Подборка Сергея Пагына была подготовлена еще до того, что сегодня требуют называть «военной операцией». И тогда она звучала для меня по-другому — более камерно, с акцентом на бытовых и природных подробностях, в которых лирический герой высматривает божественное («Из дольнего и вышнего —/ лишь миска на крыльце/ с черешней недозрелою/ и ветка со скворцом»). Жизнь среди подчеркнуто-маленьких вещей, описанная со смирением и любовью, считывалась мною как частное противостояние смерти. Именно за эту интонацию я полюбила стихи Сергея. Но в новой реальности, в которой мы все проснулись, подборка с первого стихотворения прочитывается иначе: «Ну, что ж — смотри, смотри же в пустоту./ Не отводи от тех прямого взгляда,/ кто, плотную изведав темноту,/ теперь стал частью воздуха и сада». Нет, это не про частное. Это разговор про то, как самое прекрасное в мире всегда охвачено седым ужасом смерти: «Здесь листья медленные кружат,/ и совмещаются порой/ кустарника седого ужас/ и ветки сломанной покой”. Наверное, это признак настоящей поэзии — звучать актуально в любом контексте. 
Анна Маркина

 

Сергей Пагын родился в 1969 году в Молдове, в городе Единцы. Окончил филфак Бельцкого пединститута. С 2000 года – главный редактор регионального издания «Норд-инфо». Автор пяти книг стихов. Дипломант Международного поэтического конкурса имени Н.С.Гумилёва «Заблудившийся трамвай» (2010). Лауреат премии «Молодой Петербург» (2011). Победитель Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира» в номинации «Неоставленная страна» (Бельгия, 2012/2013). Член Ассоциации русских писателей Республики Молдова.

 


Сергей Пагын // Свет придорожных трав

 

Поэт Сергей Пагын // Формаслов
Поэт Сергей Пагын // “Формаслов”

***

Ну, что ж — смотри, смотри же в пустоту.
Не отводи от тех прямого взгляда,
кто, плотную изведав темноту,
теперь стал частью воздуха и сада.

И все слова исчерпаны до дна.
Встаёт трава, молчит под нею глина.

О, как прозрачна эта тишина,
как эта тишина невыносима.

 

В перелеске

Здесь листья медленные кружат,
и совмещаются порой
кустарника седого ужас
и ветки сломанной покой.

Что видит тёрн под небом низким,
что снится мёртвому суку?

До запредельного так близко,
а прикоснуться не могу.

 

Картина

Яблоко подмёрзшее на окне,
пряди в поле снежные за окном —
вот и всё…
И хватит, чтоб в тишине
в пустоте возник одинокий дом.

Во дворе бочонок гнилой без дна
и петух, клюющий из миски жмых.
Вот давно не крашенная стена,
дверь в чешуйках выгнутых голубых,

и седая женщина у стола,
тяжело вздыхая, лущит фасоль.
Вот к жилищу мягко подходит мгла,
и в уставшем сердце стихает боль.

И вода яснеет в недолгом сне —
он легко в пространстве плывёт ночном…

А всего-то — яблоко на окне,
поле поседевшее за окном.

 

***

…А жизнь срезает лишнее,
особенно в конце.
Из дольнего и вышнего —
лишь миска на крыльце

с черешней недозрелою
и ветка со скворцом,
и в листьях небо серое
и пугало с лицом.

Оно глядит, бессовестно
скривив в ухмылке рот…
Скворцам уже не боязно,
а мне — наоборот.

 

***

Окно и стул…
А человек как не был.
Наверно, просто тихо вышел в небо
или во двор, пустынный и сквозной, —
забитые почистить водостоки
иль узкие межзвёздные протоки,
земною занесённые листвой.

Окно и стул,
стоящий здесь от века.
И можно бы домыслить человека —
лицо, фигуру тёмную его,
и ожиданье воссоздать несложно.
И кажется, что всё ещё возможно…
Но невозможно больше ничего.

 

***

Говорят, безрадостность — это грех,
вроде богохульства и воровства…
У забора мальчик нашёл орех,
пахнут рощей сложенные дрова,

и лоснится воздух, как груши бок,
и вода озёрная золотей,
и вмещает сливовицы глоток
лёгкий жар всех прожитых сентябрей.

И такое небо, что, Боже мой,
век ходить в нём мысленно и во сне!
Но души хватает лишь на покой
в тонкокожей медленной тишине.

Но души хватает лишь на печаль,
и смотрю я долго, её познав,
на щепотку птиц, ожививших даль,
на грошовый свет придорожных трав.

 

***

Земная смерть, растущая из трав,
из мёрзлой глины, из воды грунтовой.
Но снег кружится, власть её поправ,
кружится снег — безумствующий, новый.

Прекрасный снег… Сливаются в одно
вся жизнь и смерть,
и всё теперь иное.
И страшно мне… Лишь светится окно —
дрожащее,
последнее,
родное.

 

Редактор Анна Маркина – поэт, прозаик. Родилась в 1989г., живет в Москве. Окончила Литературный институт им. Горького. Публикации стихов и прозы – в «Дружбе Народов», «Prosodia», «Юности», «Зинзивере», «Слове/Word», «Белом Вороне», «Авроре», «Кольце А», «Южном Сиянии», журнале «Плавучий мост», «Независимой Газете», «Литературной газете» и др. Эссеистика и критика выходили в журналах «Лиterraтура» и «Дети Ра». Автор книги стихов «Кисточка из пони» (2016г.) и повести для детей и взрослых «Сиррекот, или Зефировая Гора» (2019г.). Финалист Григорьевской премии, Волошинского конкурса, премии Независимой Газеты «Нонконформизм», лауреат конкурса им. Бродского, премий «Провинция у моря», «Северная Земля», «Живая вода» и др. Стихи переведены на греческий и сербский языки. Член арт-группы #белкавкедах.