Виктория Лебедева — мастер психологической прозы, тонкий стилист, любящий мир и людей. В своем рассказе она заглядывает в наше ближайшее будущее, которое уже, возможно, и наступило. Возможно, наступило не у нас, но и у нас тоже может наступить. Рады ли мы будем этому будущему? Я не знаю. Мне бы не хотелось попасть в мир, который описывает Вика, но, видимо, этот рассказ и написан для того, чтобы мы могли понять, кто мы, что мы любим и к чему стремимся. Главный герой рассказа — четырнадцатилетний мальчик, и он выбирает свой гендер из семи возможных. Так ли это нужно ему, если он давно всё для себя решил?
Вячеслав Харченко
Виктория Лебедева — писатель, литературный редактор. Автор книг для взрослых и детей. Дипломант премии «Рукопись года» в номинации «сюжет» за сборник «В ролях» (2012, Редакция Елены Шубиной). Лауреат Международного конкурса им. Сергея Михалкова на лучшее литературное произведение для подростков (2018). В 2022 году заняла второе место в конкурсе «Кора-стих» в номинации «поэма», с поэмой «Мама, мама»). Публиковалась в «толстых» литературных журналах. С 2004 по 2019 год была координатором ежегодных семинаров Союза писателей Москвы, несколько лет заведовала отделом прозы журнала «Октябрь». Журнальная версия романа «Без труб и барабанов» в 2017 году вошла в длинный список национальной литературной премии «Большая книга».
Виктория Лебедева // Пойдем погуляем
1
Луис видел, как Нина выезжает из ворот. Каждый раз, когда занимались офлайн, он нарочно ждал этого момента, спрятавшись за своей калиткой. А немного отпустив Нину, ехал следом, не приближаясь. Он бы не мог приблизиться, даже если бы захотел, — Нину в школу всегда возил старший брат. Приходилось изрядно разогнаться, чтобы не потерять их из виду. Брат это самый носился как ненормальный.
Но сегодня Нина была одна. Выкатилась на дорогу на маленьком розовом «тянитолкайчике», совсем детском, и теперь тащилась еле-еле, километров, может, двести в час. Видно, на «тянитолкайчике» стояла блокировка. Можно было не спешить, а ехать спокойно и любоваться, как растрепанный хвост светлых волос бьется на ветру, словно хочет вырваться из-под шлема. Только именно сегодня спокойно ехать никак не получалось.
Новый «тянитолкайчик» — это было не просто так. Наверняка Нине подарили его на день рождения. Вчера. Вчера у Нины был день рождения. Ей исполнилось четырнадцать. А это могло значить только одно — остается ровно неделя до того момента, как она обязана будет выбрать и официально зарегистрировать свой гендер. Раз и навсегда. Закон насчет гендера был ужасно строгий. Тех, кто опаздывал с выбором, штрафовали, а кто выбор саботировал — того и посадить могли.
Луис отлично помнил, как сам выбирал гендер три месяца назад. Ему же весь мозг чуть не съели! Он давно и точно для себя решил, что он — мужчина. Без вариантов. Но маме-то разве объяснишь? Она же осторожная как не знаю кто! Лишь бы чего не вышло, и везде соломки подстелить, по периметру. Утром только завтракать сядешь, а она давай пилить: «Бери смешанный, бери смешанный… Мало ли что в жизни может случиться!» Сестру она, кстати, так и уломала.
Луис маме объяснял: сама-то записана женщиной, и нормально. И чего? А она такая давай рассказывать свое любимое про «совсем другие времена были», и что дети современные заелись и сами своего счастья не понимают и какие они теперь свободные. Папа, как всегда, молчал, он вообще только о работе думает, а маму боится. Свобо-о-одные… Ну ага, свободные! Особенно от бабушки! Как приедет, первый вопрос и Луису, и сестре: «У тебя уже есть девочка или мальчик?» Ну что за манера вечно лезть в личную жизнь?!
Парни из их группы тоже издевались. Как обычно: а может, ты агендер вообще? И Луис тогда говорил: ага, точно, отстаньте. И смотрел на Нину.
Она сидела впереди, в соседнем ряду, и с его места видно было немного щеку, тоненькую мочку с тремя маленькими сережками-шурупчиками, и как Нина машинально поправляет выбившиеся из хвоста волосы, закладывая их за ухо. А когда Нина приходила на офлайн в белой облегающей майке, он смотрел, как движутся ее острые лопатки и думал: будто бы у ангела маленькие крылья нарождаются. Иной раз так засматривался, что забывал про урок.
В общем, маму он не послушал и прямо ночью, как только исполнилось четырнадцать лет, пошел на портал и записался мужчиной. Мама утром ужасно ругалась. А зато вечером папа потихоньку от мамы в темном коридоре пожал ему руку и еще потом, уже стоя в дверях родительской спальни, обернулся и показал знак «виктори».
Теперь пришло время определяться Нине. Луис ждал этого дня — и очень боялся. А если она выберет… Она же всегда с этой своей Алией, не-разлей-вода-подружкой. Вдруг это не просто дружба? И тогда, если она… Он же тогда не будет иметь права даже на концерт ее позвать или там на обед! Он к ней тогда близко подойти не сможет!
От этих мыслей было ужас как тоскливо. Он ехал, не разгоняясь, всего двести километров в час, детская скорость, Нина ехала впереди, не зная, что он едет следом, на ней была короткая курточка, и высокие шнурованные «гоблины» почти до колена, и шорты… Другие парни в их группе считали, что Нина не очень красивая. Ну и слава богу. Придурки. Много они понимают!
До школы оставалось минут пять езды, максимум семь. А если она уже выбрала? Войдет в класс, девчонки, конечно, кинутся расспрашивать, а она такая… Луис тряхнул головой — и едва не вылетел на грузовую полосу, потому что его «тянитолкая» довольно опасно повело. Скорее бы уже узнать… Или нет. Наоборот. Лучше бы не знать вовсе. Вдруг она… И потом выберет эту свою Алию… Или, того хуже, Майку — это было бы вообще…
Родители считали, что у них-то еще ничего ситуация — выбирать надо всего из семи гендеров. А в некоторых других странах есть где по триста. А если бы Луиса спросили, ему что триста, что семь — никакой разницы не было. А просто хотелось однажды набраться смелости, подойти к Нине в день офлайна и сказать: «Пойдем сегодня вечером погуляем?» И чтобы она улыбнулась вот так, как она в тот раз на литературе улыбалась, и сказала бы: «Пойдем!»
Он вспомнил, как Нина смеется. На той неделе проходили устаревшие слова по литературе, и как они применялись в книгах для детей шестьдесят лет тому назад; преподаватель спросил, знает ли кто-нибудь, что значит слово «задавака». Никто, понятное дело, не знал. Учитель прочел кусочек какого-то старого рассказа и спросил, ясно ли значение из контекста. Половина закивали, половина молчали. Он стал объяснять — это такой человек, который считает себя выше и лучше других… И тогда Майка встряла с места, ей же всегда больше всех нужно. Встряла и спрашивает: «Это как шовинист, да?» Ну тут все и грохнули хором, и Нина тоже. А учитель, глазом не моргнув, объяснил Майке разницу. Им над учениками смеяться нельзя — мигом жалоба в департамент, и уволят.
Нина скрылась за поворотом, и вот уже сам Луис въехал на школьную стоянку. Мест практически не было. И только — ура! — около Нининого розового «тянитолкайчика» оставался просвет. Как раз хватало, чтобы и Луису припарковаться.
Он проводил взглядом Нину, взбегающую по ступенькам. Это правда, что она оглянулась и посмотрела на него сквозь стеклянную дверь? Да нет, показалось, наверное.
Луис вкатил своего «тянитолкая» в просвет и убрал руль и педали. «Тянитолкаи» (официально — «дзэн-го»1) род свой вели из Японии и поначалу стоили кучу денег, но теперь стали самым ходовым летним городским транспортом, вытеснив и квадрики, и мопеды, и мотоциклы, и даже частично машины, — потому что умение ездить в обе стороны решило если не проблему вечных пробок, то проблему парковки на маленьких пространствах уж точно. Вырулить на «тянитолкае» можно было куда и откуда угодно. Если убрать оба руля, «дзэн-го» немного напоминали улиток, свернувшихся в своих домиках.
Луис осмотрелся. «Улитки» стояли рядами в ожидании хозяев, перемежаясь редкими старинными самокатами и скутерами, — всё больше черные, но были и розовые, и красные, и бирюзовые, и даже один совершенно прозрачный, так что каждая гайка под корпусом просматривалась (этот был Майкин, разумеется, у нее всегда всё по последней моде). Луис поозирался, не видит ли кто, и осторожно дотронулся до седла Нининого «тянитолкая». Оно было еще теплое. А может, не еще, а уже — просто нагрелось на солнце.
Сердце у Луиса почему-то заходило быстро-быстро, как будто он только что бежал стометровку на спортподготовке и обогнал самого́ Громова. Наверное, было бы сегодня легче, если бы уроки были онлайн. Он бы мог смотреть в Нинино окошко сколько угодно и видеть не одно только ухо, но и глаза, и рот, и нос, и вообще… и никто бы ничего не понял. Если бы, конечно, учитель запретил отключать видео и прятаться за аватарками, — но это редко кто запрещал. Только физик и злобная старорежимная горгона по менталитету ХХ–XXI веков.
Он поднялся в кабинет и пошел на свое место, стараясь смотреть строго себе под ноги и больше никуда. Привет! — Привет! — Привет!
Проходя мимо Нининого стола, он краем глаза увидел длинный шнурованный темно-зеленый «гоблин», плотно облегающий ногу, и пружинящую мшистую подошву, — и к своему ужасу почувствовал, как краснеет.
К счастью, в этот момент заиграла спасительная соната № 14 до-диез минор — и дала старт первому уроку.
2
Он не знал, как высидел все эти восемь часов и не убился об стену (бабушкино выражение, тоже устаревшее, почти как «задавака», — и очень точное).
Нина постоянно перешептывалась с этой своей Алией. Они хихикали и, такое ощущение, косились за спину. Иногда Луису начинало казаться, что косятся — прямо на него, и что шепчутся тоже о нем… Но это бред, конечно. Так не бывает!
Преподавателей он не слушал, хотя, кажется, весь превратился в одно большое, пульсирующее от напряжения и горящее от стыда ухо. Ему надо было знать сегодня только одно: какой гендер выбрала Нина?
Из класса он выходил последним, нарочно долго возился со всеми своими электронками, сворачивал и разворачивал планшетку, перекладывал из кармана в карман… сегодня ему не хотелось ни с кем говорить. В верхнем кармане куртки, у самого сердца, лежала (и, похоже, уже начинала подтаивать) маленькая сибирская шоколадка ручной работы, с настоящими кедровыми орехами. Он принес ее Нине в подарок и не представлял, как ее отдать… К тому же девочки за шоколадку вообще прибить могут, там больше пятисот калорий на сто граммов…
Он вышел на парковку. Вокруг того места, где стояли «тянитолкаи» — его и Нинин — собралась довольно большая компания, и все бурно что-то обсуждали.
— Вот, смотрите! Не едет! — говорила Нина и, кажется, едва не плакала. — Да что с ним такое?!
Слышались разные предположения.
— Мозги слетели! — говорили одни.
— Блокировку скорости проглючило! — говорили другие.
Но нет. Всё вроде включалось. Рули и педали спокойно выходили с обеих сторон, «тянитолкай» заводился, ворчал и дрожал — и никуда не ехал.
— Ну-ка, Луис, давай, свой попробуй! — крикнул кто-то из парней.
— Зачем? — растерялся Луис.
— Так стоит же рядом!
— А, ну да… — Луис логики так и не понял, но вынул из кармана магнитный ключ, запустил мотор.
Руль вылез без проблем. Педали выдвинулись. Получается, теперь надо было уезжать? Иначе как-то глупо… Луис вздохнул, оседлал своего «тянитолкая», зажмурился, нажал на газ и… не сдвинулся с места. Совсем. «Тянитолкай» ворчал, дрожал — и никуда не ехал.
Со всех сторон послышались многозначительные смешки и шепот. Даже кто-то гаденько присвистнул — хотя за такой свист вообще-то штрафовали.
— Мне кажется, это судьба! — отчеканил высокий насмешливый голос.
Алия? А ведь правда, Алия…
— Что вы ржете, идиоты! — с досадой сказала Нина.
Щеки у нее сделались ярко розовые — и это очень-очень шло к ее светлым волосам. Луис только подумал об этом, как почувствовал, что и его щеки сделались горячими, вот черт!
Со ступенек уже сбега́л охранник Ксений Алексеевич и кричал про «больше трех не собираться» и «сейчас полицию позову, будете тогда знать!» Поэтому нехотя все начали расползаться, попрыгали на свои «тянитолкаи» и уехали — даже Алия. И за пару минут на парковке остались трое: Луис, Нина и Ксений Алексеевич.
— Что у вас тут? — спросил он подозрительно. — Эвакуатор звать?
— Не надо, спасибо! — выпалила Нина. — Нормально всё.
Луис стоял как сурикат и только глазами хлопал.
Ксений Алексеевич, посчитав свою миссию выполненной, удалился кряхтя, и они остались вдвоем. Вообще вдвоем! (Младшие на другом конце парковки не в счет.) Сердце у Луиса бухало так, что, наверное, за воротами слышали. Пульс отдавался в ушах.
Он поднял глаза на Нину. Та смотрела прямо на него — и улыбалась.
— Пойдем сегодня вечером погуляем? — спросила она весело.
Что-о-о?! ПОГУЛЯЕМ?!
Сказать Луис ничего не смог, а только невнятно кивнул. Сначала Нине в ответ, а потом — на «тянитолкаи», напоминая, что как же они будут гулять, если не могут даже отсюда уехать.
— А, это… — Нина опять улыбнулась. — Это такой магнит специальный… я сама не очень понимаю, как он работает, мне брат сделал… Вот, смори.
Она полезла в карман и вытащила маленькую плоскую штуковину вроде пуговицы. Штуковина пикнула.
— Всё, можно ехать! — сказала Нина. — А знаешь, я тебя видела, когда ты… Ну, по утрам. Когда ты все время ехал за нами… Мог бы и подойти. Я же не кусаюсь.
Луис заставил себя посмотреть Нине прямо в глаза. И она на него посмотрела. Стояли, смотрели. Лет примерно сто. И еще сто могли бы простоять, только зачем?
— Ну что, едем? — спросила Нина.
И они поехали. Медленно-медленно, снизив скорость до минимально допустимых ста десяти в час, чтобы получилось подольше.
Про сибирскую шоколадку Луис вспомнил только у самого дома, когда уже попрощался и за Ниной закрылись ворота.
А вручил ее и вовсе вечером.
1 Назад-вперед (японск.)
