Поэт Сергей Скуратовский делится своими впечатлениями от поэтического семинара Союза писателей Москвы, проходившего 4-8 декабря 2019 в парк-отеле “Ершово”
Неделю назад я побывал на семинаре, организованном Союзом писателей Москвы в рамках проекта “Путь в литературу. Продолжение”. Мой семинар, семинар №1, вели Александр Переверзин, Ирина Ермакова и Элина Сухова. Сейчас сижу в состоянии культурного шока, похожего на похмелье, подбиваю записи и жалею о том, что все закончилось так быстро. Ниже – мои конспектики о творчестве собратьев. Собратья разъехались, конспектики остались. Грустно.
Анна Маркина
Стихи Анны Маркиной предлагают читателю особенное пространство, одновременно наполненное обыденностью и неожиданностью, причем грань между тем и другим старается быть как можно более незаметной. Жить в таком тексте, погружаясь в нарочито или случайно неловкий синтаксис, отчетливую филологичность и иногда шокирующую метафорику – сложно. Впрочем, никто не обещал, что будет легко.
Автор настойчиво удерживает читателя в позиции внимательного, вдумчивого наблюдателя, сочувственно кивающего, но не более. Возникает ощущение, что текст не пускает в себя, прячась за вычурностью словесных конструкций и выражая яркие переживания отстраненными инфинитивами “Приблизиться. Быть рядом”. Да, именно так: лирический герой Анны легко наблюдает, слушает, пересказывает, думает, делает, много чего умеет или не умеет, но при этом чувства и переживания словно просачиваются, ускользают из фокуса внимания, маскируясь в символах и метафорах. “Луна не понимает сути люстры”. Возможно, вставая на эту позицию, автор осознанно претендует на философичность. Или же сам не хочет встречаться с чувствами своего лирического героя. Или не хочет, чтобы читатель с ними встречался – так или иначе, я не вправе отвечать на этот очень личный вопрос самостоятельно, равно как и требовать ответа от автора.
Евгения Джен Баранова
Наверно, основные свойства поэтического мира Евгении Джен Барановой – прозрачность и соразмерность. И в форме, и в содержании ощущается легкость текста, наверняка несоразмерная работе автора.
Пространство, которое организовывает внутри своего текста Джен, таинственно и внушительно, оно заявляет о себе во весь голос, заставляя к прислушиваться. Такая суггестия, возможно, обусловлена тем, что во многих стихах автора присутствует легкая, привлекательная обложка, обещающая поверхностному читателю комфортные, “ненапрягающие” грезы. Но маска сваливается, и обнажается ясный и четкий экзистенциальный конфликт. Добро пожаловать в реальность, что называется.
В большинстве своем четкие метафоры, иногда промахивающиеся мимо целостного образа (“…годовых на коленку примерить колец”, “…кто чеканит морщинок кудрявый ожог?”) сочетаются в тексте с простотой разговорной речи и выверенными концовками. Иногда такое сочетание просто потрясает, создавая ясный и плотный образ.
Кольцевая прячет выход.
Даже голос недвижим.
По болоту бродит лихо,
кормит ветер облепихой.
Разговариваю с ним.
~~~
На рукавице вымышленной руки
вышит кентавр, зяблики, мотыльки,
вышито всё, что словом нельзя сберечь:
воздух, земля, дыхание, речка-речь.
Я так любуюсь вышивкой, так боюсь
сердце добавить к призрачному шитью,
что отпускаю – рыбкой пускай плывёт,
маленький Данте околоплодных вод.
Кажется, что к таким языковым находкам автора привела любовь к экспериментам и провокациям, которые можно увидеть, например, у Александра Кабанова. Однако, как я упоминал ранее, не все эксперименты заканчиваются удачно. Иногда автор застревает в метафоре, жертвуя при этом естественностью высказывания, иногда образ “проскальзывает” мимо. Возможно, это стоит рассматривать как точки роста.
Всеволод Федотов
Творчество Всеволода Федотова обладает явной претензией на философичность и, свойственную философичности плотность и стойкость высказывания. Кажется, что автор старается руководствоваться этими критериями, подчиняет им нарочитую простоту содержания и минималистичность формы. И с точки зрения техники достигая, по-моему, весьма высокого результата.
Однако, как мне кажется, ощущение плотности и стойкости все-таки теряется в стихах Всеволода, скорее всего из-за максималистских формулировок, в которых не остается места для мнения читателя (“Рано или поздно жители России…”) или же из-за явно читаемой склонности к рефлексивным манифестам, которые внезапно выбиваются из-под, казалось бы, беспристрастной позиции автора.
Чужой на этом празднике жизни.
Чужой на этом празднике.
Чужой. На этом всё.
В итоге зафиксированные посредством верлибров достаточно очевидные мысли оставляют подвешенным вопрос: а зачем? Тем не менее, опираясь на то техническое качество и ясность, с которыми написаны стихи, хочется воодушевить автора на дальнейшую работу и творчество.
Данила Иванов
Поэтическое пространство Данилы Иванова многословно и музыкально. Плавная текучая строфика, стремление автора к четким и эффектным концовкам, относительная простота слога помогают восприятию даже в случае большого размера текста. Очевидно, автор заботится о читателе, ведя его от одной мизансцены к другой.
Кажется, первая и вторая части подборки написаны в разное время. Читая вторую часть подборки, возникло ощущение некоей менторской философичности, причем философичности максималистской, лишенной полутонов. Мне, как читателю, в таких стихах сразу стало тесно. Например: (“С тех пор, как понял я, что я – ничто…”, “я книжник, а в душе моей – гопарь”…) Метафоры и образы, раньше определенно четкие (“Елабуги бузинное затишье”, “Азия была в сердце его, на губах — Европа”,”А женщину то приносило, то забирало ветром”), становятся расплывчатыми и наивными: “Пилигрим, затерявшийся в сонме арок”. Откуда-то возникают наборы неоправданных абстракций и тривиальных выводов.
…сколько прошедший, столько и простоявший
в попытке привлечь Силу на свою сторону
в мастерство превративший непостоянство
обретший союзника – чёрно-белого ворона.
~~~
Я человек а, в сущности, амёба.
~~~
Слепым абсурдом
Наполнена смешная жизнь моя.
~~~
Сказать, что мне не нравится – увольте.
А ремесло – горошинка на торте
Услада и обманщик бытия.
Автор экспериментирует с жанром, создав “Ютуб-поэму”, неудачную, на мой взгляд. Тем не менее, я уверен, что такие попытки продиктованы стремлением вырваться из привычной поэтики, сменить точку входа в текст, посоревноваться со своей же погруженностью, или, как говорят экзистенциалисты, “заброшенностью” в поэтическое пространство, на данный момент исчерпавшее себя. Как внимательный и сочувствующий читатель, я благодарен Даниле за это стремление к совершенству оптики стиха.
Данила Ноздряков
Поэтическое пространство Данилы Ноздрякова для меня выглядит очень противоречиво – угловатость, надломленность, сухость подачи – практически диктовка – и яркие энергичные, очень близкие образы, прекрасно подковыривающие детские воспоминания, подшлифованные ностальгией. Превосходная поэтическая макросъемка. При этом кажется, что лирический герой одновременно погружен в действие, но и странным образом исключен из него, будто фотограф, который все время находится в гуще событий, но при этом никогда не попадает в собственный кадр, а если это и случается, то случайно.
артём спрыгнул на ишеевскую горку
с девятого этажа
я смотрю в зеркало маминой спальне
на свою рыжую бороду
Однако при любой макросъемке автор стоит перед риском сделать такое фото, на котором привычные предметы будут неузнаваемы.
Поэтому читая некоторые тексты Данилы, я не уверен, то ли я поймал и поймал ли я вообще что-то. Я знаю, вижу, чувствую, что в стихотворение вживлены или вкручены образы, помещены согласно какому-то творческому закону. И я, как читатель, стою перед задачей этот закон постичь
Определенная очередь образов вмешиваются друг в друга, распределяются по пространству стихотворения, проникают в меня. Я откликаюсь навстречу одному образу, другому, третьему:
обратите внимание
сейчас вы увидите многочисленные вещи
взмывающие в небо
пенал с динозаврами
загорелый портфель
перешитый из старой сумки
вторая обувь
в пакете с вырезками из журналов мод
а не в каком-то холщовом мешке
хорошо хоть
куртку разрешили взять
предупреждать надо
Организуется определенная последовательность. Дальше ракурс меняется.
что эвакуация по случаю
вывели на стадион
покажут шоу
взрывающейся школы
и летящих (моих) вещей
Дальше:
пять тысяч рублей
синяя надпись
на красном
отпустили раньше с уроков
мама в белой шубе
ноябрь
магазин на железнодорожной
путешествие на белом пегасе
эритроциты
красные кровяные тельца
по сторонам
Образы сталкиваются, смешиваются, путаются. Я не понимаю, что происходит, происходит ли какое-то действие, или я уже в голове у автора.
Тем не менее, мне, наверно, понятен общий, если можно так сказать, стратегический замысел автора: посредством точных, ярких, обладающих психотерапевтической мощью образов организовать объемное, живое пространство, в котором читатель будет иметь возможность выстроить свой умозрительный хронотоп. На мой взгляд, попытки реализации данного замысла имеют все шансы быть успешными.
Полина Леонова
При чтении подборки стихов Полины Леоновой возникает неоднозначное ощущение. Остроумные находки типа “неврозик махонький, неврастения-деточка” , “от опыта обид знобит”, “никаких ангелов, архибелизна” (даже “усталые псы тают на асфальте” – вчера вечером мне было непонятно, сегодня утром стало все понятно) соседствуют с неудачными, на мой взгляд, формулировками: “переворачиваю гравитацию твоего временного жилища”, “страстно на ночь греть стеклянные губы”.
Иногда кажется, что повествование кадрируется, разваливается на несогласованные элементы, каждый из которых по отдельности имеет полное право на существование.
В молодости бабушка проснулась,
её муж – нет.
Она рассказывала
о его холоде,
о её страхе,
поселившемся и во мне.
Эти строчки выглядят совершенно самостоятельно, но они – часть большого текста, кажется, собранного совершенно случайно.
То же самое можно найти и в других стихотворениях: рассогласованная картинка, относительно четкие, но непонятно чем оправданные образы, ясная последовательность событий срывается в поток сознания, а оттуда – в абстрактный вывод.
Возможно, такая стратегия – попытка напитать читателя образами в надежде на то, что в результате у него окажется некая содержательная сумма, которая выкристаллизируется в переживание. Я не знаю, осознанная ли это позиция автора, творческие эксперименты ли, погрешности техники, либо моя усталость. Но когда я читал подборку, я ощущал себя потерявшимся.
В завершение стоит отметить: образы автора несут в себе определенную творческую, убеждающую силу. Они стремятся быть четкими, острыми. Эта тенденция воодушевляет.
Лета Югай
Первое ощущение при чтении текстов Леты Югай – падение в кроличью нору. Я хочу туда погружаться, там очень интересно, там загадочно, волшебно и все это реально. Автор сближает читателя с чем-то гораздо большим, чем собственный эгоцентризм. Создаётся ощущение, что пресловутый культурный код в этих стихах можно пощупать.
Автор настойчиво доносит до меня идею, учит меня тому, что жизнь единорога прямо пропорциональна вере в него, что процесс переживания горя по умершей жене соразмерен с процессом переживания развода с мужем. В стихотворении “Дерево вырастает как город” меня так же настойчиво обучают приему аллитерации.
Очень зримые, четкие, точные образы, которые провоцирует мои реакции, практически манипулируют ими.
Тропа состоит из:
– пот плит треснувших, трость –
– сотрясенье, паденье в пропасть –
Мхи состоят из:
– мычания динозавров –
– хихиканья застывающей магмы–
Грот состоит из:
– горя –
– радости –
– отдохновения –
– смерти (Θάνατος)
Отличная суггестивная дидактика. Автор-преподаватель буквально превращается в текст. Кажется, что меня приглашают открыться, довериться и чувственным образам, и провокативному построению текстов, которое имеет мало общего с традиционными формами, при этом любой текст имеет устойчивую, если не настойчивую, внутреннюю структуру – и при всем при этом автор диктует мне стихотворение, скрываясь за учебником, из-за угла.
Лишь в одном месте автор выглядывает, и я слышу:
Прошлое обступает, как лес, и страшно в нём оставаться…
не оставляйте меня здесь одну
Наталья Малыш
Есть такое понятие в психологии, как детская логика. Она основана на ясных, видимых, очевидных для ребенка связях вещей между собой. Используй такую логику взрослый – его тут же сочли бы наивным, ткнув носом в то, как мир сложен и глубок. Наталье Малыш в своем поэтическом пространстве удается сочетать детскую логику с “нехилым” философским дискурсом.
Плыть ему не нужно, ночью всё равно
Ничего не видно и везде темно,
Если не ложиться и в ночи грести,
Можно заблудиться и сойти с пути.
Потому все спите, взрослые, далее дети,
Спите все на свете, дети, далее взрослые,
А с утра, при свете, сможете долететь
Даже до луны, и закрыть все свои вопросы.
Автор как бы провоцирует читателя, побуждая постоянно спрашивать: «Для кого это написано?», «Она что, за дурака меня принимает?» Эти вопросы могут негативно отражаться на образ автора, но, тем не менее, провокация работает, шалость удалась.
На фоне этого классного полудетского философизма некоторые огрехи техники стихосложения (неточные рифмы, стилистические недоработки) смотрятся неловко. Возможно, дальнейшая работа автора была бы целесообразна именно с технической точки зрения.
Маргарита Голубева
Творчество Маргариты Голубевой откликается в сопоставлении с классическими формами поэтической речи, при этом погружая в околодантевское пространство, играющее полутонами, сумерками, светотенью в стиле Микеланджело. Знакомые места, в них хочется гулять дальше.
Когда я читаю подборку, у меня создается ощущение, что автор на знакомом языке пытается донести до меня иной смысл мне известной реальности.
В моём аду котлы немыты
и наказания забыты,
и демоны упразднены.
Там Пасха. Апогей весны
~~~
На время перемен приходится
рожденья год,
за поколением ровесников
пришёл аборт
Нейтрально-абстрактные, классические зачины, которые сопровождаются дежа вю, внезапно поворачиваются какой-то тыльной своей стороной, на которую я не готов был посмотреть. Это рождает интересное переживание, вырывает из знакомого ритма. Среди неудачных приемов – злоупотребление абстракциями (“век отступил и окончил тетрадь”), которое приводит к смазанности образов в общие места.
Елена Погорелая
Елена Погорелая, сотворяя свой поэтический мир из стройных, выверенных, практически филигранных текстов, безусловно заботится о читателе, провожает его по дорогам своего царства. Длящиеся образы, засасывающие в себя, перетекающие из одного ракурса в другой, включают иногда очень кардинальные повороты угла зрения.
При этом в подборке наблюдается общая тенденция: в каждом стихотворении лирический герой пытается выстроить тесные, интимные отношения со временем. Читателю предлагается то намекаемая перспектива:
Что зимой с тобой случится,
oh my sweet and summer child?
то позиция всеведущего свидетеля, наблюдающего ускоренную перемотку чьих-то жизней:
В соседнем доме окна жёлты.
В соседнем доме новый год.
А ты иди сквозь ночь, как шёл ты –
как жизнь пришла, как смерть пройдёт
то эффектная ретроспектива:
Тебе было восемь, а мне – полтора.
Над городом красный закат догорал,
фарфор дребезжал в облупившейся горке,
по парку бежали веселые горки,
и в полночь сходились играть в чехарду
игрушки в покинутом детском саду
Прошлое приходит в настоящее в виде призраков или в виде фольклорных персонажей: эта нужда во временных перемещениях для меня очень явственно звучит в том числе и потому, что эта тема мне очень близка. Такая потребность существует для того, чтобы быть разрешенной, удовлетворенной, прожитой.
Но вот этот вопрос – к чему путешествует лирический герой или автор, к чему все эти путешествия во времени – я опять не имею права задавать, равно как и автор имеет право на него не отвечать.
Евгения Ульянкина
В стихах Евгении Ульянкиной встречаются яркие образы – “прозрачный снег как битое стекло”, “фонарь чахоточный покашливает светом”, “парад отзывчивых чудес”. Высказывания четкие и ясные, иногда своей тонкой точностью – очень убедительные (“смерть нащупала на севере прошлогодний птичий след”).
Но при этом всем богатстве кажется, что эти образы не всегда выстраиваются в единую картинку, превращаются в поток сознания, который не всегда откликается читателю, особенно не готовому погружаться в свое подсознание. Ассоциативный ряд может завораживать, привлекать некоторой близостью автора и читателя, но постоянно смотреть в калейдоскоп, даже если вы с автором составляли узор вместе, рано или поздно надоедает.
не для нас та лилия цвела
памятный завязывала узел
жгучие рубашечки плела
В этом случае образы теряют свою яркость, мешая друг другу. Учитывая значительный творческий потенциал поэтики, выбранной автором, уместно порекомендовать обращать внимание на сочетания образов, наличие между ними «воздуха» и присутствие внутренней динамики текста, чтобы происходящее в нем не выглядело как натюрморт.
