В стихах Тамары Жуковой обращает на себя внимание энергичный глагольный ряд: «трясутся», «взрезают», «завывают», «хлещет». Слово Жуковой ни на минуту не пребывает в спокойствии, и читателя вместе с этой скорописью постоянно подбрасывает на кочках и ухабах. Другое, что сразу привлекает и заставляет слушать и внимать, — физиологическая ощутимость слова. Часто это слово взрастает на фразеологии, на вызывающем переосмыслении знакомых архетипов и сюжетов, но переосмысление творчески парадоксально. Жукова знает цену разным приёмам, в том числе работе с терминологией как осознанному преодолению лексического строя стиха, что ощущается как некий заслон, препятствующий инерции. И это ценно: вспомним слова Шкловского о том, что поэзия — затруднённая речь.
Что также обращает на себя внимание здесь, это попытка выстроить внутри образа несовместимость парадокса: к примеру, «лучистое завывание» — получившийся образ, которому веришь без слов. Образ работает, несмотря на сочетание несочетаемых понятий, а может быть, благодаря ему (тут вспоминается другое определение поэзии, тыняновско-ломоносовское). Хороши и концовки в этих стихах, когда стихотворение движется на спад: «только оттепель и сладкий / батин запах табака». Это здорово играет. Мы как бы по умолчанию считаем, что в финале стихотворение должно усиливаться, нам привычен акцент на уверенной концовке, — Жукова разрушает и эти стереотипы, её финальная акцентуация иногда снижает весь перехлёст образов. Но уверен, что именно звук — грубый, резкий, далёкий от гладкописи — заставляет верить не только в будущее, но и в настоящее этих стихов.
Борис Кутенков
Тамара Жукова родилась в Химках, жила в Подмосковье и Москве. Учится в Литературном институте имени А. М. Горького (семинар Андрея Василевского).
Тамара Жукова // Осиянные и сияющие ползут
***
В хитиновой скорлупке
От стенки до стенки протянута ниточка
Если вдыхать горячий воздух под крылышки
Она будет вибрировать
Петь
Наращивать чёрную плоть
Под северным сиянием зелёного панциря
Чтобы играющий снова смог её выгрызть
И дальше идти
Через отлитый из чешуй его
Лес Йормунганда
Отодвигать жестяные листья
В накраплениях соли
И смотреть на тяжёлые волны
Ртутной воды
Вечной реки познанья
***
месяц вышел из тумана
шаг за шагом в новый день
нож не вынул из кармана
только расстегнул ремень
нож им точится для равных
равным он взрезает бок
а для шлюх и наркоманов
батин метод приберёг
а для хмурых паспортистов
для сцепившихся собак
месяц с соловьиным свистом
землю хлещет
алый мак
расцветает кровью в ране
с незабудкой-синяком
для всей черни и всей пьяни
месяц сыпет сплошняком
поясом сырых асфальтов
в поцелуях гладких шин
и машины через сальто
улетают в камыши
сходит снег
гнилые крысы
ласковый изгиб ребра
открывают и лучисто
завывает детвора
нож заточен
в рукоятке
смерть для храбрых но пока
только оттепель и сладкий
батин запах табака
ИЗ ПОЭМЫ «ЖИВА ЛИ ТЫ»
I.
жива ли ты не жива ли ты
жвала жара июньского коляды
зажевали руки мои
я им дала воды
и трава израстила твои следы
а вода источала твои лады
и на каждый лад выпадая слух
испускал свой дух
я искала кости твои в туннелях и под мостом
находила череп кошачий под голубым кустом
голубиные крылья и между них росток
настающего дуба с верёвкой в его ветвях
через сорок лет я мела под ним сизый прах
изгоревшего дома того кто в петле над мной
отражал ботинком свет неземной
я тебя искала
II.
мотылёк опылил воспалённый глаз
и упал опьянённый пить соль земли
через эту соль слизняки ползли
пузырился на спинах мой белый кальций
ты не шла той дорогой где полз слизняк
я их вынула с листьев зелёных как
достают использованный билет
из кармана где братья его гнездятся
комары мою собирали кровь
и несли к тебе как оливы ветвь
отдавали бабочкам на стенáх
и они разбивали стёкла
III.
миллиардолетний несёт паук
над шерстистыми жвалами минерал
глаз горит отражая свет древних лун
шум воды бегущей со древних скал
вековую пещерную охру
я на восемь лап паука членю
я смотрю через трубочки его лап
я иду через них к твоему огню
сердцевину обкусывая по краю
прясть жилет спасительный для меня
нить тумана сигнальную полосу
паутинным железам оставляя
IV.
я носила зеркало на носке
я смотрела как линии на песке
под твои ботинки текут стеклом
собираясь в слова под пяткой
я смотрела как травы к твоей стопе
и иваном и марьей и тысяче-
листным цветом в заметках того кто здесь
всё устроил и обуздал
приминались строкой парнаса
я смотрела дельфины несли в зубах
я смотрела как реки текли со скал
под твои плоскостопые две ноги
прижиматься к странице словом
я читала по зеркалу те слова
от которых ты и была жива
отражёнными на моём носке
начиная от пятки тебя стирая
IV.
я читала по пене её волну
по налёту зубному акулий зуб
по пыльце на цветке я в его корнях
находила забытые клады
по ногтю твоему я читала кость
находила голос в витке волос
твой язык в переливе чешуй несли
на спине земляные гады
по полёту птичьему знала как
на локте согнётся твоя рука
и по щебню застрявшему в колесе
в твоём горле глоток читала
я ищу твоё слово во рту червя
пережёванным комом сырой земли
где они под тобой до молитв росли
я рвала его плоть и внутри него
свет божественный узнавала
но жива ли ты не жива ли ты
жвалом жара июньского коляды
мои руки в нём зажевало
***
Да у нас на ужин сегодня солнечная зайчатина
На мясо этого зверя я долго долго налаживал свою сеть
Мясо этого зверя тем замечательно примечательно
Что нужно стать отражаемым чтобы его съесть
Нужно было оставить тело сидеть на лавочке
Оранжевой в электричке и трястись сцеплением двух вагонов
И скользить по ссанным подошвам пьяниц по усикам драных бабочек
Нюхать землю бежать под тревожную песнь гармони
Я ломал сельдерей в текущем со стебля соке
Я искал следы его лап участия в фотосинтезе
Этот заяц отблесками ключными мне обивал пороги
Проезжающими машинами стены мне пооблизывал
Этот свет шерстистый везде проходил как ниточка
Через ту иголочку которой здесь всё повышито
Пройди свет пройди свет заговаривал перечитывал
И поймав под вывертом века донёс на обрыве выдоха
Да у нас тут на ужин сегодня солнечная зайчатина
Мясо жирное этого зверя забивало небесную брешь
Мясо этого зверя тем замечательно примечательно
Что нужно стать отражаемым поднимай свою левую руку
Ешь
***
кое-кто охерел бы с того как одна звезда здесь говорит с другой,
как проводка искрит уточнением звука передавая такие песни,
уточнением в книге после каждого слова отсылает в конец листа
хрустящего суставом пальца боксёра читающего после тренировки,
как жухлый осенний лист хрустит,
жухлый осенний лист влажен в ногах как от пота
рука боксёра держащего книгу;
уточнение отсылает в конец той книги которую держишь
голосом в голове, артикуляцией в волокне
мышцы в челюсти, надрезанной памятью слова;
сокращается мышца сокращается будущий текст
нарастает объём страниц по левую сторону
слева же настигает память
вправо взгляд уводит за уточнением
как звезда говорит со звездой от начала движения света
как звезда говорит со звездой
как слова осиянные и сияющие ползут
по стене и стирают с неё человеческие слова
и на каждой стене где вчера
и на каждой стене где позавчера
и на каждой стене где неделю назад и месяц
уточнилось сегодня и отложилось завтра
