Юрий Нечипоренко. Горстка бобов. М.: Б.Г.С.-пресс, 2022.
Горстка бобов — это сытная калорийная пища, которой можно накормить голодающего, придав ему сил на новые свершения.
Горстка бобов — это зерна, которые можно бросить в землю, чтоб проклюнулись ростки, зазеленел на радость добрым людям сад-огород, курчавые плети увили забор или беседку в глухом уголке, где хорошо уединяться для мечтаний или важных разговоров.
Горстка бобов — это материал для первых, еще ученических, опытов по ботанике, которым суждено стать важным шагом на пути к самостоятельным исследованиям, к серьезной науке.
Горстка бобов — это связь со сказочным миром: выросший из волшебного боба стебель тянется до самых небес, и по нему герой лезет вверх и попадает в страну неведомых существ, добрых или злых…
Новая книга Юрия Нечипоренко называется «Горстка бобов». В ней три части. Содержание книги составляют автобиографические новеллы-зарисовки о друзьях и играх детства, о студенческих и аспирантских годах, а также философские сказки-притчи и образцы юмористической фантастики — интервью с молекулярным генетиком Б.Б.Гоном, который изобрел «новый метод конструирования животных». (Имя «Б.Б.Гон» уже само по себе производит комический эффект: с одной стороны, оно отсылает к детской литературе, к «Бибигону» Чуковского (правда, там ни герой, ни автор не были научными работниками), с другой стороны, подчеркивает, что в этом разделе книги автор, по его собственным словам, «перепутал… шутливую выдумку с жизнью» (с. 133): рассказы этого персонажа о событиях студенческой и аспирантской юности явно основаны на реальных событиях из жизни автора, а вот в разговорах на темы генетики и генной инженерии он определенно фантазирует — выражаясь молодежным языком, «гонит»).
Тексты перечисленных трех видов не рассортированы аккуратно по разделам — понемногу от каждого встречается во всех трех частях книги, — и не существуют под одной обложкой независимо друг от друга, подобно продуктам в вакуумных упаковках, объединенных лишь фактом нахождения в одной и той же сумке. Напротив, их смыслы активно взаимодействуют, образуя сложные связи; мемуаристический, философский и сказочный дискурсы перетекают друг в друга. Они могут присутствовать все одновременно в одном тексте.
Яркий пример здесь — «Огненный обморок» — одновременно и новелла-очерк о детской шалости (искра от лучины подожгла одежду) и связанных с нею эмоциях, — но также и исполненный глубокого символизма рассказ о сущности человеческих взаимоотношений.
Но и «соседство» тех или иных текстов с другими тоже порождает смыслы. Так, между автобиографическими зарисовками «Другие» и «Сортир и спортзал», обе из которых посвящены школьным двоечникам-оболтусам, помещены философские сказки «Человек со ржавчиной» и «Человек, похожий на ключ» — и мысль читателя уже занята увлекательным поиском параллелей между содержанием этих очерков и этих сказок: к кому из героев очерков приложимы характеристики этих сказочных персонажей? Мог ли кто-нибудь послужить их прототипом?
Из соседства очерка «Стадный инстинкт» (где описан неоднозначный эпизод из пионерского детства) и сказки «Человек без задних ног» (ноги героя не слушаются головы и бегут помимо его воли куда попало) возникает любопытное столкновение-взаимодействие смыслов. Оба эти текста объединены темой отношения к девушкам: в первом тексте героини-старшеклассницы оказываются жертвами чужого коварства, во втором — герой спасен только тогда, когда его жена берет на себя «командование» его ногами.
Надо отметить, что сказки-притчи из этой книги уже знакомы читателю, следящему за творчеством Юрия Нечипоренко: почти все они уже публиковались в его «Маленьких сказках» (впрочем, в немного другой редакции). Однако в «Горстке бобов» они выглядят органично, да и звучат по-новому.
Отдельные составные части «Горстки бобов» я называю академичным словом «тексты», так как сложно сказать, являются ли они самостоятельными произведениями или главами общего связного повествования. Хотя в этой книге нет четко выраженной фабулы с логически вытекающими друг из друга действиями героев, там есть хронологическая последовательность: от раннего детства — к юности и зрелости.
Также у этой книги есть нечто вроде кольцевой композиции: она начинается и заканчивается темой собак. Открывается она двумя трогательными очерками — воспоминаниями о дружбе с собаками в детстве. (Первая фраза в главе «Две собаки» такова: «С первой из Собак я встретился в размере четырех лет» (с. 16). «Размер четырех лет» здесь не речевая ошибка, а отражение синкретизма, свойственного детскому мышлению, — и намек на то, что в разных возрастах у человека разное мировосприятие не только в силу особенностей развития мозга, но и попросту из-за того, что тогда у него разные размеры: малыш, для которого заросли лопуха — безбрежные джунгли, а дворовый пес огромен как космос, заведомо будет относиться к окружающему не так, как взрослый). А в конце книги, за две главы до финала, журналист, берущий интервью у Б.Б.Гона, спрашивает о монстре, которого вывел и носит в кармане этот ученый: «А он не кусается? Почему не на поводке? Да он еще летает!» (с. 173). — За вычетом фразы о способности к полету, это все вопросы, которые обычно задают прохожие владельцам собак.
(Кстати, тема собак в начале и конце книги подчеркнута в иллюстрациях Далии Атабани: перед первой главой изображена собака, выбегающая из-за края страницы, после эпилога и оглавления — убегающая за край страницы).
Завершается книга «Сказкой ночных колышков». Эти в высшей степени необычные колышки вбиты в землю в поле, образуют изменчивые фигуры, посверкивают по ночам — а главное, имеют непосредственное отношение к судьбе отдельного человека. («Но то, что они (колышки) нас держат и нами распоряжаются — это точно. И у каждого человека — для каждого — есть такое поле из колышков, и некоторые колышки для разных людей общие. Такие люди граничат друг с другом и встречаются днем. Вот и все, что нам удалось выяснить про колышки… А уж эти колышки про нас знают все» (с. 185). Это сложный и загадочный символ, по описанию напоминающий звезды в гороскопе отдельного человека.
«Горстка бобов» — очень смелый жанровый эксперимент. Если просто сказать потенциальному читателю, что существует книга, где очерки о шалостях школьных лет соседствуют со стилизацией китайской притчи и с эссе о том, что значит быть ученым-исследователем, — то потенциальный читатель наверняка решит, что речь идет о немыслимом и неудобоваримом сочетании разнородных явлений, эдакой химере. (Кстати, о химерах и монстрах много говорится в третьей части книги, в интервью с генетиком). Но при прочтении это соединение разнородных элементов выглядит весьма органично. Возможно, его было бы правильнее назвать не «соединением», а «слиянием» или «сплавом».
Если бы потребовалось охарактеризовать «Горстку бобов» одним словом, то, скорее всего, это было бы слово «синтез» или «синкретизм».
Это и жанровый синтез, о котором говорилось только что, и синтез множества смыслов, и синкретизм детского мировоззрения… Даже точные и естественные науки, эти царства логики и анализа, в книге оказываются чем-то гораздо бОльшим, чем просто научные дисциплины. Они — и быт (ср. с. 151 — исследователи, занимающиеся одной и той же проблемой, уподобляются людям, одетым в одинаковую спецодежду), и искусство (с. 152), — и даже религия. («Все эти истории [о биографиях ученых] чем-то походили на библейскую — про огненный куст, неопалимую купину, откуда Бог поведал Моисею о его миссии. Наука играла роль неопалимого огня, посредством которого от имени Бога говорила с человеком сама Природа…»). А если принять во внимание, что после оборвавшегося интервью с молекулярным генетиком книгу завершают очерк о встрече с космонавтом и «Сказка ночных колышков» — то можно продолжить этот ряд: наука — это космос, наука — это Судьба.
Здесь в качестве обобщения на ум приходит старинный принцип мироосмысления: Все во всем. Из горстки словесных бобов прорастают дивные заросли, в которых есть место всему: и воспоминаниям, и философским обобщениям, и быту, и поэзии — и, не в последнюю очередь, Науке. (Этим «Горстка бобов» похожа на «Маленькие сказки», преемницей которых во многих отношениях является).
Книга вышла в серии «Для тех, кому за 10», то есть, вроде бы, адресована детям и подросткам, — но я затрудняюсь отнести ее однозначно к детской или однозначно ко «взрослой» литературе. Разве можно сказать, что человек еще слишком маленький или уже слишком взрослый для философского осмысления мира?
Ольга Маркелова
Ольга Александровна Маркелова родилась в 1980 г. в Москве. Литературовед, переводчик с исландского, датского и фарерского языков, поэт, прозаик. В 2001 г. окончила филологический факультет МГУ (специальность – датский язык и литература), в 2004 г. — Университет Исландии. В 2005 г. защитила кандидатскую диссертацию «Становление литературы Фарерских островов и формирование фарерского национального самосознания» на кафедре зарубежной литературы филологического факультета МГУ.
