Театральный критик Нина Дунаева о премьере спектакля “Циники” по роману Анатолия Мариенгофа на сцене театра “Et Cetera”
Сколько бы раз я не убеждалась в том, что не стоит идти смотреть спектакль по горячо любимому литературному произведению и ждать чуда, жажда увидеть материальное воплощение текста на сцене сильнее меня. И я сломя голову лечу на премьеру. На этот раз случился спектакль “Циники” по роману Анатолия Мариенгофа в постановке Полины Золотовицкой на сцене театра Et Cetera.
«”Циники” Мариенгофа – это роман о любви в переломное время» – гласит аннотация к спектаклю на сайте театра. И именно то, что любви в постановке не произошло, простить ей никак нельзя. Вероятно, по контрасту. Ведь эта самая любовь формально случилась еще до начала спектакля, а затем бесследно исчезла.
Это действительно отличная находка постановщика: зрителя в зал не пускают до третьего звонка, а когда он входит, на сцене уже происходит некое действие. Часть декораций оформлена в виде стеклянной витрины, за которой ищущий свое место в зале зритель боковым зрением наблюдает Владимира и мертвую Ольгу. (Хочется верить, что зритель у нас начитанный и, конечно, понимает, что это и есть главные герои.) Владимир чистит, расправляет одежду Ольги, гладит Ольгу по волосам, поправляет позу ее рук… И есть в этом такая нежность, любовь, боль и драма, что да, это прекрасно.
Впрочем, прекрасна еще и инсценировка Полины Бабушкиной. Автор инсценировки была очень точна, максимально близка к первоисточнику, в отличие от, например, Валерия Тодоровского и Дмитрия Месхиева, написавших по роману киносценарий. Тодоровский снял по нему в 1991 году одноименный фильм “Циники”.
В версии Месхиева и Тодоровского было такое большое количество отсебятины, что к роману Мариенгофа фильм имеет еще меньше отношения, чем спектакль, о котором я сегодня рассказываю.
Спектакль же оставил противоречивые чувства. Разбивая впечатления на составляющие, находишь сплошные плюсы. Мне понравился выбор актеров: чуть не от мира сего, отстраненный наблюдатель Владимир в исполнении Евгения Шевченко, блистательная, стильная Ольга (Елизавета Рыжих), брутальный Сергей (Иван Косичкин) и простоватый Докучаев в исполнении Александра Жоголя. Актеры отлично справляются со своими ролями, во всяком случае все, что они делают, складывается в общую картину, а значит, исполнение соответствует задачам, поставленным перед актерами режиссером.
Художник Ксения Сорокина удачно и лаконично решает сценографию и костюмы в трех цветах – белом, красном и черном. Она не стремится одеть героев в одежду начала прошлого века, а делает символичную стилизацию. Современная искусственная лаковая кожа отлично подходит чекисту двадцатых годов, а малиновый пиджак на Докучаеве отсылает нас не столько к НЭПу, сколько к бизнесменам из лихих 90-тых.
Однако, сколько все эти плюсы про себя не проговаривай, они отталкиваются друг от друга и разлетаются в разные стороны, оставляя после себя лишь ощущение пустоты. А дело, видимо, в том, что я совершенно иначе, чем режиссер, понимаю, в чем состоял цинизм героев. В романе Мариенгофа, построенном на контрасте сводок новостей всей страны и быта героев, цинизм заключается, как мне кажется, вовсе не в том, что последние позволяли себе есть икру в то время, как в стране был страшный голод. И даже не в том, что Ольга при живом муже позволяла себе иметь любовников, не особенно это скрывая. Давайте вспомним, в какие годы происходят события, а они происходят с 1918 по 1924 год. В стране революция, одним из ее последствий, наряду со сломом многих стереотипов, становится раскрепощение и в сексуальной сфере жизни. Принимаются абсурдные документы, какие как, например, “Декрет об отмене частного владения женщинами”. Брики вон живут одной семьей с Маяковским, и никого это не смущает. Нет, первый и главный цинизм героев Мариенгофа состоит в том, что на фоне хаоса и смерти они продолжают жить и чувствовать. Они продолжают любить и страдать, и их волнуют не столько вши и испорченная канализация, сколько то, во что верить и ради чего существовать.
В постановке Полины Золотовицкой Ольга случилась не роковой женщиной, которую любили до полусмерти все три героя, а дешевкой, которая спала то с одним, то с другим героем ради лучшей жизни. Ольга, которая у Мариенгофа сильнее всех своих мужчин вместе взятых. Недаром после попытки самоубийства она говорит: “Стрелялась, как баба!” Ольга приспосабливается, выживает, тянет на себе сначала Владимира, потом и покалеченного Сергея. Последнему она не простит именно ареста Докучаева. Потому как по-своему любит каждого из троих. И в ответе за всех, кого приручила… Ольга не насмешница над любовью Владимира, она его судьба. Или карма. Тут уж как посмотреть.
Исходя из действия спектакля вообще было не очень понятно, чего это Ольга решила застрелиться. Устала быть куском мяса? Наскучило прыгать по койкам? Как-то смазано прошла ее депрессия. Я, как зритель, ее и вовсе не заметила. Стукнула бабе очередная блажь: то пьяной вишни хотела, а теперь умереть.
Из-за упрощения внутренней философии и мотивации героев в спектакле не отразилась и поэзия Мариенгофа. Ведь “Циники” есть поэзия в прозе в каждой строчке романа и в каждой его букве. Роман, который Иосиф Бродский считал одним из самых новаторских произведений литературы 20-го века, из гимна любви, существующей вопреки всему на свете, превратился в бульварную историю о неверной жене.
