Елена Лапшина. Всякое дыхание. – М.: Русский Гулливер, 2010
Скачать поэтическую книгу Елены Лапшиной «Всякое дыхание»
Поэзия Лапшиной конкретная, плотная, реалистическая, соотносящаяся возможно с техникой Нонны Слепаковой или Кудимовой, отличается от них мощной энергией неманифистируемой веры. <…> Писать на «христианскую тему» занятие рискованное, потому что для него мало только веры и мастерства, нужна еще необычность взгляда, какое-то нарушение перспективы и спонтанность изложения. У Лапшиной эта спонтанность присутствует – в широком дыхании, в захваченности природой, в распеве. А что касается нарушения геометрии – вместо него заявлены сила, прямота и та самая чистота, которую в Китае еще называли «чэнь» – искренностью, наполняющей деревья, реки, горы, и, если повезет, самого поэта. <…> Поэзия Лапшиной – совершается и в этом, и в чисто изобразительном смыслах. Она полна энергии и чувства дистанции, без которой сама энергия делается бесформенной. Я рад был читать стихотворения и дышать их свежей и сильной атмосферой, на вкус – предгрозовой.
Андрей Тавров, из предисловия
Дольний мир в поэзии Лапшиной увиден сквозь полузапотевшее стекло, словно бы Лапшина, сама того не ведая, взялась оправдать одну из ахматовских установок – зеркалить и двоить образы. Но даже в этом зазеркалье героиня Лапшиной чутко чувствует незыблемость устоев, мерность и постоянность капли, точащей камень дней, как в блоковской «Аптеке». Эта повторность подспудно вызывает в памяти известные слова Экклезиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Тем ярче, однако, оживают, на фоне этой неизменности и мерности извечного, краски погожей осени в деревенской глуши, скрип обозов, птичье квохтанье, запах прелого листа. Образы зримы и полны элегичности.
Елена Луценко, из рецензии в «Независимой газете»
…Как происходит открытие поэта — когда в один прекрасный день чьи-то стихи словно бы «упадают» в твое читательское сознание и становятся частью личной судьбы? Почти всегда это неожиданность, озарение, подарок. Иосиф Бродский вспоминал, как ему открылись стихи Анны Ахматовой. Он был уже знаком и с ней самой, и с ее поэзией, но целокупно, по-настоящему, услышал ее своим внутренним слухом — возвращаясь однажды из Комарово в переполненной пригородной электричке. «Знаете, там все сдавлено, трясется темное окно, в котором отражаются пассажиры, — и тут я… услышал ее стихи. И я все понял. Как пелена с глаз упала».
Нечто похожее — по ощущению — было у меня с поэзий Елены Лапшиной, уроженки подмосковного Фрязино. Ее стихи время от времени оказывались перед глазами (она и пишет всерьез всего-то лет десять), пока однажды я не раскрыл, готовясь к обзору, киевский журнал «Радуга» — как раз на ее подборке. Было это в 2007 году. И вдруг меня всего словно бы осветила ее миниатюра про улитку: «Стреляет день из солнечных баллист / над тишью монастырского придела. / Улитка мерит виноградный лист / прикосновеньем маленького тела. // В янтарной капле на ее спине / таится свет для долгих летних странствий. / И кажется, что раковины нет — / сплошное неэвклидово пространство».
Павел Крючков, из отзыва в журнале «Фома»
Принцип Лапшиной: обозначить детали, назвать то, что вокруг, описать обстановку и спектр — по описанию мы догадаемся: это — любовь. (…) Поиск осмысленности переходит в новую фазу, духовные искания определены восстановленной иерархией мира: искомый адресат лирики — Бог. Адресат земной выступает в качестве проводника, резонатора смыслов и слов, обращенных к небесному; вехи восхождения из мира дольнего в горние сферы совпадают с вехами, узловыми точками развития любовной интриги. (…) Лапшина фиксирует здесь момент, точку, когда на подступах гибель всерьёз. Ощущение конечности мира заостряется всё сильнее, любовь уже не спасает. Человек остается один на один с разломом в собственной душе…
Елена Погорелая, из литературного обзора в журнале «Новый мир»
