Искусствовед Дарья Тоцкая о тайной стороне Виктора Гюго: монархист, визионер, график
Писатель, чье имя мы все неправильно произносим. Как его описал Луначарский, радикальный либерал, которого стоит уважать хотя бы за силу негодования. Как говорил ему лично Делакруа, если бы тот стал художником, то затмил бы всех живописцев современности. Речь, конечно же, о Викторе Гюго (на самом деле – ВиктОр, да еще Юго: проще всего объяснить по аналогии Hugo → Humanité → «Юманите»).
У его рисунков – своя собственная, удивительная судьба, но для начала воскресим в памяти основные этапы жизненного пути великого писателя. Родился Виктор Мари Гюго в 1802 году во французском городке Безансон в семье генерала наполеоновской армии и дочери судовладельца, питавшей, судя по всему, особое пристрастие к генералам, потому что причиной распада семьи скоро стал другой генерал, Лагори. Виктор, младший ребенок, остался с матерью. До этого печального для ребенка события жизнь мальчика проходила в путешествиях из-за разъездов отца: острова Корсика и Эльба, Мадрид и Марсель. Впрочем, семья всегда возвращалась в Париж.
Понятно, как действовали на воображение Гюго подобные странствия. Он рано обратился к творческим занятиям: в 15 лет Гюго получает почётный отзыв на конкурсе Академии за стихотворение «Преимущества обучения» («Les avantages des études»), а в 17 – две премии на конкурсе «Цветочные игры» («Jeux Floraux») за поэму «Верденские девы» и оду «На восстановление статуи Генриха IV». Молодой поэт, придерживающийся монархических взглядов, становится редактором литературного приложения к католическому журналу «Консерватор» («Le Conservateur»). Сил Гюго, вынужденного вдобавок к редакторскому труду изображать многоголосый хор «авторов», хватило на 3 года. В октябре 1822 он женится на Адель Фуше, спустя год – публикует свой первый роман «Ган Исландец». Литературным событием автор «Исландца» пока еще не стал, зато получил тотальный разбор полетов от критиков. Кроме того, роман привел Виктора в библиотеку Арсенала, где тогда уже витали близкие его духу идеи, которые сегодня принято называть романтизмом.
Дальше Гюго пишет оду в честь отца, выпускает сборник поэм в поддержку Греческой войны за независимость и ратует за отмену смертной казни. Он публикует новые романы, в его семье часто случаются прибавления (он станет отцом пятерых детей), но не стоит доверять поверхностному впечатлению – Гюго сложно назвать добропорядочным семьянином. Хотя Виктор формально и не разводился с женой, он в течение 50 лет находил нечто недостающее в объятьях актрисы Жюльетты Друэ.
Как и Гете перед эпохальным «Фаустом», Гюго тоже берет у писательской судьбы отпуск перед тем, как опубликовать «Отверженных» и «Человека, который смеется». Как и Гете с его «Страданиями…», Гюго уже имеет за плечами значительное произведение – «Собор Парижской Богоматери». Сначала он проявляет себя как драматург, в 1845 году увлекается политикой настолько, что становится пэром, а после с головой уходит в… графику.
В период с 1848 по 1851 писатель создает около 4 000 рисунков. Львиная доля – пейзажные зарисовки, но встречаются свободные анималистические наброски, например коней и петухов. В меньшей степени Гюго интересуют человеческие фигуры. Часто он пытается рисовать, не глядя на лист и работая левой рукой, а еще творит в ходе спиритических сеансов. Писал он преимущественно тушью по тонированному кофе листу, иногда использовал сажу, некоторые исследователи считают, что добавлял в рисунки кровь.
За рубежом его графику изучают отдельно, например, в 1998 году вышла книга с репродукциями «Тени руки». Встречаются и довольно резкие оценки его изобразительного наследия: Филип Хук в своей работе «Завтрак у Sotheby’s.: Мир искусства от А до Я» пишет: «Столь посредственный художник, как Виктор Гюго, был извлечен из мрака забвения, ибо экспериментировал с кляксами». Далее Хук нелестно отзывается об абстракционизме как об «искусстве удачи», намекая на случайность потеков краски – и при этом совершенно забывает, что направление-то потеков и пропорции пятен как раз задает художник.
Такой резкий переход с Гюго на современное искусство в трудах исследователей вполне объясним. Многие современные графики рисуют левой рукой, чтобы получить нервную и «неуверенную» линию. Многие используют кляксы и потеки, чтобы, опять же, уйти от реалистичного способа изображения натуры «в лоб». Искусство современности вообще словно передает метафорический лавровый венок почетного «запечатлевателя видимой реальности» фотографии и видео и преспокойно отправляется куда-то вглубь бессознательного за новыми сюжетами и формами. Нет больше надобности в парадных портретах, вывешиваемых в просторных холлах для впечатлительных гостей и потомков. Больше не требуется скрупулезно писать пейзаж, открывающийся в это время года из окна, ведь все это теперь может сделать камера телефона, которым владеет каждый. Каждый может запечатлевать, и для этого не нужно больше быть художником. Это вовсе не значит, что портрет и пейзаж исчезнут как жанры, но какие-то изменения они точно будут претерпевать.
Именно с этой позиции рисунки Виктора Гюго – любопытный материал для изучения. Что он ищет, что пытается передать, что вообще изображает? Наверное, какого-то своего визионерско-внутреннего, почти лавкрафтовского осьминога, застывшего в клубящейся дымке неизведанного, с прихотливо изогнутыми щупальцами на краю внутренней бездны; или как дождь (потеково-случайный) приближается из-за холмов и парус лодки уже развернуло в предчувствии бури.
Может быть, благодаря всем этим погружениям в графические чащобы подсознания Виктор Гюго еще создаст два из трех своих самых значимых романов. А многие его рисунки, эти атмосферные эксперименты на листах с кофе, сегодня хранятся в Лувре.
