Владлен Лядский. Родился в 1992 году в городе Чкаловске республики Таджикистан в семье советских инженеров. Окончил КубГАУ факультет прикладной информатики. В сборнике «Крымское приключение» опубликован рассказ «Крыша и ее последствия».
О книге «Дом Дорвиль»
Что делать, если дети сменили уже какой детский лагерь, но всё равно недовольны? К тому же, если дома разгром под названием «капитальный ремонт»? Правильно, отправить их погостить к тётушке-бабушке, живущей в далёкой глуши в загородном доме. Пусть пообщается с любимыми племянниками Лизой-непоседой и Дилем-ботаником. Тем более что именно тётушка в своё время настояла на том, чтобы наследника рода Бернгладов назвали Диллингом. Вот только поместье Дорвиль — это не просто большой старый дом посреди огромного буйного сада, за которым ухаживает енот. Здесь в гостиной есть бухта с настоящим морем, в библиотеку лучше не ходить без клубка и компаса вечером, а детский сон охраняет кактус-гвардеец. В доме точно есть потайной ход, запретные двери и много других загадок. Можно пытаться их разгадать, а можно принять всё есть как есть и жить в своё удовольствие. Старая тётушка Меморадия Доусон наверняка знает о тайнах своего дома, но не торопится ими делиться. К тому же трудно выведать что-то у человека, который говорит по пять слов в день. Дорвиль — странный дом, и на вопрос «почему?» здесь ответ один — «так есть». Вообще это добрая сказка для неглупых взрослых, но никто не мешает детям считать себя умными и уже взрослыми.
Владлен Лядский // Рассказы из книги «Дом Дорвиль»
Гостиная
В Дорвиле, где ни одна из комнат не вела себя как положено, Лиза больше всего полюбила гостиную. И даже называла её, как и местные — Дори. И неважно, что в Дори почти всегда было пасмурно, то и дело дул сильный ветер, таща за собой высокие волны. Зато там был песок для песчаных домиков, пучки водорослей для париков песчаных статуй и много красивых ракушек с интересными камушками. И ещё много другой всячины, выносимой на берег приливом. И не страшно, что вода никогда не прогревалась глубже полуметра. Всё равно зайти глубже было нельзя: перед пляжем лежало несколько огромных глыб, высовывавшихся из воды даже при приливе. Глыбы были неровные, и даже прилив так и не сумел выгладить их до конца. Но перед ними осталось мелководье, в котором Лиза и каталась в ослабевших волнах.
Диля это устраивало, потому что тогда не надо было смотреть за ней в оба глаза. Хотя сам он домашнему морю не доверял. Он вообще не понимал, почему в комнате вместо четвёртой стены вверх есть спуск к пляжу вниз? И как вообще море может поместиться в доме? И есть ли в этом море что-то кроме этой маленькой бухты, зажатой между высоких скал? Диль ведь не раз пытался идти вдоль скал, пытаясь найти другие берега. Но скалы быстро уходили в мутную воду, которая скрывала острые выступы и зубцы, которые было ни оплыть, ни обойти.
Хотя Диль и пытался.
Возможно, дело бы продвинулось, будь у него лодка и пара вёсел. Но в бухте не было даже захудалого плота, а единственное весло висело у Бырбуль на стене. Весло было частью интерьера, и его бы не отдали. Хотя Диль не понимал, кому нужны студийные фотографии, когда любой фон можно наложить на хромакей? Тем более, кому нужны батарейки и фотоплёнки, когда все уже давно снимают на телефоны? Но Дорвиль — странный дом и здесь на вопросы «зачем?» и «почему?» ответ один – «так есть». Но Дилю всё равно было любопытно: откуда у Бырбуль взялась её главная ценность — огромный копировальный аппарат, занимавший треть комнаты и стоявший в самом крепком углу домика?
Фотостудия детям была неинтересна — в отличие от своей хозяйки. Бырбуль была прекрасным собеседником и радушным хозяином. Она много знала, показывала мелкие фокусы и могла между делом научить важным вещам вроде точного броска дартса, завязывания морского узла или даже ремонту стула с помощью кирпича, тряпочки и сухих веточек. Особенно хорошо было с ней разговаривать, когда Бырбуль начинала наводить порядок. Все четыре щупальца, какое с метёлкой, какое с тряпочкой, так и мелькали, словно живя отдельно от хозяйки. Сначала это немного пугало, но быстро завораживало, и уже было не важно, что именно говорит их владелица.
Кроме лавки Бырбуль на пляже стояло ещё два домика: торговца рыбой Дорбуса и магазинчик сувениров Фугита.
У Фугита водились разные интересные штуки вроде ожерелий морского стекла и кораблей в бутылках. Но за каждую вещь он требовал монеты. И чем они были больше и блестящей, тем лучше. Так что к Фугиту дети заходили больше посмотреть. Он был не против — ему явно льстило внимание к своей коллекции, изменяющейся после каждого шторма.
Дори — суровое место, и её обитатели давно привыкли к тому, что после приступа буйства природы что-то придётся искать, что-то чинить, а что-то навсегда потеряется. А взамен шторм вынесет на берег что-то новое. Жизнь — это череда случаев, и к ним надо относиться спокойно.
Когда шёл дождь, становилось холодно и Бырбуль и Фугит закрывали свои домики и куда-то уходили. Зато Дорбус работал допоздна и в любую погоду, а под его навесом всегда был свободен один из трёх столиков. А ещё у него всегда было что за этими столиками пожевать.
Диль рыбу не любил, Лиза терпеть не могла вовсе. Но коварный Дорбус никогда не говорил, из чего сготовлено то или иное блюдо — только странные названия, ничего детям не говорившие. А носить с собой словарь, заглядывая в него перед едой, было лень даже заучке-Дилю.
А ещё Дорбус любил переиначивать названия. И попробуй тогда узнай в кукумбрии скумбрию, а в тиляпии и сивуче — рыбу. И что морской огурец совсем не овощ, а ламинарии и актинии не живут на берегу с копытами и хвостиками. Так что дети быстро поняли: когда не знаешь — есть проще. И вкуснее.
Конечно, в Дорвиле была кухня, а дети умели управляться с ножом, кастрюлей и сковородкой. Но одно дело крутить носом перед маминой манной кашей и совсем другое сварить её самому без комков и синей пенки. И хотя Лиза готовила самозабвенно и увлечённо, вредина-Диль отказывался каждый день есть банан в шоколаде с растаявшим мороженым вместо подливки. Правда, когда он сам брался за фартук, то даже яичница отдавала палёной резиной и была несолёной. Так что неудивительно, что дети приходили к Дорбусу, пусть у него и не всегда было вкусно.
Лиза и сама пробовала ловить рыбу. И даже нашла в кладовке удочку и уговорила Бырбуль показать ей, как это делается. Но вот червей Лизе найти не удалось. Они наверняка жили в оранжерее, но Меморадия строго-настрого запретила детям туда заходить. А если тётка-молчунья потратила целую минуту на строгие запреты — видимо, туда и впрямь не стоило ходить.
Но Лиза не отчаивалась и искала червякам замену. Но на хлеб, печеньку и даже кусочек сардельки никто не покушался. Хотя вредина-Диль говорил, что рыбки просто не успевают ничего сообразить за те пять минут, что Лиза может ровно посидеть на одном месте. Лиза же говорила, что он балбесина-орясина-сушёный водолаз.
В оплату за еду Дорбус охотно брал ручки, ластики и игральные карты, которые иногда находились в ящиках трюмо. Дорбус их внимательно просматривал, доставал валеты и девятки, а остальные отдавал назад. Но однажды Лиза по ошибке притащила ему гадальную колоду, потому что она больше и картинки на ней интереснее. Дорбус вытащил одну карту, позеленел, накричал на Лизу и выгнал её из бухты.
В ту ночь на Дори обрушился особо мощный шторм.
После этого Лиза целую неделю не приходила в гостиную, пока случайно забежавший туда Диль не встретил Фугита. Тот сказал, что маленькая сеньорита не виновата в капризах погоды. Никто в Дори не держит на неё зла, но брать на себя роль гонца с дурными вестями всё же не стоит. Их не любят.
Ещё иногда на пляж приходила рыжая лошадь с роскошной белой гривой. Она с интересом обнюхивала Лизу, обфыркивала Диля и обмахивала обоих своим пышным хвостом. Это было хорошо, потому что стоило ветру затихнуть, как тут же налетали противные мошки и активно отравляли жизнь.
Лиза лошадь обожала и специально выискивала для неё водоросли погуще и позеленее. Лошадь их хрумкала, но без всякого удовольствия. Если же у неё было хорошее настроение, лошадь ложилась рядом и позволяла себя гладить и плести косички из своей гривы. Сама же фыркала, прядала ушами и косила на Лизу фиолетовым глазом.
А когда лошади казалось, что надвигается буря, она вставала и начинала пихать детей к двум массивным буфетам, которые отделяли гостиную часть от бухты. Самым непонятливым доставалось по мягкому копытом. Но лошадь никогда не ошибалась, и часто шквал налетал на Дори ещё до того, как дети успевали скрыться за шкафами гостиной. И тогда сквозь пелену дождя они видели, как лошадь несётся к скалам и лихо скачет по маленьким уступам куда-то вверх и в сторону. Затем косая стена воды окончательно накрывала Дори, и детям приходилось уходить.
До следующего раза.
Подвал
В подвал вела мраморная лестница с высокими и узкими ступеньками, скользкая даже на вид. Настолько скользкая, что даже Лиза переставала бежать по ней вприпрыжку и спускалась-поднималась по ней как настоящая леди: по одной ступеньке зараз и крепко держась за дубовые перила. Она бы съезжала по ним, но перила были шершавые даже на вид и не скользили, какие бы гладкие шорты Лиза не надевала. Из-за этого Лиза иногда дулась на лестницу.
Диль же подозревал, что кто-то специально натирает ступеньки и щербит перила. Может, этим занималась сама Меморадия. Но он никогда не заставал её на лестнице с ведром, щёткой, наждачкой и баллончиком полироли. Впрочем, она могла этим заниматься рано утром или совсем поздно вечером, когда даже Лиза спала без задних ног.
Лестница вела в большую комнату, где было только два неудобных старомодных кресла и между ними ободранный столик. У столика болтались все ножки, так что ставить на него что-то тяжелее дамской сумочки не стоило. Ещё в комнате было две пары дверей. Одни вели в ярко освещённую правую сторону, где было много дверей по обе стороны коридора. Другие вели в Мрачную сторону, а потому были всегда закрыты, хоть и не заперты.
На то была причина — на Мрачной стороне никогда не горел свет, а окон в подвальном коридоре не было. Возможно, на Мрачной стороне были выключатели, но возле дверей их не было, а вглубь заходить было боязно. Хотя выключателей для правой стороны тоже не было, но это было как-то неважно. Диль, правда, говорил, что всё же нашёл их, но Лизе их так и не показал. Вредина такая.
Насколько мог судить Диль, правая и Мрачная сторона были одним помещением — и там и там был прямой коридор с узкими колоннами (за которыми даже Лиза не могла спрятаться), дверями по обеим сторонам и тремя толстыми трубами поверху, казавшихся ещё более толстыми из-за утепляющей обёртки. И все двери (во всяком случае те, до которых они добрались), были заперты. Но некоторые замки поддавались мультитулу Диля и Лизиной напористости.
Иногда там были только пустые стены, иногда в них было что-то интересное. Один раз это был чей-то кабинет с большим столом, большим флагом в одну стену и не менее большой картой в другую стену. Карта была очень подробная, но на незнакомом языке, и названия на ней ничего не говорили даже Дилю-всезнайке.
Другой раз это была комната какой-то группы. Потому что зачем ещё в комнате нужны крутящиеся табуретки, две изукрашенных гитары, одна гитара-бас и виолончель? Но дети не умели на них играть, а на слишком громкие (и противные) звуки виолончели приходила Меморадия. А барабанов не было вообще. Поэтому Диль закрыл эту дверь без особых сожалений.
Ещё раз за дверью оказался огромный офис, заставленный странной и причудливой мебелью, за которой было очень весело прятаться. На полках пустых шкафов и стеллажей спокойно помещался даже нескладный Диль, а Лиза умудрялась прятаться даже под полумягкими стульями с бахромой.
Пару раз им попадались совсем простые двери, открывающиеся ногтём и запираемые, видимо, только для порядка. За первой был стенной шкаф, набитый какими-то старыми бумагами, рулонами и схемами. С тех пор туда частенько наведывалась Лиза, когда ей хотелось нарисовать что-то обширное.
А за второй оказалась каморка. Совсем маленькая — чтобы поместился только стол, стул и трубы. Много труб. Очень много. Они занимали все три стены, и на них было много вентилей, кранов, бирок и приборов со стрелками.
Одни трубы были горячими и иногда подпускали парком. Другие были холодными. Под металлом третьих угадывалось сильное движение, и с них что-то скапывало в маленькие аккуратные лужицы.
Одни трубы пели, другие посвистывали, третьи гудели, четвёртые шипели, пятые что-то неразборчиво бурчали. То громче, то тише, то не на шутку бранясь между собой.
Всё это было негромко, но очень внушительно. Это убеждало даже непоседливую Лизу ничего тут не трогать, потому что она ничего в этом не понимает. А если тронуть — может быть нехорошо. Зато здесь можно было хорошо посидеть и порисовать. Лиза говорила, что здесь даже лучше, чем в парке — тоже жизнь и суета вокруг, но никто не подходит с глупыми вопросами, от которых нужно быстро убегать.
Иногда в подвале оказывалась Меморадия, и после неё все двери оказывались закрытыми — кроме дверей на правую сторону. Диль не раз пытался подсмотреть, где тётка держит связку ключей, чтобы попробовать открыть неподдающиеся двери, но в присутствии детей Меморадия всегда сидела в кресле с особо неприступным видом и явно кого-то ждала. Веселиться при тётке не получалось, поэтому дети быстро убегали наверх, так и не встретив того, кого ждала тётка.
В отличие от остальных комнат, подвальный коридор не пытался изгибаться змеёй, увеличиваться и меняться за спиной. Во всяком случае, правая сторона вела себя именно так — двери не тасовались туда-сюда, не меняли своё количество и всегда вели в одни и те же места.
Про Мрачную сторону дети ничего утверждать не могли, поскольку далеко не заходили, хотя не раз собирались. Но странное дело — каждый раз, когда они собирались с духом и шли обследовать Мрачную Сторону, мощный фонарь с рефлектором и целой батареей лампочек куда-то девался. Диль обвинял Лизу, что она всё разбрасывает и ничего потом найти нельзя. Лиза же говорила, что она-то хоть помнит, что куда положила. А вот Диль рассеян, как старая бабка, и может положить что угодно куда попало и в любой момент. Сам наверняка опять искал тайные знаки у четырёх дверей холла и оставил фонарь где-то на трюмо.
Время уходило на перебранку и бесполезные поиски, и Мрачная сторона так и оставалась страшной загадочной территорией. Лиза даже собиралась рассказывать Дилю о том, что там есть целый склад оторванных правых кукольных рук, которые ждут неосторожного путника, чтобы вцепиться ему в шею и унести его Большой Швее, чтобы она пришила руки к новому телу. Но тогда скучный Диль мог назвать её обманщицей и потребовать показать, что там такое действительно есть. Конечно, Лиза не была трусихой, но темноту всё же не любила. Да и вдруг там действительно есть такой склад?
Диль же утверждал, что на самом деле подвал никуда не удлиняется, а в конце Тёмной Стороны есть ещё одна лестница, и за ней есть ещё одна сторона. А может, подвал удлиняется только влево, и там будет ещё лестница и ещё сторона, ещё лестница и ещё сторона — и так до бесконечности. И вообще имеет смысл попробовать найти на первом этаже вход на вторую лестницу и попробовать спуститься по ней — вдруг там есть выключатели для Мрачной Стороны и всё не так страшно?
Но пока они добрались только до того места, откуда слабенький луч выхватывал из коридора ещё одни закрытые двойные двери поперёк коридора. И даже Диль не мог утверждать, что за ними не стоит Большой Гробот, только и ждущий, чтобы его побеспокоили. А Лиза его даже нарисовала и иногда пыталась им пугать Диля, когда тот снимал протереть свои очки. Он только отмахивался.
Конечно, будь это просто неосвещённый коридор, они бы рано или поздно забрались бы глубже. И даже попробовали бы открыть неосвещённые двери. Но в темноте кто-то обитал. Лиза называла их механопауками. Диль пытался обзывать их спидерами, но быстро перестал — звучало противно.
Механопауки никогда не покидали Мрачную сторону и не выходили из дверей в холл, даже если предоставить им такую возможность. И когда дети убегали от них с криком, то механопауки не гнались вслед и не скреблись своими суставчатыми ногами в двери. А если посветить на них фонариком — быстро убегали за пределы ярко освещённого пятна, елозя по самой границе тени. На пугающие крики не реагировали и вообще вели себя странно.
На них можно было бы не обращать внимания, но они позвякивали, шуршали и иногда трогали за ноги своими холодными лапками. А ещё механопауки вели себя по-разному — иногда бегали почти у самой двери, а иногда можно было пройти почти половину предполагаемой длины Мрачной Стороны, прежде чем суметь заметить хотя бы одного. Но на пути назад механопауки могли вдруг перегородить дорогу, и тогда через них приходилось спотыкаться и отбрасывать ногами в сторону. А это куда интереснее, когда по подвалу вдруг пролетел сквозняк и захлопнул двери.
В такие моменты дети вспоминали, что в темноте обитают существа и покрупнее. Они обитали глубже в темноте и редко выходили к дверям ближе, чем на три двери. И если механопауки были в общем-то безвредны и помещались под кепкой, то их старшие родственники доходили Лизе до пояса и могли чувствительно двинуть током. Лиза, которая пару раз успевала рассмотреть их в неверном свете телефонного фонарика, говорила, что у них вперёд выступают два уса с блестящим шариком на конце, которые и бьются длинными искрами. Диль бы ей не поверил, но сам не раз слышал потрескивание и видел крохотные вспышки в глухой темноте.
Лиза обзывала крупные железки пучарами и говорила, что они стукали её своими усами и что это было весьма неприятно. Но эта фантазёрка могла и присочинить.
Конечно, можно было бы попробовать вынуть одну-две лампы с правой стороны и попытаться наладить освещение хотя бы поблизости от входа в Мрачную сторону. Но лампы были так далеко задвинуты за трубы, что в своё время Диль чуть было не поверил Лизе, что потолок на правой стороне светится сам. А ещё Диль не без основания полагал, что именно на трубах механические пауки и отсиживаются. И если снять лампы он мог и в одиночку, то вот ставить их надо было вдвоём. А электричество — штука серьёзная и копаться в нём надо спокойно, а не отбиваясь одной рукой от целого скопища механических лап, стоя на качающейся стремянке. А Лиза не лучшая опора, потому что, как всякая девчонка, она боится несимпатичной живности. И ещё визжит так, что пальцы сами разжимаются. Впрочем, Диль ещё не видел никого, кто бы дружил с пауками и змеями.
Диль пытался понять, кто же такие эти механопауки и что с ними делать. Он даже смастерил сачок из старой шляпы, которую как-то нашёл в гардеробной. И хоть не с первого раза, но всё же одного механа изловил и убежал с ним, прежде чем остальные успели что-то сообразить.
Диль захлопнул за собой дверь, подпёр её какой-то ребристой железкой и пошёл к столику, чтобы внимательно разглядеть свой трофей.
Вытащенный на свет и перевёрнутый вверх ногами паук расслабленно лежал в шляпе и иногда подрыгивал лапками. Лапки были сделаны из конструктора и заканчивались резиновым башмачком. В сочленениях стоял регуляторные блоки, отвечающие за взаимный угол наклона лапочных сочленений. Выглядело весьма сложно, но управлялось достаточно просто. И, как и в живом пауке, всё самое интересное было в корпусе — обтекаемом и маленьком, не больше крышки от шампуня. И совершенно гладком — ни кусаться, ни плести оптоволоконную паутину механопаук не мог.
Это радовало — паутину Диль терпеть не мог. Но это также значило, что в механопауках нет штепселей и розеток. А значит, и заряжаются они тоже не как нормальные девайсы. А потому великую экспедицию за Паучьей Зарядкой можно было сворачивать. Хотя бы до того момента, как удастся найти какие-то записи и упоминания о Мрачной Стороне.
Диль был уверен, что они если и есть, то именно в подвале. Возможно, что в одной из запертых комнат. Или в бумажной кладовке под грудой ватманов с неведомыми планами и непонятными чертежами. И он бы точно их нашёл — если бы на сотом ватмане его бы не начинало неудержимо клонить в сон. А надежды на Лизу не было никакой: она с трудом дожидалась, когда в мультике объяснят устройство ловушки на булькозавра — где уж тут вдумчивое чтение сухих схем. Но Диль всё равно ей сказал: иногда Лиза проявляла чудеса памятливости и ответственности. Это убеждало Диля в том, что ещё не всё потеряно в этом мире.
Кроме лап и корпуса, в механопауке других деталей не было. И раз в лапках не было никаких тайн, надо было лезть в корпус. Диль хотел было его расковырять ножом и плоскогубцами, но механопаук так засучил лапками, что Лиза закричала, чтобы Диль немедленно его отпустил. От неожиданности Диль разжал руки, паук выпал и прямым ходом рванул к дверям на Мрачную сторону, оказавшимися почему-то приоткрытыми.
Больше Диль на механопауков не охотился. Потому что никак не мог придумать, как бы спрятать то, что останется, так, чтобы эта Лизка-во-все-бочки-затычка это потом случайно не нашла. Но диэлектрическую броню из йогуртовых бутылок по вечерам всё же шил. Если не забывал.
