Стихи Алексея Ушакова — это мир чистой лирики, настолько тонкой, что, кажется, даже хруст ветки под чьей-нибудь неосторожной ногой может нарушить его хрупкое равновесие. Что бы ни делал автор, — осмысливал ли свое настоящее, вспоминал ли свое прошлое, представляя себя одним из героев Ремарка, — в каждом тексте мы чувствуем натянутую до предела лирическую струну, или же — тот самый поэтический нерв, без которого поэзия превращается в филологическую игру. Эти суггестивные стихи «зайдут» далеко не каждому, но те, кто умеет воспринимать «чистые ноты», их услышат. А как иначе, если — «основа основ — это все же любовь / а поэзия требует нерва».
Яна-Мария Курангалина
Алексей Ушаков — поэт, прозаик, автор сценариев для телесериалов, музыки для спектаклей и кино, либретто балетов. Родился и вырос в Москве. Учился в театральной школе № 123. Работал в московских театрах, на радио, в кино и на телевидении. Автор и режиссёр видеопоэтических клипов, лауреат фестивалей видеопоэзии «Пятая нога», «Циклоп» и др. Организатор и руководитель конкурса видеопоэзии Волошинского фестиваля в 2011–2013 гг.
Алексей Ушаков // Куда летишь, велосипед
***
вишневая настойка, ром,
коньяк, абсент, «ржаная» марка —
мы представляли вчетвером
себя героями Ремарка
для нас, не знающих отцов,
среди советского безделья,
вы, обожженные свинцом,
служили ролевой моделью
лежит империя в пыли,
иная, но весьма похоже,
и мы почувствовать смогли
нутром, руками, сердцем, кожей,
как тонок холод острия
ножа, как складывает «Лада»,
что вся бесценная твоя —
едва полфуры шоколада.
она, как старое кино —
на самом интересном рвется,
и не последний лучше, но —
кто до последнего смеется.
что можно запросто отдать,
а что не подлежит обмену,
что в вену можно попадать
во рту, в паху и под коленом
что ты столетьями в дыму
и окружен, обезоружен,
что ты не нужен никому,
но и тебе никто не нужен.
теперь как равный подаю
вам руку, через все страницы, войны,
Вам — Отто Кестлер, Альберт Кропп,
Вам — Роберт, Людвиг, Альфред, Курт,
Вам — Готфрид Ленц и Пауль Боймер.
Велосипед
пойти за пачкой сигарет
и в сетевом универмаге
попробовать найти ответ
зачем пытался столько лет
изобретать велосипед
на разлинованной бумаге
ты помнишь — с погнутым рулем
оклеен «данхиллом» на раме
когда его мы разобьем
не скажем маме
и вылетая из седла
на радость сумрачным прохожим
похоже — голова цела
и остальное вроде тоже
и пластырем вооружен
уже не ищешь где покруче
и горьким опытом научен
уже не лезешь на рожон
от пункта Б до пункта А
существование земное
больница, кладбище, тюрьма
и остальное…
куда летишь, велосипед
вокруг тебя чужие лица
катится
не дает ответ
прости
вопрос не повторится
***
Зимний вечер в троллейбусном парке,
за окном замерзает звезда,
фонари освещают неяркие —
обода, провода, холода…
Здесь балконы — как ложи и кресла,
и когда умолкает проспект,
этот парк, наподобие оркестра,
начинает вечерний концерт.
Разгоняет свой ритм электричка
и вступают акценты щелчков
медных струн, духовых перекличка,
бас моторов и трели гудков,
автослесарь согласно законам
просклоняет «велик и могуч»
и со звоном почти колокольным
на пол падает гаечный ключ.
Это, видимо, станет стихами —
таковы просвещенья плоды,
и прилежно живое дыханье
переводишь на пепел и дым.
Эта музыка лезет в подстрочник,
начинает звучать между строк,
словно в клетке грудной позвоночник
повернулся и стал поперек,
и внезапно в прозрачную пленку
превращаются стол и кровать,
и вокруг всё так хрупко и тонко,
и так страшно сломать и порвать.
Ни терпенья, ни сна, ни покоя,
невозможно, немыслимо жить.
В этом мире есть нечто такое,
что словами нельзя объяснить.
И стоишь, как слепой на дороге,
сигарету зажав в кулаке,
бесполезные слабые строки
так и вертятся на языке.
Крапива
Бродили в зарослях крапивы,
По пояс рос зубчатый лист,
И хоть брели неторопливо,
Но все же не убереглись.
Мы заблудились, и от лени
Не стали путь искать в обход.
Горят и чешутся колени,
Да пустяки — к утру пройдет!
Пройдет, забудется, исчезнут
Расчесанные волдыри.
Крапива лечит все болезни,
Снаружи лечит и внутри.
Но так внезапно все случилось
Когда пошел я напрямик!
И отчего, скажи на милость,
не удержал дурной язык!
Или тот день был несчастливый?
Исхлестан вдоль и поперек,
Как будто ж*пой сел в крапиву
И не проходит тот ожог.
***
Признание еще не старика,
уже не мальчика, но все еще не мужа.
Скамейка, ночь, бутылка коньяка,
и страшный Ча нас здесь не обнаружит.
Так просто, что понятно дураку:
смотри, у нас с тобой еще остались
четыре с тонким фильтром, по глотку —
как здорово мы замаскировались.
Смеялись, а теперь до нас дошло,
и больше нам не страшно и не стыдно,
не жалко. Было больно, но прошло,
а снег пройдет — совсем не будет видно,
где мы прошли, оставив ровный след,
роняя руки, глупые вопросы,
огрызки яблок, фантики конфет,
окурки, пробки, волосы и слезы.
(как будто каждому дается по следам
его) и ту, что оказалась длинной,
разрезали тропой напополам,
не выбрав никакую половину.
С одной был свет, как говорил поэт:
он бесконечен, ибо безначален,
светлее пива, ярче сигарет,
но мы его, увы, не замечали.
С другой был мрак, сверкали два клыка,
грозил в глаза, гремел своим оружьем —
он видел мальчика, мужчину, старика,
старуху, девочку, — но нас не обнаружил.
***
говорят, что поэзия требует слов
говорят, будто слово — основа основ
но и то и другое неверно
все слова — кирпичи, пригодится любой
и основа основ — это все же любовь
а поэзия требует нерва
