Ирина Легонькова — тонкий лирический поэт. В ее стихи, спокойные, в чем-то строгие, вовлекаешься с первых строк. Но несмотря на кажущееся спокойствие, есть в них одна неизменная черта, которую я называю «высокой нотой», той самой, без которой истинная поэзия немыслима. Что бы ни происходило в жизни, какое бы лицо нам жизнь ни являла, у поэзии иная суть, метафизическая, способная существовать гораздо дольше нас самих:
Война, войны, войной — пока ещё не здесь.
Природе дела нет до свары человечьей.
И в воздухе дрожит серебряная взвесь
Пичужьих голосов, оркестр гремит кузнечий.
Яна-Мария Курмангалина
Ирина Легонькова родилась в 1959 году в Казахстане. С 1959 года живёт в Харькове. Закончила биологический факультет Харьковского государственного университета. Работает в одном из медицинских центров Харькова. Автор книг стихов «Слова на ветер» (2007) и «По эту сторону травы» (2018). Стихи печатались в журналах «Лава» (Харьков), «Дикое поле» (Донецк), «Человек на земле», «Кольцо А», «Октябрь» (Москва), альманахе «Харьковский мост», антологии «Крымские страницы русской поэзии» (Санкт-Петербург) и других изданиях.
Ирина Легонькова // Август прекрасной жизни
***
Правил, известных всюду, станешь ли ты бояться?
Олег Никофф
Правил, известных всюду, станешь ли ты бояться,
Если одной ногою сам заступал туда,
Где оказаться сможешь лет через десять-двадцать,
Да и друзей всё больше божии невода
Бог весть куда уносят? Сам ты живёшь, как дышишь,
Дни прошивая мелким, лёгким своим стежком.
Правилам подчиняясь, солнце ныряет с крыши
Вечером, а с рассветом воздуха молоко
Красит безумно-рыжим.
Мне ли бояться правил,
Если живу в согласье с птицами и травой?
Август прекрасной жизни минул и мне оставил
Право встречать ненастья с поднятой головой.
***
Смотрю и вижу: март в календаре,
а за окном — фламандские пейзажи.
И в бестолковом этом мартобре
уже не удивляешься ни стажу
сугробов, ни осколкам ледяным
давно самоубившихся сосулек.
И сумерек апрельских синий дым
недостижим, как гололёд в июле.
А ты да я, два дурня на печи,
таращимся в бездонное окошко.
Но сколько нас, убогих, ни лечи,
Мы всё живём как будто понарошку.
Как будто можно перезаписать
и этот день, и этот монохромный
скупой пейзаж, подснежники и мать-
и-мачеху, живущие укромно
под серым снегом, ждущие тепла.
Но на холстах, отмытых добела,
апрель напишет луг, берёзы, клёны
и чёрно-белых аистов крыла…
Алексею Остудину
«ни облачка ни яблочка ни дыма
но всё-таки летать необходимо»
Андрей Коровин
И облака, и яблоки, и дым,
встающий над далёким горизонтом,
и радость, для которой ни резона,
ни повода, — над всем пережитым
так и витает, светится, горит
то серебром, то золотом под солнцем,
то сепией, то охрой обернётся
в пылу борьбы эриний и харит.
Летай, пари, лови крылами свет,
сбивая воздух в образы и строки,
не в стае, а свободным, одиноким,
спасая нас в года больших побед
над совестью, над здравым смыслом, над
со-бытиём и со-переживаньем.
И верится, что мы стрелять не станем
В того, кто светом полон и богат.
И олово, и палки, и навоз,
и перья, и смола, и стих, и ноты —
сгодится всё для крыльев и полёта.
Вот только б ветер напрочь не унёс…
Юлии Белохвостовой
Вечер догорит, и луна, чтоб ночь сразу не ослепла,
светом призрачным мягко летний зальёт пейзаж.
Паруса надежд по весне всегда восстают из пепла,
но берёт сентябрь лихо август на абордаж.
Отвори окно, отправляясь спать, предвкушая нежность
сна. Но тяжесть его втекает в дурную явь:
в громадьё безнадёжных дел, в песок, в гулкий ад кромешный,
в пустоту, в тусклую тоску… И тогда представь,
как отважно растёт в ночи, в дыму городская зелень,
и крадётся ласковый зверь сквозь лесную тишь,
и бесшумно скользит сквозь сон, сквозь лес, сквозь сплошную темень
одиночка-сова. И ты уже с ней летишь
на далёкий свет заповедных мест, на сиянье яблок,
что висят в садах, горних ли, земных — и не разобрать…
Ты проснёшься, посмотришь в ночь, вдохнёшь, повернёшься на бок
и вернёшься в свои сады, тихо уснув опять.
***
Пахнет донником, пахнет мышиным
цепким алым горошком. Лилов
окоём. Август, ветром пиши нам
на скрижалях своих облаков,
как склоняются ветви у яблонь,
бремя зреющих яблок неся,
как твой полдень звенящ и расслаблен,
и тоске предаваться нельзя.
Напиши, как мы живы и целы,
как пребудем такими ещё,
как под зимним холодным прицелом
будем помнить про скаредный счёт
всех кукушек твоих, всех букашек
вспоминать надоедливый зуд,
всех душиц, зверобоев, ромашек
тёплый запах.
Они и спасут
нас от стылых асфальтов. И в серых
типовых городских коробка́х
будем живы.
…И символы веры
пишет август для нас в облаках.
***
Где мятлик и пырей, чабрец и лебеда,
Неспешно день идёт, перетекая в вечность,
И сам ты не спешишь сегодня никуда,
Июнем погружён в полуденную млечность.
Война, войны, войной — пока ещё не здесь.
Природе дела нет до свары человечьей.
И в воздухе дрожит серебряная взвесь
Пичужьих голосов, оркестр гремит кузнечий.
Не хочется туда, где власть, как брадобрей,
Стригаль, стрижёт под ноль. И ты в безмолвном стаде.
А хочется остаться там, где есть пырей,
И мятлик, и спорыш, и рябь на водной глади.
И, возведя на час беспечность в абсолют,
На плугом и огнём терзаемой планете
Лежать среди травы, глазея, как снуют
Две ласточки свои невидимые сети.