Робкий бунт
Илья Карамышев. Исключения: рассказы — Ярославль: Филигрань, 2021. — 71 с.
Свою дебютную книгу Илья Карамышев подарил мне во время выездного литсеминара в Ярославле. Она оказалась необычайно тонкой для сборника прозы в твёрдой обложке. Всего девять рассказов: коротких или сверхкоротких и один — «Рязанский Валенок» — заметно длиннее. Произведения старательно выстроены от эмоциональной завязки к финалу, от вспышки подросткового бунта в классе к примирению уже с обратной стороны — бывший ученик сам стал учителем.
Молодой автор пишет узнаваемо и явно любит парадоксы. Например, на двух соседних страницах сообщается: «Отождествление героя с автором было бы преувеличением. Преувеличением, но не ошибкой» и тут же «Все события и персонажи этой книги, кроме тех, что совершенно точно находятся в общественном достоянии, вымышлены и любое совпадение с реальными людьми, живыми или мёртвыми полностью случайно». Дескать, понимайте, как хотите: авторская фантазия здесь то ли приправа, то ли наоборот — основной ингредиент.
Карамышев стремится не упустить интересные психологические детали: «Оставшись один, он непременно видел Настю тем собеседником, который всегда представляется, когда рассуждаешь наедине с собой, но как бы невольно рассказываешь кому-то» («Настя любит Брамса»); «Когда калечит спорт, появляются бывшие спортсмены. А те, кого калечит спирт, не становятся бывшими алкоголиками» («Рязанский Валенок»); «Нас было трое: обречённый пациент, опьянённый безграничностью своей власти врач и зубная боль, без которой мы двое никогда бы не встретились» («Имени Яна Гуса»).
Несколько неожиданно, но истории книги едва уловимо напоминают — прежде всего, тематикой — малую прозу раннего Вампилова. В рассказах и фельетонах у тогда ещё совсем незнаменитого сибиряка примерно в таком же возрасте нетрудно встретить схожие ситуации: студенческие развлечения, посещение зубного, первая работа… При этом главный герой (он же — преувеличенное alter ego) Карамышева отличается от вампиловских почти полным отсутствием жизнелюбивого авантюризма, а тексты — куда меньшей сценичностью всего происходящего. Рассказчику не чужда самоирония, но даже в ней его не оставляет дотошность: «Здесь богатейший материал для полевых исследований. Собрать его, где-то аппроксимировать, потом отрефлексировать, зафиксировать милые, забавные случаи. <…> Здесь совершенно особые практики повседневности и своё собственное пространство сакрального».
Женщины в рассказах (как вариант: девушки или тёти вроде Метальевны и Новометальевны из «Как я не стал учителем») всегда выглядят сильнее и интереснее. Именно они «прикрывают от ветра» мужчину-рассказчика, а не наоборот: «— Ты меня держишь или я тебя? — засмеялась Алёна, когда у меня в очередной раз поехала нога» («Рязанский Валенок»). Они могут ненадолго прикинуться слабыми: «Обычно Таня деловая вся. А тут такая маленькая-маленькая. <…> Она мой островок определённости в мире хаоса» («Фазан»). Но обязательно намекнут на истинное положение вещей: «Она посмотрела на меня как-то очень внимательно. И как будто из нас двоих я — ребёнок» («Она рисует»).
Герой, действительно, чаще представляется очень эрудированным ребёнком, чем мужчиной. Его бунт обычно робок и ограничен в средствах. Он может внутренне возмутиться, съязвить, хлопнуть дверью, сбежать от жёстких проявлений реальности в свои фантазии. Отнюдь не редкий, особенно в своём поколении, но не только, типаж наблюдателя за жизнью, для которого любое вмешательство в её ход сродни подвигу. Однако в финальной истории сборника «Метод “От противного”» рассказчик вдруг осознаёт: «…вдохновлять куда приятнее, чем вдохновляться». И это осознание может стать маленькой тропкой для выхода на широкий творческий простор.
Предсмертный допрос
Саманта Швеблин. Дистанция спасения : повесть; перевод с испанского Н. Богомоловой. — М.: АСТ: CORPUS, 2018. — 160c.
Все известные «магические реалисты» из Латинской Америки — мужчины. Зато многие их продолжательницы, начиная с Изабель Альенде, — талантливые женщины.
Саманта Швеблин — аргентинская писательница с немецкими корнями по меркам прозаиков ещё довольно молода, но уже получила широкое международное признание. Сначала её назвали «автором гениальных рассказов» (правда, ни один из них пока не переведён на русский), а затем вышла и первая повесть «Дистанция спасения».
«Один из самых многообещающих голосов в современной литературе на испанском языке. Эту писательницу ждёт блестящее будущее», — так оценил и анонсировал её достижения живой классик Нобелевский лауреат Марио Варгас Льоса. Кстати, в минувшем 2021 году вышла экранизация повести — одноимённый фильм, поставленный племянницей литературного мастера режиссёром Клаудией Льосой.
«В этой истории есть что-то неодолимо притягательное и одновременно до жути зловещее. Очень необычная книга… Швеблин блестяще решает все художественные задачи, которые поставила перед собой», — из отзыва в EL CULTURAL. В самом деле, возникает ощущение одновременно предельно загадочной и очень будничной фатальности всего происходящего. Главная героиня Аманда ведёт свой предсмертный рассказ — вполне вероятно, воображаемый — для странного мальчика Давида, который выжил после тяжёлого отравления благодаря перемещению души, но перестал быть самим собой. Он направляет её вопросами и подсказками: «Точное место, оно наверняка таится в одной из деталей, будь очень внимательна и ничего не упускай».
Молодая мама всё время чувствует свою ответственность за маленькую дочь Нину, вычисляет ту самую «дистанцию спасения», чтобы успеть вовремя прийти ей на помощь. При этом мужчины-отцы и у Давида, и у Нины заняты более важными, как им кажется, делами. А женщины и дети гораздо лучше улавливают нарастающую тревогу, но и они способны отчасти понять случившееся только задним числом. Слишком поздно, чтобы что-либо изменить, только перепрожить ещё раз.
Отмечу, что подобная тематика и ощущения в современной не-жанровой литературе отнюдь не единичны. Так юная российская писательница Ирина Родионова в рассказе «Золовка», недавно отмеченном литературной премией А.И. Левитова, обходится без всякой мистики, но раскрывает во многом сходные переживания. Сестра очень напоминает умершего брата и невольно вызывает влечение его вдовы.
Что же до истории, рассказанной в «Дистанции спасения», то концовку для неё крайне сложно придумать и выписать, и всё же авторский финал выглядит скорее скомканным. Однако если бы он в полной мере удался, то эта повесть уже сейчас могла бы встать на полку самых запоминающихся книг в жизни. А пока просто запомним это имя «Саманта Швеблин». И немного подождём.
Александр Евсюков
Александр Евсюков — прозаик, критик. Родился в 1982 году в городе Щёкино Тульской области. Выпускник Литинститута. Проза, стихи и критика публиковались в журналах «Дружба народов», «Октябрь», «Наш современник», «Роман-газета», «День и ночь», «Вопросы литературы», «Нева», Homo Legens, «Север», «Сибирские Огни», «Формаслов» и др.; сборниках прозы и критики издательств «Эксмо», «Книговек», «Никея», «Русский Гулливер»; газетах «Литературная газета», «Литературная Россия», «Вечерняя Москва», «Русскоязычная Америка». Проза переведена на итальянский, армянский, болгарский, польский, татарский, турецкий и якутский языки. Победитель российско-итальянской премии «Радуга» (2016); победитель и лауреат премии «В поисках Правды и Справедливости» (2018, 2021, 2022); Первого международного литературного Тургеневского конкурса «Бежин луг» (2018); лауреат Всероссийской премии им. В. П. Астафьева (2020); Международной литературной премии ДИАС (2022). Автор книг прозы: «Контур легенды» (М. «Русский Гулливер», 2017), «Караим» (М. «Роман-газета», 2020), «Двенадцать сторон света» (М., «Формаслов», 2021). Готовится к публикации авторский сборник критики «Принцип действия». В 2019 году по рассказу «Взгляд художника» снят короткометражный фильм «Из жизни фотографа» (реж. Олег Бузинский). Живёт в Москве.
