Томас Стернз Элиот (1888-1965) — выдающийся англоязычный поэт 20 века, критик, драматург, представитель американского модернизма, обладатель Нобелевской премии по литературе за новаторские идеи в области теории стихосложения.
На мировоззрение и художественные ценности Элиота большое влияние оказали семейные традиции. Рожденный в протестантской семье, поэт с детских лет привык к самоанализу и соотнесению своих действий с нравственными идеалами.
Одна из ключевых тем поэзии Томаса Элиота — бездуховность современного общества, растерянность человека перед лицом катаклизмов, утрата жизненных ценностей. Подобные темы и настроения были характерны для модернизма как литературного направления и отражали общественное настроение.
Первый значимый вклад в литературу Элиот внес своим поэтическим сборником «Пруфрок и другие наблюдения». В самой поэме «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока» содержится своеобразная пародия на «Гамлета» Шекспира. Здесь отражено сознание современного Томасу Элиоту человека, предпочитающего вести скучную, малоприметную жизнь, боящегося настоящей любви и дружбы, наделенного психологией обывателя. С точки зрения литературной традиции, в этом произведении на американский манер отразилась «тема маленького человека»:
Нет, я не Гамлет и не мог им стать
Я из друзей и слуг его, я тот,
Кто репликой интригу подтолкнет,
Подаст совет, повсюду тут как тут,
Услужливый, почтительный придворный,
Благонамеренный, витиеватый,
Напыщенный, немного туповатый,
По временам, пожалуй, смехотворный —
По временам, пожалуй, шут.
Я старею… я старею…
Засучу-ка брюки поскорее.
Зачешу ли плешь? Скушаю ли грушу?
Я в белых брюках выйду к морю, я не трушу.
Я слышал, как русалки пели, теша собственную
душу.
Их пенье не предназначалось мне.
Я видел, как русалки мчались в море
И космы волн хотели расчесать,
А черно-белый ветер гнал их вспять.
Мы грезили в русалочьей стране
И, голоса людские слыша, стонем,
И к жизни пробуждаемся, и тонем.
Перевод Андрея Сергеева
Произведения американского модерниста практически недоступны пониманию неподготовленного читателя. Они насыщены аллюзиями, полунамеками, сквозными символами, многочисленными реминисценциями из мировой литературы.
Три выдающихся поэмы Элиота — «Бесплодная земля», «Полые люди» и «Пепельная среда» — объединены сквозной темой утраты человечеством основ духовного существования и обретения их заново. Ключевым мотивом поэмы «Бесплодная земля» является поиск святого Грааля. Все её части связаны идеей бесплодия в природе и обществе и центральным образом Сивиллы — знаменитой ясновидящей. Образ на протяжении действия переживает ряд трансформаций — из кумской прорицательницы, жрицы в храме Аполлона, Сивилла превращается во владелицу модного салона, гадалку мадам Созострис:
Ясновидящая мадам Созострис
Сильно простужена, однако, несмотря на это
обстоятельство,
В Европе слывет мудрейшей из женщин
С колодою ведьминских карт. Она говорит:
Вот ваша карта — Утопший Моряк-Финикиец
(Вот жемчуг очей его! Вот!),
Вот Белладонна, Владычица Скал,
Примадонна.
Вот Несущий Три Посоха, вот Колесо,
Вот Одноглазый Торговец, а эту карту
Кладу рубашкой, не глядя —
Это его поклажа. Что-то не вижу
Повешенного. Бойтесь смерти от воды.
Вижу я толпы, идущие тихо по кругу…
Благодарю. Увидите миссис Эквитон,
Скажите, гороскоп я сама принесу:
В наше время нужно быть осторожным.
Перевод Андрея Сергеева
Поэма экспериментальна — в ней одним художественным замыслом объединяются разнородные составляющие. Это элементы диалога, кинематографические сцены, ассоциативное сближение разных литературных источников и мифов. Подобный прием был необходим для того, чтобы упорядочить хаотически разрозненные представления о мире современника Элиота. Перед глазами читателя проносится вся мировая история и литература от «Сатирикона» Петрония до индийских «Упанишад» и Нового Завета. Эти два источника легли в основу завершающей части поэмы «Бесплодная земля» «Что сказал гром»:
После факельной пляски на потных лицах
После глухого молчанья в садах
После пыток в пустыне
Воплей и плача
Темницы, дворца и раскатов
Весеннего грома далеко над горами
Тот кто был жив ныне мертв
Мы что были живы теперь умираем
И терпенье кончается
Здесь нет воды лишь камни
Камни и нет воды и в песках дорога
Дорога ведущая в горы
В горы камней в коих нет воды
А была бы вода мы бы встали припали бы к ней?
Но ни встать ни помыслить средь этих камней
Солью пот и ступни в песке
Средь этих камней чуть воды бы
Мертвых гор пересохшая черная пасть
Здесь ни встать ни сесть ни упасть
Даже безмолвия нет в этих горах
Гром без дождя
И одиночества нет в этих горах
Исподлобья красные злобные лица
Смотрят глумливо из жалких лачуг
Была бы вода
А не камни
Пусть камни
Но и вода
И вода
Родничок
Лужица
Хоть бы голос воды
Не цикады
Не посвист иссохшей травы
Журчанье воды по камням
В коих дрозд-отшельник средь сосен
выводит
Кап-кап кап-кап кап-кап-кап
Но нет здесь воды
Кто он третий идущий всегда с тобой?
Посчитаю так нас двое ты да я
Но взгляну вперед по заснеженной дороге
Там он третий движется рядом с тобой
В темном плаще с капюшоном
И не знаю мужчина ли женщина
— Кто ж он бок о бок с тобой?
Что там за звуки с небес
Тихий плач материнский
Что там за орды несутся
По иссохшей безводной равнине
Коей нет ни конца и ни краю
Что за город там над горами
Рассыпается в лиловом небе
Падают башни
Иерусалим Афины Александрия
Вена Лондон
Фантом
И женщина свой распустила узел
И волосы как струны зазвенели
Нетопыри сложив крыла на пузе
Повисли вниз головой на капители
Лилового свеченья полоса
Колокола ударили на башне
Храня свой час вчерашний
И пересохших колодцев
голоса
В этой пустыне меж гор нет жизни
Месяц бессилен и трава поет
Над щебнем надгробий
Пустая часовня, жилище ветра.
Окна зияют, дверь скрипит на ветру
Мертвые кости чар не таят.
Лишь петушок на коньке
Ку-ка-реку ку-ка-реку
Меж молний. Влагой дохнуло.
К дождю.
Ганга обмелел, и обвисшие листья
Ждали дождя, а тучи
Сгущались вдали над Гимавантом.
Джунгли присели в молчанье, как перед
прыжком.
И тогда гром сказал
Перевод Андрея Сергеева
Своеобразным продолжением темы бесплодных исканий становится написанная в 1925 году поэма «Полые люди». Период работы над этим произведением совпал с печальными событиями в жизни Томаса Элиота. Он потерял приносящую регулярный доход работу в банке, в то же время усугубилось его психическое заболевание, и он стал с ещё большим разочарованием относиться к окружающей его действительности. С позиции жанра поэму «Полые люди» многие литературоведы определяют как пятиактную сюиту. Несмотря на её внешнее сходство с верлибром, она более тонко инструментована и основана на чередовании двух- и трехчастных строк. Все главы поэмы композиционно связаны, но при этом имеют смысловую самостоятельность и завершенность. Первая часть построена по принципу античного хорового пения — в ней используется местоимение «мы», которое, впрочем, отчетливо выделяет голос автора на фоне других голосов:
Мы полые люди
Мы набивные люди
Труха в башке,
Как в мешке. Увы!
Наши засушенные голоса,
Если шепчемся,
Безотносительно голосят,
Как ветер в сухой конопле,
Как шаги крысят
По стеклянному бою в погребе где ни капли
Бесформенный контур, бесцветный контур,
Парализация силы и неподвижность жеста;
Кто переправился не отводя глаз
В сопредельное Царство смерти,
Да помянет нас — если он вспомянет нас —
Не как буянов
Но как болванов —
Как набивных болванов.
Перевод Виктора Топорова
Во второй, третьей и четвертой частях поэмы уже довольно трудно определить, от чьего конкретно лица ведется повествование. То ли это Харон — грозный властитель царства мёртвых, то ли сам Элиот, то ли те самые полые люди — главные герои произведения. Но в то же время совершенно ясно, что это квинтэссенция горестных авторских раздумий о конечных судьбах мира и абсолютной утрате духовности современным человеком. Мы видим каменных идолов, царство незрячих, не способных чувствовать и мыслить истуканов. По сравнению с поэмой «Бесплодная земля» настроение безнадежности тут усиливается:
1
Те глаза что и во сне
Страшно встретить — в Царстве смерти
В сонном царстве их не будет:
А останутся одни
На обломках колоннады
Блики солнца всхлипы веток
На ветру и в никуда
Голоса — куда как дальше
И торжественней премного
Чем кончается звезда.
Но не дай внедриться мне
В сонное Царство смерти
Дай нарядиться
Во что-нибудь карнавальное
Крысино-воронье
Вроде огородного пугала,
Как ветер неподневольное,
Не дай внедриться —
Окончательной в сумеречности
Встречи не допусти
2
Край без кровинки
Край колючего
Каменные истукан
Воздвигнутые воспринять
Молитвенность мертвых рук
В мерцаньи кончающейся звезды.
Так ли оно все сплошь
В сопредельном царстве
Бредешь в одиночку
В час когда нас
Бьет нежная дрожь
И алчущие поцелуев уста
Молятся битому камню.
3
Глаза не здесь
Здесь нету глаз
В юдоли кончающихся звезд
В полой юдоли
На свалке потерянных нами царств
В окончательном месте встречи
Мы сбились в кучу
Избегая речей
Возле вспучившегося ручья
Незрячие,
Покуда вещие очи
Вечной звездой не вернутся
Венчальной розой
Сумеречного царства смерти
Но уповать на это — удел
Только пустых людей.
Перевод Виктора Топорова
Пятая, заключительная часть поэмы является более многоплановой и содержит сразу три аллюзии: это имитация христианской литургии, подражание речи Брута из трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» и возможный парафраз стихотворения Поля Валери «Le cimetiere marin». Снова Элиот использует характерный для него приём исторической аналогии — сравнивает эпизоды древней истории со значимыми событиями современности. Тема человека, погрязшего в грехах и бездуховности, по-прежнему остается центральной:
Ах какой колючий плод
Колючий плод колючий плод
Здесь мы водим хоровод
В пять часов утра
Между замыслом
И воплощением
Между порывом
И поступком
Опускается Тень
Яко Твое есть Царство
Между концепцией
И креацией
Между эмоцией
И реакцией
Опускается Тень
Жизнь длинная
Между желанием
И содроганием
Между возможным
И непреложным
Между сущностью
И частностью
Опускается Тень
Яко Твое есть Царство
Яко Твое есть
Жизнь дли
Яко Твое есть Ца
Так вот и кончится мир
Так вот и кончится мир
Так вот и кончится мир
Только не взрывом а вздрогом
Перевод Виктора Топорова
Историю духовных исканий человечества в творчестве Элиота завершает поэма «Пепельная среда». Кстати, в стихах американского классика достаточно часто поднимается тема священных праздников. В данном случае речь идет о первом дне великого католического поста, во время которого совершался торжественный обряд. На лбу прихожан чертили пепельный крест, сопровождая это действие словами: «Из праха ты родился и в прах вернёшься».
У Томаса Элиота эта церемония получает художественное переосмысление — связывается с темой воцерковления и приобщения к вечности.
В первой части поэмы автор, ощущая свою беспомощность, сравнивает себя с дряхлым орлом, который не может сопротивляться общему процессу десакрализации мира. Он уповает только на милость Бога и просит, чтобы тот молился за него и за всех грешников:
Ибо я не надеюсь вернуться
Ибо я
Ибо я не надеюсь
Я иного ищу себе жребия
Устремления те позабыл я
(Что орлу расправлять одряхлевшие крылья?)
Что мне идеи
И власть которым уже не вернуться?
Ибо я не надеюсь вкусить
Боле славы единомгновенной
Ибо не уповаю
Ибо знаю что не узнаю
Власти жалкой и бренной
Ибо ныне
Влаги ключей, что ничто, не испить мне в пустыне
Ибо знаю что время всего лишь время
А место место и только место
Что сущее суще лишь время
И в единственном месте
Наслаждаюсь я вещью простою
Предпочтя отвернуться
От блаженных лика и вести
Ибо я не надеюсь вернуться
Наслаждаюсь и строю нечто
Куда окунуться
О снисхожденьи молю я у Бога
О забвеньи слишком многая мудрости моея
Изъяснял кою я слишком много
Ибо я не надеюсь вернуться
Пусть слова сии обернутся прощеньем
Дабы к содеянному не вернуться
Снисхожденья взыскую у Бога
Ибо не до полета крыльям сим боле
Лишь небо взбивают пустое
Скукожившееся и сухое
Меньше и суше чем воля
Научи нас участью и безучастью
Научи нас покою
Молись за нас грешных ныне и в час наш
последний
Молись за нас ныне и в час наш последний.
Перевод Сергея Степанова
Центральная часть поэмы содержит отсылки к разнообразным эпизодам Библии. Во второй части появляется дева и три белых леопарда — это намек на известный отрывок из пророчества Иезекииля о воскресении иссохших костей. (Леопарды едят тело и кости рассказчика, но это воспринимается автором как благо и путь к возрождению. Кости снова обрастут мясом, и он сможет воскреснуть.)
В третьей части герой осмысливает свою прежнюю жизнь — обернувшись назад, понимает, что совершил немало грехов, но при этом хочет двигаться дальше по пути возрождения.
Главный образ четвёртой части «Пепельной среды» — Дева Мария, идущая по саду. С ней связаны образы тихого ветра и духовной музыки. Это отсылка к пророчеству святого Илии, узнавшего, что бог не в буре и громе, а в тихом дуновении ветра:
О та что шла между лиловым и лиловым
Что шла между зеленым и зеленым
Вся в бело-голубых цветах Марии
Брела и говорила так беспечно,
О вечной скорби зная и не зная
Идя с другими — дева что дала
Поток воды ключам студеным
Прохладу скалам и покой пескам
Вся в голубом, как живокость Марии
Sovegna vos*:
И тут проходят годы, приглушают
Свирели звук и скрипки, возрождают
Ту, что меж долгим сном и пробужденьем идет
В одеждах света вся в одеждах света.
И годы новые проходят, возрождают
Во облаке пресветлых слез, стих новый
Ложится в песнь древнюю. Во искупленье
Времени. Во искупленье
Непонятого высшего виденья
А мимо в сбруе дорогой единороги
Влекут златые траурные дроги.
Под покрывалом бело-голубым
Сестра безмолвия прошла меж тисов
За спиной лесного бога, чья флейта смолкла
И сотворила знаменье не вымолвив ни слова
Но родник стал искриться и вроде бы свистнула
птица
Не спи, время и сон искупи
Знак слова мгновенный, неуслышанный,
неизреченный
Покуда ветер не сорвет тысячелистный шепот с тиса
И после нашего сюда изгнанья
* Помяни (прованс.) (прим. перев.)
Перевод Сергея Степанова
В пятой части поэмы содержится очень важная мысль о силе слова без слова, о слове несказанном, безмолвном. С точки зрения автора, у молчания есть свои преимущества, потому что нередко оно более красноречиво и содержательно, чем любой монолог, произнесенный вслух. В конце «Пепельной среды» лирический герой Элиота обращается к Заступнице с просьбой научить его искусству молчания, и к Богу — с просьбой, чтобы его голос всегда был с ним:
хоть я не надеюсь вернуться
И хоть я
И хоть я не надеюсь
Бредя меж обретеньем и утратой
Переходом где сон лишь витает крылатый
Мглистый сон меж рожденьем и смертью
(Грешен отец мой) хоть я не желаю желать
Море в окне и скала
Паруса улетают в море опять
Несломленные уносят крыла
И утраченное сердце оживает забывая горе
В утраченной сирени и в утраченных голосах моря
И немощный дух восстает
За поникший золотарник и моря утраченный йод
Чтобы вновь раздались
Крик перепелки трепыхание ржанки
взмывающей ввысь
Ослепший взгляд
Сотворяет тени что в воротах слоновой кости
стоят
И вкус соли морской на губах вновь зажжен
От смерти к рожденью сей час протяжен
Пустой перекресток трех снов
Меж синеющих скал
Но когда стихнут голоса сорванные с тиса
Да ответит им тис другой.
Благословенная сестра, мать пресвятая, дух
ручьев и садов
Не дай обмануть нам себя
Научи нас участью и безучастью
Научи нас покою
Даже средь этих скал,
Покой наш — в Его воле
И даже средь этих скал
Сестра, мать
Дух реки и дух моря
Не дай мне отпасть
и да будет мой крик услышан Тобою.
Перевод Сергея Степанова
В своём творчестве Томас Элиот самое пристальное внимание уделяет ритмико-интонационной организации текста. Являясь поклонником поэзии Данте Алигьери и отчасти следуя традициям французских поэтов-символистов, американский модернист разрабатывают свою теорию музыкального текста. Музыка с его точки зрения является одним из ключевых компонентов вселенской гармонии — это способ систематизации представлений о мире и упорядочивания хаоса. Подобная концепция отражается как в его поэмах, так и в малых стихотворениях. Даже в самих названиях произведений чувствуется желание автора уподобить текст музыкальной форме. Таков, например, цикл поэм «Четыре квартета» или мини-цикл «Пять упражнений для беглости пальцев». Здесь музыкальность становится принципом художественного мышления автора. Тексты насыщены многочисленными повторами и сквозными образами, используются также приёмы лексического и синтаксического параллелизма:
Я не рад встрече с мистером Элиотом!
На церковника слишком похож он:
Губы чопорно сжал,
Брови грозно собрал,
А разговор непреложно
Сводит он к Если, Возможно,
Как Будто, Но и Однако.
Я не рад встретить мистера Элиота
С итальянскою шляпой
И с бесхвостой дворнягой,
И в пальто меховом,
И с облезлым котом.
Я не рад встрече с мистером Элиотом!
Перевод Якова Пробштейна
Несмотря на то, что поэзия для Элиота была основным родом деятельности, он проявил себя как разносторонне развитая личность — занимался также литературной критикой, создал несколько работ, в том числе цикл критических статей «Священный лес» и трактат «Назначение поэзии и назначение критики», в которых изложил основные понятия своей философии. Кроме того, Томас Элиот был переводчиком и драматургом. Он оставил после себя перевод с французского языка поэмы «Анабасис» Сен-Жон Перса и две пьесы в стихах — «Убийство в соборе» и «Прием с коктейлями».
«Убийство в соборе» — первый опыт стихотворной драмы в творчестве Элиота. В основе сюжета — убийство сэра Томаса Бэкета в Кентерберийском соборе в период правления Генриха второго. Осмысливая это трагическое событие, Элиот в очередной раз обращается к теме духовного вырождения человечества, от которого отвернулся Бог:
Здесь остановимся, здесь, у собора, здесь обождем.
Опасность ли нас привлекла сюда, безопасностью
ль нас поманили!
Стены собора? Но что за опасность
Нас устрашила бы, разнесчастных кентербериек?
Какая беда,
С нами еще не бывалая? Нет нам опасности в мире,
Нет безопасности в церкви. Догадка о неком деянье,
Нашим очам уготованном во лицезрение, – нашим
стопам
К стенам собора велела. В свидетели мы обреченны.
С тех самых пор, как златой октябрь утонул
в унынии ноября,
Яблоки собраны и окладованы, с тех самых пор,
как земля стала бурыми остроконечными кочками
смерти в просторах болотистой бездны,
С тех самых пор Новый год начал ждать,
шевелиться и ждать, и дышать, и шептать
в темноте.
Труженик скинул заляпанный грязью башмак
и ладони приблизил к огню,
А Новый год начал ждать, и свершения ждет,
исполненья ждет Божия Воля.
Кто же ладони приблизил к огню и воспомнил
святых в День Их Всех?
Праведников воспомнил и мучеников, ибо ждут
Они? Кто к огню
Льнет, отрицая Творца?
Перевод Виктора Топорова
Томас Элиот Умер в Лондоне в возрасте 76 лет. Урна с его прахом захоронена в церкви Святого Михаила и Всех Ангелов в Ист-Кокере, Саут-Сомерсет.
Влияние Элиота на мировую литературу невозможно переоценить. В истории искусств он навсегда останется новатором, создателем оригинальной поэтики, одним из основоположников авангарда. Что касается его деятельности критика, то его статьи, посвящённые актуальным проблемам литературного процесса, во многом определяют дальнейшее развитие новейшего литературоведения.
Изучение творчества Томаса Элиота необходимо для формирования целостного представления об основных закономерностях европейского историко-литературного процесса:
В ловушке-яме тигр взбешен,
Хвостом колотит, как хлыстом,
Почти как я, неистов он,
Когда увижу, как мой враг
Висит на дереве, дурак,
Иль вдруг почую вражью кровь.
Я обнажаю мудрый клык,
С шипеньем высунув язык,
Не ведает юнца любовь
Ни горечи такой, ни страсти.
И в золотом глазу моем
Себя увидевший болван
Поймет, что вправду он чурбан.
В моем кто усомнится счастье?
Перевод Якова Пробштейна
