Евгения Басова (печатается также под псевдонимом Илга Понорницкая). Родилась в Красноярске. По профессии журналист, редактор, преподаватель, дизайнер-верстальщик. Жила в Черниговской области, в Сибири, в Чувашии, Москве и Магадане. Окончила факультет журналистики МГУ им. Ломоносова. Была социальным педагогом, лаборанткой в литейном цехе, художником-оформителем в детском центре, санитаркой в отделении для новорожденных, руководителем литературной студии для подростков. Позже работала в различных региональных СМИ, писала репортажи из больниц и скорой помощи, из заводских цехов, Домов ребёнка и Домов инвалидов, из полиции и так далее. Была редактором заводской многотиражной газеты, отраслевой республиканской газеты в Чувашии, дизайнером в полиграфии.
Книги выходили в издательствах «Самокат», «КомпасГид», «Речь», «Детское время» и других. Лауреат Всероссийского конкурса на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» (2018), Премии имени Маршака (2016), имени Корнея Чуковского (2020) и других.
.
Евгения Басова // Красавец бурундук
.
На улицах в городе продавали кедровые шишки, и когда Ира после уроков хотела купить одну, маленький раскосый человечек спросил у неё:
— А хочешь бурундука?
— Какого? — растерялась Ира.
И у человечка вдруг откуда-то появился в руках самодельный ящик чуть больше мышеловки. И решётка с одного бока была как у мышеловки.
За решеткой в потемках блестели глазки, мордочка тыкалась в жесткие прутья, носик просовывался между ними — Ира дотронулась до носика пальцем, и зверёк тут же оказался в темном углу, но все равно он был совсем рядом! Ира отдала деньги, которые были на шишку, и другие деньги, которые у неё были — мама говорит, у ребёнка должны быть деньги, это формирует самостоятельность — и коробка с бурундуком оказалась её. Человечек только сказал: «Не раскрывай, пока домой не придёшь — выскочит!»
Бурундука внутри было не разглядеть, но Ире и не надо было видеть его, чтобы чувствовать себя счастливой. Она знала, что в окрестных лесах водятся бурундуки и что они красивые, рыже-чёрные, полосатые — и у неё был теперь один такой, её собственный! Она будет его кормить… Ой, надо было все же купить кедровую шишку! Ира-то сама обойдётся, а бурундуки, как все знают, любят орешки! Но денег уже не было. Может быть, человек даст ей для бурундука хотя бы совсем маленькую или не целую шишку? Или немножко орешков? Она кинулась обратно в сторону школы, но человечка и след простыл.
«Ладно, — подумала Ира, — дома дам ему хлеба или крупы…» — и только теперь поняла, что с бурундуком страшно идти домой. Мама уже давным-давно ей сказала, что не потерпит никаких зверушек. «Достаточно того, что у нас мыши есть! — объявила она. — И вот теперь ещё у нас бабушка!»
Ира жила в двухэтажном доме на тихой улице с высокими деревьями. В доме и правда водились мыши. По вечерам в тишине иногда слышались тихие звуки — это мыши грызли старое дерево, из которого был сделан дом, прогрызали за стенкой себе ходы. А иногда где-то рядом пел невидимый сверчок. Мама говорила, что это страшилище — хуже мышей. Хотя мышей мама боялась, казалось, больше всего на свете. Когда папа приезжал с вахты и в доме собирались родительские друзья, мама любила рассказывать одну и ту же историю — как она собиралась взять из шкафа кофточку…
— Я знаю, где что у меня лежит, — чуть хвастаясь, начинала мама, мол, она аккуратистка, не чета некоторым, например, Ире. — И вот не глядя нащупываю, а сама вот с ней говорю — и кивала на дочь. — Кофточка у меня со шнуровкой, и я ее за шнурок вытягиваю наружу, и тут вдруг… У меня в руках — мышь, а я ее за хвост… Так и держу — за хвост! Уж я орала тогда!
Ира не помнила, как мама вытащила мышь из шкафа за хвост и что было дальше, но мама рассказывала про мышь много раз, и Ире казалось, что и она это помнит. Она только пыталась уточнить:
— А мышь? Что стало с мышью?
И мама досадливо поворачивалась к ней — негоже встревать в разговор взрослых.
— Да что стало с ней… Удрала.
Считалось, что папа на севере зарабатывает деньги на новый дом. Точней, на квартиру где-нибудь высоко над землей в одной из бессчетных многоэтажек. Мама говорила, что в новом доме у Иры будет своя комната. Должно быть, у бабушки тоже будет своя комната, а пока бабушка и днём, и ночью лежала на диване, и незаправленную постель было видно сразу же, как только отопрёшь двери. Это потому, что дверь в маленький коридорчик бабушка велела держать открытой, иначе ей было душно. А открывать окно бабушка, наоборот, не велела — иначе на диване ей было холодно.
Диван был центром дома, по нему Ира любила когда-то прыгать, хотя это было и нельзя; на диване сидели и шумели гости, когда папа приезжал с вахты. И теперь бабушка, занявшая диван, тоже была центром дома. Постель с дивана не убиралась: бабушка с неё поднимется ненадолго, пройдётся до общей кухни и, если кого встретит, всем говорит, что ей уже пора снова ложиться, потому что она больна.
Бабушка часто рассказывала, как себя чувствует, даже если не спрашивать у неё. И получалось, что центром дома была болезнь. Ира думала: должно быть, мама так хочет поскорей переехать в новый дом, потому что там будет много комнат — пусть и небольших. Бабушка сможет лежать в какой-то дальней комнате, спрятавшись от всех — и тогда болезнь тоже не будет на виду, она не будет самой главной в доме.
Ира даже представляла, что в новом доме мама согласится держать кошку. Может, она позабудет, что Ира вышла из доверия. Когда-то мама разрешила забрать кошку, появившуюся в общем коридоре. Ира упросила. Кошка могла бы ловить мышей! Правда, мама сказала: «Кошки сейчас не ловят мышей! Сейчас и мышей-то нет. Разве что в таких развалинах, как у нас!» Но всё же позволила забрать кошку в комнату. Только сказала Ире: «С условием, чтобы меня не касалось! Чтобы совсем не касалось!» Ира тут же поняла её, тут же пообещала: «Я буду, буду за ней убирать!»
И правда она убирала за кошкой сколько-то раз, та всё не могла понять, для чего ей купили лоток. Она была глупой. Но что поделаешь! Ира согласна была и на глупую кошку, лишь бы у неё кошка была! Мама повторяла что ни день, до чего им досталась глупое создание. Как им не повезло. А однажды Ира долго играла на улице. Был тёплый вечер, и дети из окрестных домов не расходились, пока в небе не зажглись звезды, хотя понятно, что всем завтра в школу. Но все же играли, а не она одна! Когда наконец-то Ира пришла домой, мама уже давно вернулась с работы. И теперь она стояла у раковины. В большой квартире у всех в коридорчиках были раковины, а туалет был один на всех и кухня тоже одна. Мама спросила у Иры:
— Что это?
Ира не сразу поняла её и не сразу почуяла запах — в раковине была какая-то темная кашица. А догадавшись, что это было, она сразу сказала:
— Я сейчас всё уберу!
Но мама ответила ей:
— Уже убрала!
И стала кричать:
— Я не могу больше, я не могу так жить!
Подхватила кошку с пола, сунула ее в руки Ире и так с кошкой вытолкнула дочь в коридор:
— Неси, откуда взяла!
А куда было нести? Ира взяла кошку здесь, в коридоре.
Какое-то время кошка и оставалась в нем. Иногда она приходила к их с мамой двери мяукать, но быстро поняла, что ее не возьмут назад. Ира тоже поняла, что нипочём не уговорит маму. Мама сказала ей, что она вышла из доверия, и Ира, встречая кошку, как мама говорила ей:
— Ты у меня вышла из доверия. Ты сама виновата.
Вскоре кошка переместилась из длинного коридора на лестницу — её не впускали теперь в квартиру. А после она и из подъезда исчезла, но Ира, идя по ступенькам, ещё долго озиралась — не притаилась ли на площадке серая кошка. Ире очень не хотелось её видеть. Она не знала, что многим людям бывает неприятно видеть животных, которых они предали, да и не только животных. И что у кого-то из людей в памяти могут продолжать жить те, с кем они поступили плохо, при том, что человек может и не догадываться до времени, что носит обиженных им с собой. Ира утешала себя тем, что она была бессильна уговорить маму — та не хотела прощать их с кошкой.
Ира вертела в памяти тот майский вечер и так, и эдак. Однажды ей пришло в голову, что мама к ее возвращению уже давным-давно была дома. Она приходит с работы, когда светло. И она не стала убирать в раковине, она решила дождаться дочери. И не стала звать её с улицы. Хотя, может, и видела её, когда шла с остановки через двор. Мама хотела, чтоб Ира сама помнила о своём обещании убирать за кошкой, без напоминаний. Можно ли всегда помнить о том, что ты должна что-то сделать? Всю жизнь помнить? Так, наверное, не бывает. Рано и поздно Ира нарушила бы обещание! А мама только и ждала случая выбросить кошку. Это бы случилось если не в тот вечер, то позже. А значит… Значит, не стоило приводить кошку в комнату. Она могла подумать, что теперь станет домашней. И получилось — её обманули. Кошка-то хоть глупой была, а всё равно — кошка. Первая Ирина кошка. А больше кошек не будет. Мама теперь говорит: «У нас же лежит бабушка».
Бабушка была папина мама, в город её забрали недавно. Всю свою долгую жизнь бабушка провела в деревне среди лесов — густейшая чаща начиналась через дорогу от дома. Ира не любила бывать в деревне. За дорогой было полным-полно зверей, и любопытство тянуло её туда, но бабушка говорила ей: «Смотри, не бегай далеко. Волки задерут — то-то мать рыдать будет!»
По бабушке видно было, что ей самой всё равно, съедят Иру волки или нет. Бабушка была неулыбчивой, ходила она, сколько Ира помнила, в тёмной одежде, и дома в деревне тоже были тёмными, все как один из почерневшего старого дерева. Какие люди могли в них жить? Конечно, такие же хмурые, как бабушка! Наверняка, они тоже любили рассказывать всем подряд, как они себя чувствуют, где у них колет и как им сегодня дышится — хотя как может дышаться в сосновом лесу! Но бабушка давно хотела, чтобы её позвали жить в город. Ира помнит, как папа говорил маме: «Ты должна предложить! Она хочет, чтобы ты ей предложила!», а мама отвечала: «Хочешь, забирай к нам. Но почему я должна её звать, если я не хочу?»
Ира не знала, позвала мама в конце концов бабушку или нет, да и не всё ли равно, если бабушка водрузилась на диване в единственной их комнате, и теперь, если долго слушать её или сидеть тихо, пока она спит, то тебе начинало казаться, что ты снова очутилась в деревне и, если отойдёшь от дома хотя бы немного, тебя задерут волки. Хотя на самом деле их с мамой и папой дом стоял на шумной городской улице. Он был покрашен голубой краской, а во дворе были качели. Внутри, за тонкими стенками, всегда надрывался чей-нибудь телевизор. По вечерам соседи кричали друг на друга и спорили о непонятном, хотя все слова были слышны, либо громко смеялись. А если выйдешь в коридор, то кто угодно мог у тебя спросить, как дела.
И про коробку с бурундуком, конечно, спросили бы: «А кто там внутри? А мама с папой тебе разрешат? У вас же теперь бабушка!»
Ира поднималась на свой второй этаж и думала: «Только бы никого не было в коридоре! И пусть бабушка спит! Хоть бы она спала! Или пускай гуляет, могла же она как раз сейчас выйти в кухню!» Тогда можно будет бурундука в домике поставить у себя в уголке, спрятать за учебниками.
Бабушка и впрямь возвращалась из кухни. Она медленно шла посередине коридора в сторону комнаты. Ира шмыгнула вдоль стены, обогнав бабушку, побежала к своей двери. Бабушка за спиной говорила ей что-то недовольно.
Но вот Ира уже в комнате, и коробка с бурундуком задвигается в дальний угол у неё под кроватью. Так надёжнее, чем за учебниками… Ире кажется, что она спасена. Пусть бабушка теперь ворчит сколько угодно. Она-то думала, что внучка поможет ей дойти до двери, подставит плечо, а внучка плечиком-то вперёд и протиснулась, ноги-то у неё молодые… Пусть! Пусть!
Бурундук почти до ночи просидел тихо, наверно, был очень испуган. Ира успела сделать уроки, и полила цветы, и по бабушкиному распоряжению вытерла воду на подоконниках, и подмела пол, а после и мама пришла. Все ужинали — Ира с мамой на кухне, а бабушке принесли кашу в комнату на подносе. И только когда легли, Ира вспомнила о бурундуке. Точнее, он сам напомнил о себе, и мама сказала:
— Мыши сегодня как будто совсем рядом.
А потом добавила:
— Ничего, вот въедем в новый дом…
Какое-то время было тихо, только под Ириной кроватью бурундук пытался выбраться из своей тюрьмы. Ира растерянно думала: «А ведь его надо кормить. Но чем? И мама же увидит, что у меня бурундук, если я стану кормить его!»
— Нет, я не могу так! — вдруг вскрикнула мама. — Когда это кончится?
А Ира-то думала, что она уже спит! Что все спят… Стало страшно, как будто мама сердилась на неё. А ведь вина-то была и в самом деле её. Ира лежала, накрывшись с головой, слушая под кроватью бурундука. Так продолжалось долго. Мама больше не подавала голоса. Должно быть, все же заснула. Ира в потёмках заползла под кровать и открыла коробку. Пусть бурундук бежит куда хочет. Ира уже понимала, что ей нельзя держать бурундука. Так пусть никто и не узнает, что она покупала его… Пусть его не будет здесь, в комнате. Он убежит к мышам, станет жить с ними в норах, прогрызенных в старом дереве, за какой-нибудь из тонких стенок. По тайным мышиным ходам он сможет выйти к соседям по квартире, в кухню, проберётся на первый этаж и даже выбежит на улицу… Да куда захочет!
Сразу же стало спокойно. Будто бурундука и не было.
Ире не верилось, что ни мама, ни бабушка не узнают, как она потратила выданные ей на неделю деньги. Но они, кажется, и не узнали. Было жаль, что она так и не рассмотрела зверька, и она утешала себя, что бурундуков всегда можно увидеть на картинке! Или на видео в интернете… Прошла неделя и ещё несколько дней. Ждали папу. Теперь уже мама велела Ире подметать всюду и протирать пыль. Сама она собиралась затеять стирку. Было до невозможности скучно. Бабушкин диван мама хотела застелить новой постелью. Но бабушка жаловалась, что как раз сейчас просто необычайно плохо себя чувствует — и не хотела вставать.
— Завтра, — пообещала она, — мне станет получше, и уж тогда мы с Иркой сами поменяем мою постель. Да, Ирка?
Ире стало совсем тоскливо. Лучше бы постелями занималась мама! И прямо сейчас, потому что завтра она работает. Но если начать спорить, взрослые станут кричать, что ты лентяйка и не понимаешь, что мама устаёт на работе, а бабушка болеет.
Назавтра, когда Ира пришла из школы, ей показалось, что бабушка на неё смотрит хитро. «Ждёт, что сейчас заставит меня что-нибудь делать, радуется», — подумала Ира.
И верно, пришлось поливать на подоконнике цветы. Воды, как всегда, оказалось больше, чем требовалось — Ира лила щедро, и вода переливалась через края горшков, не успевая впитаться, а та, что уходила в землю, сразу же переполняла блюдца. Конечно, сейчас бабушка прикажет составлять цветы на пол и мыть подоконник. А заодно и все блюдца нести в раковину. Их не мыли уже давно, они все в земле… И после, конечно, надо будет протереть пол возле окна…
Ира приоткрыла окно и стала плескать ладонью воду с подоконника вниз. Осторожно вытащила блюдце из-под одного горшка, из-под другого, вылила воду на улицу. Хорошо, что никто не видит. Бабушка у нее за спиной говорила:
— Что ты там колдуешь?
И неожиданно просила:
— Пусть, пусть побудет открыто окно! Как хорошо дышится! — как будто не сама запрещала его открывать.
Ира взялась за бабушкину постель. Бабушка по такому случаю пересела на её кровать. Ира с трудом стягивала с одеяла пододеяльник, он сам собой выворачивался наизнанку. И вдруг… Из пододеяльника на диван, на пол, даже на окно — всюду посыпались огрызки хлеба, крупа, какой-то замусоленный огурец, куски яблока — и чего здесь только не было!
— Во как! — воскликнула бабушка за её спиной. — Я как чуяла! Кто-то шевелится рядом, шебуршится… Маму-то твою как напугали бы! Она говорит — мыши всюду, а я думала: может, чудится мне. Нервически-то я страдаю. Ты же знаешь, я в поликлинике была, так мне там велели таблетки пропить и к ним повторно прийти, а кто меня сопроводит, Мишу ждать надо…
Миша был Ирин отец. Бабушка по обычаю намекала, что мама не хочет отпроситься с работы, чтобы свозить её в поликлинику, а Ира мала. Ира знала: бабушка ждёт, что она в ответ возразит: «Нет, бабушка, что ты! Я взрослая и могу сходить с тобой!» И надо немного потерпеть: не дождавшись от неё таких слов, бабушка рано или поздно замолчит.
Из пододеяльника продолжало сыпаться, и наконец выпал довольно крупный, тяжёлый комок. Тут же он подпрыгнул на постели и метнулся с неё на пол. Ира не успела понять, что произошло, она вскрикнула, и бабушка рядом ахнула, а зверёк был уже на окне… Нет, нет, его уже в комнате не было! Они с бабушкой, стоя рядом, глядели, как он бежал внизу по газону. Бабушка толкнула её в бок:
— Беги за ним! Пропадёт!
Растерянная, Ира пошла к дверям. Бабушка уже кричала:
— Беги, кому сказано, шевелись!
В секунду она неожиданно пересекла комнату и оказалась у вешалки, схватила папину лёгкую куртку и сунула Ире в руки — вот этим лови, чтобы не покусал!
Ира сбежала по лестнице и обогнула дом. Бабушка кричала из окна тонким пронзительным голосом:
— На дереве он сидит, на дереве!
И охала:
— Хорошо, на дерево забрался, а не на дорогу пошёл! Да лови же его ты на дереве!
Дерево было молодое, тонкое, недавно посаженное. Прохожий человек, увидев Иру и бурундука, стал трясти дерево, бурундук спрыгнул — тут его и накрыли папиной курткой. Человек стал спрашивать что-то у Иры, но бабушка так яростно махала ей из окна, что Ира с бурундуком кинулась домой. На лестнице она думала: «Может, отпустить его? Пусть бы жил у нас возле дома! А теперь что начнётся…»
Бурундука водрузили на его прежнее место — в домик, похожий на мышеловку. Бабушка принялась выяснять, что за человек продал его Ире и откуда у неё деньги были, велела не обманывать и всё больше злилась, кричала, что она не-ври-чески больной человек.
Ира знала, что бабушка больной человек, и ей бы не пришло в голову, что она захочет выйти на улицу. Но за разговором бабушка, отдуваясь, натягивала спортивный костюм, тот, что ей купили папа и мама, когда только привезли в город, и требовала, чтобы Ира ей застегнула липучки на кроссовках и чтоб одевалась сама.
— Выпустим, -— говорила бабушка. — В лес поедем и выпустим. Надо в лесу ему жить, а то ведь пропадёт. Помнить потом будешь, что загубила бурундука. Меня не станет, а ты помнить будешь его, такого…
«Я уже загубила кого-то!» — чуть не сказала Ира. Ей вспомнилась серая кошка в подъезде. Ира-то думала, как хорошо, что кошки не стало. А, выходит, помнится ей кошка. И ничего не сделаешь, не скажешь себе: «Это мне только кажется, что я помню!» Бабушка же говорит: помнить будешь, что загубила. Значит, так и бывает… Так есть…
Они вышли из дома и долго ехали на автобусе до конечки. Бурундук громко скрёбся в своём домике и просовывал нос между прутьев решётки. Бабушка увещевала его: «Подожди, скоро будешь на воле!»
От остановки вела длинная дорога наверх, в лес и к лесным горам. Ира помнила, как в выходные, в тёплые дни, люди тянулись по ней с рюкзаками, с котелками, с ведёрками, с рыболовными снастями, со свёрнутыми палатками — и казалось, всех там в лесу ждёт что-то особенное, чудесное. И тебя тоже ждёт — и хотелось бежать вперёд, оставив позади маму и папу, обгоняя всех на пути. А сейчас стоял серый день и готовился дождь, и они с бабушкой были одни на дороге. Бабушка хваталась за Ирино плечо, останавливалась, еле слышно говорила: «Сейчас продышусь».
Ира всё сильнее осознавала, что бабушка и вправду больна. Настолько больна, что может умереть — прямо здесь, на дороге у леса. Что тогда делать? Дома Ире не приходило в голову, что бабушка может умереть. Как же спокойно, оказывается, было дома! А значит, надо скорее вернуться домой! Ира предложила выпустить бурундука тут же у дороги. Вокруг уже был густой перелесок. Но бабушка отвечала: «Поймали разок и снова поймают!» — и, отдуваясь, тянула внучку наверх по дороге. Ира не понимала, долго ли ещё она собралась идти. Неужто до той поляны возле ручья, куда она еле добралась когда-то с родителями? Или до тех нереально далёких гор, где взрослые сфотографировались без неё.
Но бабушка скоро сдалась. Бурундука выпустили в низкие сосенки у края дороги — и он тут же исчез среди колючих веток, был и не стало. Ира оставила под деревцем дом, похожий на мышеловку, раскрытый настежь — вдруг он кому-то понадобится? Какому-нибудь зверьку или птице. Ей-то он точно уже не нужен. А мама увидит в доме — станет расспрашивать, что это и откуда. Так и о бурундуке станет известно. И о том, что дочка не умеет отвечать за себя и правильно расходовать деньги. Хотя… хотя не всё ли равно, тут же подумала Ира. Бабушка скорее всего расскажет маме, как обнаружила бурундука. Он же делал запасы у неё в пододеяльнике! И с чего только Ира взяла, что бабушка станет молчать? Отдышится как следует — и всё выложит. Как бурундук устроил кладовку в постели. И как ей, больной-пребольной, пришлось ехать с внучкой за город. Она ведь говорила, что даже в поликлинику сама не может сходить. А бурундука отвезти — сразу смогла, пожалуйста!
Бабушка шла и повторяла, как будто в утешение Ире:
— Не будешь теперь думать по то, что загубила его. Не будет на душе камня…
Ира слушала её и удивлялась: а у бабушки что — есть на душе камень? Ей не приходило в голову об этом спросить, ни она сама, ни мама ни разу не говорили с бабушкой про её долгую жизнь. Бабушка совсем не похожа была на человека, которого хочешь о чём-то спрашивать и который тебе станет про всё рассказывать. Но теперь Ира думала, что, возможно, у бабушки в детстве, или ещё когда-нибудь, тоже была серая кошка, которую она вспоминает теперь. Или у неё когда-то был бурундук. Бабушка жила в деревне у леса — там много бурундуков!
Когда они приехали обратно домой, мама ещё не вернулась с работы. Ира успела собрать с пола разбросанные огрызки, всюду подмести, загрузить стиральную машину и застелить чистым бельём бабушкину постель. Бабушка так и не рассказала маме о бурундуке.
Через месяц бабушки не стало. Папа вернулся домой в неурочное время, а потом сказал, что больше не поедет на вахту. Мама испугалась, что они не переселятся в новый дом. Но они всё-таки переехали. В доме была только их кухня и только их коридор, и ванная, и у Иры теперь была своя комната. Папа спросил, не хочет ли Ира завести питомца. Например, котёнка. Ира быстро сказала:
— Нет.
Папа удивился:
— Обычно девочкам хочется завести котёнка. К тому же, питомцы помогают хозяевам стать ответственнее…
Ира испугалась, что папа поступит, как сам решил, и почти крикнула:
— Нет, я не хочу питомца!
И мама тогда громко сглотнула и сказала:
— Знаешь, ту серую кошку забрала тётя Маша из второго подъезда. И, говорит, целый месяц учила ходить в лоток. Вот так — кто-то из них раньше понимает, а кто-то позже…
Папа недоуменно спросил:
— Какую кошку она забрала?
Он был на вахте, когда серая недолго жила у них в доме, и после ему о ней не рассказали.
Ира не могла понять, верить маме или не верить. Тётя Маша кормила окрестных котов, а кого-то из них и впрямь забрала домой. Она жаловалась, что нельзя приютить сразу всех. По двое они кое-как уживались в её комнате, ещё кого-то принимали соседи, кого-то родня увозила в деревню… А кто-то продолжал жить в подвале старого дома. Или пропадал без следа. Но серая кошка была красивой, и, может, ей и впрямь повезло. А может, и нет — просто Ире с мамой обеим помнилась серая кошка.
.
