыдливых ночей,
Сумевшие выжить на лютом морозе.
Вы сделали нас чуть теплей, чуть светлей,
Мы стали подвижней в оттаявших позах»
(Вячеслав Бутусов)

Ближе к зениту звезды становятся ближе;
В индустриальных районах
в местах перекличек и схода
стены исписаны через сигил
надписью «свАбода»,
по полу ползет неопознанный
протестный субъект.
То ли он один самый такой,
или таких много?
При открытых окнах
в замкнутых комнатах
не хватает разряженного воздуха,
и тени прохладной Энкиду
под бетонным сводом:
«разве ты не такой же, как он?»
Учи зажигать
лампы на керосине и свечи,
делай тиши перегруженный
нечистотами шум,
расскажи историю по ту сторону
добра и зла,
дай нежности
выйти необходимостью, друже.
Вход каждого в странство сердца
разделяет его и делает больше,
больше, чем от Дарданелл до Бактрии,
с глухими Сибирью, Амазонкой и Тропиками,
и этого не отнять никогда.
Может разве что засухой,
разрывом на частицы атома,
всесожжением памяти и мирской страсти,
праздно из хума проливающейся
плодородным илом в Маргуше.
Упокоением сердца
прорастет ли земля, синоптик?
Распустятся ли
пионом паучьи глаза?
Ответь, да или нет?
Что усмотрел на будущий день?

 

***

1

Ловил я взгляд обаятельного бармена,
Понять, что жизнь любви не кончена.
Наедине тень биографии уводит во тьму,
в сторону, где невыносима даже не деталь,
а вся кайма за хрусталиком глаза пополам.

2

В сквотах молились над раствором в кастрюле,
в притонах сыпали солью на гноящаяся раны,
цыганка гадала уколом терновника древа жизни,
а над горящим северным сиянием неба в искрах
мы говорили, что душа лишь рудимент тела,
но щемящее сердце выло через ребер решетку.
И только плакальщицы стенают в дальнейший путь,
плача о том, кто пал, кого будут вспоминать после.
Омойтесь H₂O, затмившее человеческие слезы!
Я так привык, еще один шаг, не измеряя свой пульс,
что в один из дней не услышу ни голоса, ни шума,
и только перед сном говорю пароль — явись,
веди по Гриновской тропе, я мертво пускаю слезу.
По улицам кличем «асса!», не строя башни Таргима,
хоть и дирижируем кучерявой петлей времени,
проводя сквозь внебрачное людское тождество.
А на Варшавке наперекор томительной Голгофе
воскрес обо‌женный человек, вызвав всеобщий приют.
Придется, необходимо, любовно считаться со временем.

 

Редактор Михаил Квадратов – поэт, прозаик. Родился в 1962 году в городе Сарапуле (УАССР). В 1985 году закончил Московский инженерно-физический институт. Кандидат физико-математических наук. Проживает в Москве. Публиковался в журналах «Знамя», «Волга», «Новый Берег», «Новый мир», «Homo Legens». Автор поэтических книг «делирий» (2004), «Землепользование» (2006), «Тени брошенных вещей» (2016), «Восьмистрочники» (2021). Победитель поэтической премии «Живая вода» (2008). Финалист Григорьевской поэтической премии (2012). Автор романа «Гномья яма» (2013). Рукопись сборника рассказов «Синдром Линнея» номинирована на премию «Национальный бестселлер» (2018).