Поэтические сюжеты Ид Риса всегда сложны — снимаешь за слоем слой, открывая новые смыслы в каждом тексте. Это, помимо узнавания мультикультурных параллелей и аллюзий, доставляет особое лингвистическое удовольствие — такие стихи не только интересно чувствовать, но и интересно читать. Наверно, именно поэтому они когда-то меня зацепили. В предисловии к предыдущей подборке я писала, что эти тексты — нетривиальное сочетание стихийного поэтического чувства и глубокой общекультурной эрудированности. Не грех также повторить, что особого шарма стихам придают примечания, которые я считаю частью авторского стиля.
Яна-Мария Курмангалина
Ид Рис (Идрис Фокс), поэт. Родился в 1968 году на юго-западе ЧИАССР. Учился в Литинституте им. А.М. Горького. Получил высшее медицинское образование и степень в области антропологии. С середины 2000-х постоянно проживает в Канаде. Стихи публиковались в электронном журнале «Лиterraтура» и журнале «Prosodia». Перевод стихотворения современной англоязычной поэтессы Шиннейд Моррисси «Балтимор» публиковался в журнале «Иностранная литература».
Ид Рис // Линия Мажино
***
Город как город. Не Астурия, но не Калязин.
Без вести сгинувший или, точнее, — без связи,
Пусть монолог мой и в письменной форме бессвязен, —
Здесь я зовусь не дон, не Жуан… Не беда!
Плотского чувства, что многих и многих смутило,
Мало кому-то, но мне с лихвою хватило,
Дублин и Киев греет одно и то же светило,
Где я — неважно, Анна, неважно — когда.
Как было обещано, если не лягу костьми я
В кои-то веки устав восклицать «Madre mia!»
Волей-неволей вживаешься в дихотомию:
Что не по нраву сердцу, то в радость уму,
Чем колоритней кухня, тем она калорийней,
Запахи снеди повсюду, даже в гостинной…
Ночью ударит мороз, на утро выпадет иней,
Здешняя влажность, Анна, порукой тому.
Как счастлив народ сей! Мужи пьют за завтраком «Asti»,
Жён их нелепых единой расплывчатой масти
В тягостях прямо-таки разрывает от счастья,
Счастлив сапёр, над Бугом взрывая мосты…
Мировоззренье святоши угрюмо и плоско,
И если принять во внимание доводы мозга,
Всё подлежит осмеянью, но вот в чем загвоздка:
Стоит войти лишь, Анна, в чужой монастырь,
Становишься набожен, даже не зная устава…
Бог говорит со мной, но говорит не устами,
Дни — безмятежны, и только во сне неустанно
Перебирает память, чем нынче богат,
Если и вправду до финиша менее шага,
Очи не дружат пока со старческой влагой,
Писчим прибором теперь владею лучше, чем шпагой,
Но без усилий, Анна, сажусь на шпагат,
Порой вызывая восторги дежурной подружки,
Девки дворовой… (Читай — потаскушки, простушки)
Ах, как резвятся в полях пастухи и пастушки! —
Телу здоровому как-то не до души.
К вечному миру призывы звучат неуклюже,
Даже в семье мы чаще воюем, чем дружим,
Ты одна благоденствуешь с крепким каменным мужем,
Зря он тогда меня, Анна, не додушил!
Я ведь тоже мог стать командором, но… Эти порядки! —
Ты — кому-то, кто-то — тебе наступит на пятки,
Лестница эта не имеет высшей площадки,
Генералиссимус — тоже чей-то холуй…
По немолчному зову крови нощно и дённо
Лезет наверх, как лезет мертвец из-под дёрна.
Все, что я тебе наболтал — неприлично и вздорно…
Hasta la vista, Анна! Супруга — целуй!
***
Что не доверь терпеливой бумаге, все переварят секретные грифы.
Из разведданных слагаются саги, из непридуманных рапортов — мифы.
«Пишет начдив к Вам, Афина Паллада, конной дивизии гвардии Рая.
Наши бойцы захватили пол-ада, насмерть стоит половина вторая.
До неприличия хоть отощали, знай, все танцуют себе рокабилли…
Чем мы их только уже не стращали! Пленных, к примеру, в капусту рубили, —
Не проняло. Мы ж, едва не отчаясь, всуе богов поминая великих,
С гиком и посвистом давеча мчались вдоль их траншей с головами на пиках,
Так расстарались, что даже, поверьте, в страхе под воду ушла Атлантида…
Только смеялись проклятые черти, гнусные вши на исподнем Аида!
Прячутся, сволочи, как в цитадели, в необъяснимом своём хронотопе…
Мы бы, наверное, их одолели, да лошадям не сподручно сквозь топи,
Если в обход. Мы не то, чтоб неловки, в их обороне не выявить брешь, но
В нижних чинах популярны листовки с той стороны. ( Пропаганда, конечно!) —
«Бросьте свои самодельные луки! Лучше читайте полезные книги:
В нашей Вселенной для мёртвых — лишь муки! Рай — для иных, недоумки, религий!
Вкус этой вами заваренной каши сходен со вкусом расплавленной стали.
Ну, захватили вы прерии наши, разве индейцы вдруг счастливы стали?
Что вам индейцы?! В законной гордыне движетесь дальше, сумняшись ничтоже…
Что изменилось в извечной пустыне? Рай, говорите? Ну, что же. Ну, что же…»
Из недоверия к здешним масштабам, чтоб не случилась великая смута,
Третьего дня мы собрались Генштабом. Рая не вспомнил никто почему-то…
Так рассудили: коль с чем не знакомы, прежде не ведал, так ныне изведай,
Кто мы, откуда и ради чего мы вспомним, как только вернёмся с победой.
Думаю, справимся через полгода. Лишь в лазаретах печальна картина.
Нам бы бинтов. И зелёнки. И йода. Мази Вишневского. Мирамистина.
Желчи хорька с кашалота усами. (Впрочем, рецепт этот вряд ли научен)
Дату не ставлю, проставите сами. Подпись не ставлю. Писать не научен…»
***
Istanbul (Not Constantinopole)
Виноват, виноват! Сотый раз нарушаю табу!
Мне не Константинополь приснился, но твой Истанбул.
Словно в эндшпиле снова на пешку меняя ферзя,
Пробираюсь к Стамбулу. Над Стамбулом, грозою грозя,
Не шутя, но всерьёз собирается облачный фронт,
Запоздалым туристам подсчёт куполов и ротонд
Может вылезти боком. Скорее, скорее в такси!
Как зовут эту площадь? Ты серьёзно?! Не знаешь?! — Таксим!
Вот сейчас, погоди, триста молний ударят подряд!
Я, конечно, не верю, но, как старики говорят,
За змеистым Босфором (случился же Божий каприз!)
Средиземное море превращается в Карадениз.
Погоди, не дыши… Это что ещё за перезвон?! —
Умирает солдат трёх забытых бессмысленных войн,
Те, кто нас покидает, всегда говорят об одном:
Знает каждый ныряльщик, небеса обращаются дном,
Кто-то скажет: «Трабзон!», а другой пробурчит: «Трапезунд!»
Но, кому не «хайльгитлер», тому не всегда «Зай Гезунд!»,
Умирающий шепчет: «Плевать, Трапезунд иль Трабзон!
Я не сдох от «Циклона», но теперь меня травит озон…»
Примечания автора:
Istanbul (Not Constantinopole!) — чрезвычайно популярная песенка 50-х годов 20-го века, впервые исполненная канадским квартетом «The Four Lads» («Четыре пацанчика». Не правда ли, весьма оригинальное название для квартета?) и ставшая, наверное, одним из первых масскультурных мемов или вирусов, если угодно. Где только она не засветилась и кем только не перепевалась! Даже великий и ужасный Роберт Де Ниро в своей режиссёрской работе «Добрый пастырь», почему-то переведённой на русский, как «Ложное искушение» (в оригинале — «The Good Shepherd») воздал ей должное. Фильм, кстати, с точки зрения вашего покорного, входит, как минимум, в первые три десятка величайших фильмов за всю историю кинематографа. Там вам и сам Большой Боб, и нечаянный убивец Алек Болдуин (кто бы тогда мог подумать!), и Анджелина, не к ночи будь помянута, Джоли, и (тадам!)
талантливыймистерриплиумницауиллхантингчертбыегопобралджейсонборнангеллокиипрочипрочипроч Мэттью Пейдж Деймон. Но мы не о фильме, мы о песенке. Смысл ее сводится к тому, что если ты назначаешь стрелку константинопольской девушке, то она будет ждать тебя в Истанбуле. Ничего так себе история с путешествиями во времени, вам не кажется?… Просто спросил.
Трапезунд и Трабзон — суть одно и то же. Первое — по-гречески, второе — по-турецки.
«Циклон», он же «Zyclon B» — «чудесное» изобретение германского сумрачного гения 20-х годов 20-го века, спровадившее на тот свет не один миллион евреев, цыган, славян и прочих «унтерменшей», соединение на основе цианида. Вы таки будете смеяться, но в одном из государств Восточной Европы (не будем называть его вслух, но по его территории протекает река Влтава), оно производится до сих пор. Для нужд сельского хозяйства. Поскольку изначально задумывалось как пестицид. Воля ваша, но с таким бэкграундом, какими бы волшебными умениями эта дрянь не обладала, производить ее — это где-то далеко за гранью добра и зла. Но у производителей, видать, свой собственный, отстраненный от общечеловеческого, морально-этический кодекс. Вот уж кому я точно здоровья («Зай гезунд!») не пожелаю.
***
Не отвага, не райский (увы!) островок,
Упасает сарказм от ненужных тревог,
Но порой не захочешь — поверишь
В то, что мы не летим, а всего лишь течём,
Даже в то, непрерывно и страстно о чём
Бредит то ли клошар, то ли дервиш:
«Этой дозы хватило бы на пятерых,
Эту дурь не купить у алжирских барыг,
Не найти на даркнетовском сайте…
Ничего я, ребятки, вам не говорил,
Пусть мне выклюет печень орёл-Азраил,
Чем я грешен?! — По пальцам считайте:
Не всегда различая харам и халяль,
Даже ангелам Божиим не позволял
Проследить свои тайные тропы…
Хоронился зимой, свирепел по весне,
Оттого ли вчера я увидел во сне
Чёрно-белую гибель Европы?…
Кинозритель, в руках истрепавший билет,
Вот я, в цвете своих восемнадцати лет,
Добрый конюх, прислуживал фрицам,
Нежным гребнем вычёсывал гривы кобыл,
В этом смысле, наверно, я всё-таки был
Не таким уж несносным паршивцем…
Не богач, но исправно платил свой закят,
Побережья утюжил чугунный закат,
Только прежде, чем на ночь ослепло,
Было небо синее больничных бахил,
Я проснулся в Бордо, а вокруг — Сайлент-Хилл,
Дым от дыма и пепел от пепла…
Думал, все ещё сплю, да истёр все глаза,
Это было четыреста суток назад
И всё чаще насмешливый ветер
Мне приносит слова добиблейских жрецов,
Что за мёртвых живых и живых мертвецов
Я в ответе… А кто — не в ответе?…»
Примечания автора:
Харам и Халяль — в широком смысле недозволенное и дозволенное (соответственно) правоверному мусульманину. Если утрировать, то эти понятия о том, что такое БЕЗОГОВОРОЧНО плохо и что столь же БЕЗОГОВОРОЧНО хорошо.
Закят — благотворительный взнос благополучного (что не обязательно) мусульманина в пользу тех, кому живётся хуже, чем благотворителю.
Сайлент-хилл — место действия древней компьютерной хоррор-игрушки, по которой впоследствии был снят одноименный фильм. Эдакий городок у чёрта на рогах, в котором некогда произошло чёрт знает что, вроде экологической катастрофы и где теперь живёт чёрт знает кто, возможно, что и черти. Идея — идиотская, актёры никакие, но какова эстетика! Воздух, в котором пепла больше, чем собственно воздуха, туман, в котором дыма больше, чем водяных испарений, ну и как бонус — совершенно немыслимые уродцы, в этом тумане обитающие. Смотреть фильм стоит только ради этого. Сюжет не важен.
***
Кто ты, Создатель, что в самом начале
Щедро расставил печати печали
На подорожных блуждающим душам?
Как ей живётся, душе, без отдушин?
Только задремлет тревожною птицей —
Фильм черно-белый о людях ей снится,
Даром, что сон этот мига короче, —
Небо сереет, проектор стрекочет,
Снег мельтешит и рябит кинопленка.
Благословенна молитва ребенка,
Что он возносит (О, детская вера!)
Не наигравшись ещё в тамплиера:
«Жизнь будет лёгкой, беспечной и долгой,
Если найду под рождественской ёлкой
Фунт и три унции белого чая!» —
То, что обрящешь, иного не чая,
С тем и смиряешься волей-неволей…
«Ну-ка, волшебное зеркало троллей,
Только доспехи сменю на сутану,
Ты покажи, что однажды я стану
Зодчим, певцом иль хотя бы поэтом!»
…Но отражается в зеркале этом
Демон, грозящий игрушечным луком
Маленьким Принцам и Маленьким Мукам…
***
Отважен? — Дерись до конца, не сетуй! Труслив? — на рожон не лезь!
Калмыцкой нагайкой недобрая память сечёт нас по рёбрам, но мы
Скорее, всхрапнём над свежей газетой, чем спросим, зачем он здесь
И кто подсказал ей сегодня напялить (в разгар неподдельной зимы!)
Свои кружева (иль ловчие сети?), игривое канотье,
Невинный наряд (впрочем, это не диво) опаснее, чем пистолет,
(Но весь арсенал в текущем бюджете пройдёт по иной статье),
Он, в целом, неглуп, но без факультатива поймёт через тысячи лет:
Любая жизнь плесневеет, когда в ней любовь — не любовь, а так…
Война — не компот, на ее подготовку уходят не дни, но года.
Печален, противу всех ожиданий, исход лобовых атак,
Не зная ещё, что попал в мышеловку, он будет привычно гадать
Растают снега ли раньше апреля, доволен ли муж женой,
Обратно зависим ли поп от прихода и как устарел Апулей…
…Его оборона рухнет быстрее, чем линия Мажино.
Она усмехнется и скажет: «Пехота всё так же — царица полей!»…
Примечание автора:
Линия Мажино, названная так по имени ее идеолога, — предположительно глубоко эшелонированная оборонная… гм… конструкция, созданная Францией перед второй мировой войной для защиты от Германии. Денег и стройматериалов в это предприятие было вбухано так, что мама дорогая, однако ровным счётом никакой пользы весь этот каскад фортификационных шедевров в час Икс, разумеется, не принёс: как и всякие нормальные герои, чтоб им пусто было, солдаты Вермахта пошли в обход, как-то так через Альпы, что ли, в результате чего Франция, при всей ее показной военной мощи, капитулировала в считанные дни. Тем не менее впоследствии из долговременных огневых точек линии Мажино получились весьма неплохие сараи для хранения сельхозинвентаря, коровники, свинарники и овчарни. В каковом качестве многие из этих объектов пребывают и поныне.
