Искусствовед Дарья Тоцкая продолжает знакомить нас с архетипическими сюжетами в основе древних мифов и легенд. На этот раз в фокусе внимания остров Крит и крито-микенская культура. К сожалению, до нас не дошли литературные памятники этой культуры, поэтому все предположения приходится строить на основе архитектуры, скульптур, мозаик и редких надписей. Реконструировать эту культуру важно — так как именно она связывает нас с верованиями каменного века в Великую Мать и ее сына-быка
Вспоминая древнегреческих богов: Зевса с его бесконечными похождениями, его ревнивую жену Геру (которая, кстати, однажды устанет от насмешек и измен супруга и покинет его), серого кардинала Гермеса, — в большинстве случаев мы черпаем сведения из школьной программы или же адаптированных версий мифов. Нужно ли говорить, насколько сильно адаптация отличается от оригинала? И дело даже не в том, что оригинал часто жесток, даже безжалостен, представляет нетрадиционные формы сексуальных взаимоотношений или же просто изобилует чередой странных нарративов и превращений. Для нас оригинальная версия важнее, потому что она сохраняет значимые детали образов и архетипических сюжетов.
Особенно полезно осознать, что древнегреческие божества хоть и вели себя временами как люди, не являются проекциями людей. Они идеи-образы, и именно так их и следует воспринимать. Идея может прорасти лавровым деревом или пожрать другую идею — если это в ней заложено, а человек, разумеется, нет. Отсюда и морально-этические вопросы, которые были бы применимы к человеческому роду, в отношении древнегреческих богов ставиться не должны.
Второе распространенное заблуждение кроется в том, что древнегреческая культура всегда предпочитала один и тот же «набор» богов и сюжетов. Это не так. Согласно классификации Мирча Элиаде, древнегреческий пантеон богов менялся с течением времени. Крито-минойские сюжеты он относит к 3000 — 1500 гг. до н.э., но современные исследователи говорят о 2700 — 1400 гг. до н.э. Затем следует архаический период, перетекающий в период олимпийских богов в XI в. до н.э. А в VI в. до н.э. происходит распространение орфических культов. Мы еще вернемся к орфическим культам: есть мнение, что в их основу легли более древние верования, нежели истории богов-олимпийцев.
Интересно обратить внимание на следующую взаимосвязь: период эллинизации шумерского бога Нергала приходится на III в. до н.э. В это время он начинает ассоциироваться с собаками, а не с быками, как раньше, образ быка теперь отобрал у него Мардук, который стал новым «главным» божеством для шумерских правителей-энов. Эллинизация заключается в том, что Нергал начинает отождествляться с Гераклом (несмотря на всю разницу их сюжетов), а трехглавый греческий Цербер у Нергала с Эрешкигаль становится чуть ли не за комнатную собачку. Но если отбросить поздний период эллинизации шумерской культуры, изначальное происхождение Нергала все-таки может иметь отношение к Древней Греции.
Сохранились свидетельства, что сами шумеры считали Нергала пришлым богом откуда-то с островов. На изображении эллинистического периода (III в. до н.э.) Нергала мы видим двойной топор — такой же, каким был лабрис, двойной топор и символ минойской культуры Крита. Можем ли мы с уверенностью сказать, что Нергал пришел к шумерам с Крита? Мы не можем дать однозначный ответ, потому что дошумерские культуры Междуречья были поразительно схожи с балканскими культурами каменного века. Это был период распространенного культа Великой Матери и ее сына-любовника в образе быка или змея. Наверное, топор-лабрис не был исконно критским образом, а в целом был распространенным символом разрушительной силы сына, прорубающего дорогу новому. Часть исследователей считает, что минойская культура Крита была наследницей более древних культур с территории Междуречья. Кроме того, минойцы жили также на Кипре (это более вероятное место возникновения культа Нергала) и в Угарите в Междуречье. Многие версии стараются объяснить тесную взаимосвязь шумерских и древнегреческих верований.
Археолог Мария Гимбутас писала о том, что в основе минойской культуры лежали верования в «царицу» и быка. Мы можем сопоставить эти данные со знаками быка с острова Сардинии, а также с ранними магическими заклинаниями шумеров, дошедшими до нас, и увидим практически идентичные архетипы и архетипические сюжеты. Что добавляет Крит в эту общую копилку — это историю Минотавра в лабиринте.
Здесь придется снова вспомнить древнешумерское заклинание, в котором используется сюжет совокупления женщины и быка. Согласно верованиям минойцев, именно таким способом был зачат Минотавр, имевший тело человека и голову быка. Его матерью объявлена Пасифая, супруга царя Миноса, оба имели божественное происхождение. Что мы можем вынести из подобного зачина? На Крите велась та же работа, что и у правителей шумеров: обоим приписывалось божественное происхождение, чтобы узаконить их, вероятно, неограниченную власть. Практиковались храмовые ритуалы с соитием. Дети подобных ритуалов, вероятно, оставались при храмах и, возможно, использовались каким-либо образом в других ритуалах. Минотавр слишком напоминает нам мужчину, облачившегося в маску быка для проведения ритуала.
Мы видим следы ритуалов прошлого, со временем превратившиеся в легенду. Семь юношей и семь девушек отправлялись в лабиринт (храм) к Минотавру, где он последовательно расправлялся с ними. Пленники блуждали во тьме или же, по некоторым данным, лишались зрения. Повернуть назад и найти выход в точке входа никто не решался — ведь речь идет о прохождении ритуала. Тесею удалось убить Минотавра и выйти благодаря клубку нитей от сестры Минотавра Ариадны.
На изображениях в Амиклах Тесей уже победил Минотавра, но чудовище остается живым — что еще раз подтверждает нашу версию о ритуальном характере действия. Минотавр — жрец или помощник жрецов. Если не было нужды в его убийстве, значит, он не представлял собой реальную опасность. А прохождение лабиринта было состязанием для инициации, возможно, опасным, но основным заданием в нем было не убийство Минотавра, тот лишь играл свою роль. Ариадна — скорее всего, жрица или помощница жрецов, на что указывает ее родственное происхождение с Минотавром. Как это часто бывает с более древними или чужими верованиями, в них сгущают краски и добавляют страшное. Деталь с выкалыванием глаз пленникам принадлежит, если что, христианину Орозию с его трудом «История против язычников» и имеет черты намеренного искажения с целью демонизации древней крито-минойской культуры в противовес распространяющемуся христианству.
Больше верится записям Плутарха, который писал о начальнике стражи (вот он, наш помощник жрецов) Тавре, в чьи обязанности входила борьба с пленниками в лабиринте. Но борьба эта не носила характер «жизнь или смерть». Таким образом, сообщение Плутарха косвенно подтверждает наши выводы о неопасном характере испытания и о Минотавре как неопасном участнике действия. Сегодня исследователи говорят об изображениях глаз (возможно, это свидетельство употребления галлюциногенов в ходе ритуалов), о «танцах с быком» (тавромахии, в которой нигде мы не находим изображений смерти или увечий), а также о «дапуритойо потинийя» — о владычице лабиринта. Потинийя так и переводится — госпожа.
А это уже прямой след женского божества с чертами Великой Матери в крито-микенской культуре. Обратим внимание, что, объявляясь владычицей лабиринта, Потинийя оказывается влиятельнее Минотавра. Ариадна — это греческие представления о части функций Потинийи и/или ее жриц или помощниц жриц. Мужское тело Минотавра выражало связь образа с мужской сексуальностью. Тогда крито-микенские фигурки жриц с обнаженной грудью и двумя змеями в руках — это либо жрицы Потинийи, либо скульптурные изображения самой богини, владычицы жизни и смерти, Минотавра и лабиринта.
Жрица изображается с оголенной грудью — это, конечно, напоминает нам о скульптурах обнаженной Великой Матери из более древних культур. Но все не так однозначно! Возможно, это повергнет кого-либо в шок, но крито-микенская мода разрешала женщинам использовать платья с полностью оголенной грудью. Или же ходить в одной только юбке. Это достаточно удобно, когда речь идет о жарком климате и о кормлении грудью. И никаких складок и хитонов, как в культуре континентальной Греции более позднего периода: крито-микенское платье достаточно простое по крою, с яркими оттенками. Но роль женщины постепенно становится подчиненной, а ее одежды — все более закрытыми.
