Каждый вечер, возвращаясь с работы домой, я шла вдоль трамвайных путей по улице Живописной, смотрела на блики солнца в облаке шуршащих на ветру листьев и плакала. Стоило мне выйти из метро, как слёзы предательски катились из глаз и, соединяясь в струйки на щеках, снова распадались на капли, чтобы удариться о ключицы. Я плакала обо всём и сразу: безответной любви, профессиональной нереализованности, финансовых трудностях, брошенных животных, старушек с протянутой рукой, натёртых мозолей, ускользнувшего в последний момент трамвая и просто так. Когда я оказывалась дома, вокруг губ образовывалась набухшая красная линия, а глаза стекленели от новых слёз. Я быстро взбегала на четвёртый этаж пятиэтажки, в которой я снимала квартиру, и медленно сползала по двери вниз — на пол прихожей. Теперь, когда меня никто не видел, я рыдала на полу, и мне было страшно, что в моём существовании совершенно нет никакого смысла.
«Биполярное расстройство проявляется, как правило, с депрессивного эпизода. Оно может начаться и с эпизода манИи — не путать с мАнией величия — но пациенты чаще обращаются за профессиональной помощью в период депрессии. В мании или гипомании человеку не нужна помощь, потому что всё в его жизни видится крайне многообещающим. А вот в депрессии жить совершенно не хочется, поэтому многие прощаются с жизнью или, в лучшем и вашем случае, обращаются за помощью».
Я сидела в кабинете психиатра и слушала её очень внимательно. Мне казалось, что этой женщине с плохими шутками и причёской из девяностых не стоит доверять. Я, конечно, посижу и послушаю её, но пить таблетки, которые вызывают почти наркотическую зависимость, точно не буду. В конце концов, причина моей депрессии легко объяснима и другими факторами: безответная любовь, творческая нереализованность, долги, нищенское существование пожилых людей, жестокое обращение с животными, натёртая мозоль, закрытые перед носом двери трамвая. Надо решать проблемы, чтобы почувствовать себя лучше, а не пить таблетки, чтобы заглушить свои чувства. К тому же, я могу драматизировать, рассказывая о своей жизни. Я же склонна драматизировать с самого детства, это известный факт обо мне. Папа любит вспоминать, как я орала на весь трамвай, когда меня везли в детский сад, потому что колготки смялись и комочком давят на стопу при каждом шаге. Короче, всё не так плохо в моей жизни, как я рассказала, грущу я по объективным причинам, а на приёме просто ввела врача в заблуждение.
После первого приёма у психиатра я на несколько месяцев забыла о диагнозе, потеряла рецепт на таблетки и решила всерьёз заняться своими проблемами. У меня появилась какая-то внутренняя сила, чтобы пойти к психологу и разобраться в том, что мрачный оператор-постановщик, который снимает и пишет о смерти, и которому плевать на меня, нравится мне так сильно лишь потому что напоминает мне дядю, с которым я дружила, когда мне было тринадцать, пока он не повесился; я придумала и сняла документальное кино про измены и про принятие себя, которое получило, наконец, позитивный отклик в индустрии; разобралась с кредитами и завела кота; даже на бабулю без ног, которая убирала снег лопатой перед крыльцом церкви, я взглянула под другим углом. Да, у неё нет ног, но она продолжает действовать, пусть медленно, но она чистит дорожку перед церковью, а потом отдыхает и пьёт из термоса горячий чай. Она при деле, на её лице нет признаков отчаяния. Мне грех жаловаться, если есть такие примеры вокруг. Я не больна, просто запуталась, а теперь «распуталась» и снова могу жить.
Я продолжила разбираться с проблемами, меня не волновало, что на месте старых и решённых появлялись новые. Удивительно! Как будто весь мир был на моей стороне, и я могла достичь всего, чего захочу. Даже написать сценарий игрового кино. Мысли скакали, словно бешенные белки. Я представляла их, как облако тегов вокруг моей головы. Мне было просто перескакивать с одной на другую. Настораживало лишь то, что в логичном рассуждении на любую тему вдруг появлялись совершенно не относящиеся к процессу факты или суждения.
«Переход от депрессии к гипомании или мании (и обратно) называется смешанным состоянием. Оно опасно тем, что у пациента ещё сохраняются депрессивные мысли, но уже появляются силы, чтобы реализовывать планы. В смешанных состояниях пациенты чаще всего решаются на суицид. Самое важное в этот момент не бросать терапию, соблюдать режим, принимать медикаменты, исключить все вредные привычки.
Из режиссёрского дневника:
Локация: хипстерская квартира в центре Москвы, 13 этаж, балкон.
Время: вечерний режим.
Вечеринка. Героиня пьёт уже четвёртый бокал вина с симпатичным парнем. Его телефон лежит на перилах балкона.
ГЕРОИНЯ
Что будет, если я сейчас столкну твой телефон?
СИМПАТИЧНЫЙ ПАРЕНЬ
(слегка улыбаясь)
Зачем тебе это?
ГЕРОИНЯ
Это такое простое действие, но оно изменит всё. Можно просто это сделать. Легко.
СИМПАТИЧНЫЙ ПАРЕНЬ
Но ты же не будешь?
ГЕРОИНЯ
Я к тому, что само действие очень простое, но оно может всё изменить. Вот телефон есть, а через мгновение мы уже наблюдаем, как его внутренности раскидало по асфальту. Забавно, да?
Героиня не может отвести взгляда от телефона. Она поднимает свободную от бокала руку, чтобы поправить волосы, симпатичный парень пугается и забирает телефон. Она снова выпила слишком много. Настроение резко меняется в минус.
«Биполярное расстройство часто сопровождается алкогольной, никотиновой и наркотической зависимостями. Запустить фазу расстройства могут: нарушенный режим сна, травматическое событие, беременность, злоупотребление запрещенными веществами».
В то утро, когда я проснулась и увидела порезы на предплечье, но не смогла вспомнить, откуда они, я решила, что больше не буду пить, что это — зависимость и её надо лечить. Я снова оказалась на приёме, только уже у другого психиатра. Милая на вид женщина принимала в специальном центре, а не в кабинете при стоматологической клинике, как прошлая, смеялась через каждое предложение и мягко подводила меня к тому, что диагноз всё-таки есть. Я не драматизировала при рассказе о своём прошлом, наоборот старалась перечислять только факты. После приёма я сразу же начала гуглить: «Кому прописывают нейролептики?» Увидела слова: «литий», «психоз» и «лоботомия» и закрыла страницу Википедии. Лучше последую совету психиатра и не буду читать о диагнозе, потому что, по её уверениям, я запомню только: «А потом она умерла».
Страх потерять контроль и оказаться в специальном учреждении стал паническим. Я не верила в диагноз, но использовать лекарство, чтобы успокоиться, мне казалось логичным.
Из дневника на нейролептиках:
Приняла половину от 25 мг сероквеля. Через час на прогулке фонарь у Перекрёстка превратился в стробоскоп, а ноги — в вату. Еле смогла добраться до кровати. Спала двенадцать часов. Утром случилась вспышка агрессии. Через пять минут я её осознала и попросила прощения у арендодателя за грубости в переписке.
В моём облаке тегов появился тезис про заговор фарм-компаний. Как можно вообще проверить, есть ли у тебя биполярное расстройство? Это же не перелом. Приходится доверять странноватым людям, которые говорят с тобой пару часов, а потом выписывают горы таблеток. Я решила сравнить себя с другими обладателями БАР.
Из режиссёрского дневника:
Локация: центр психического здоровья.
Время: вечер.
В небольшой комнате для приёма пациентов на стульях, расставленных по кругу, сидят несколько человек разных возрастов. Психиатр, ведущий группу, ударяет в маленький гонг и медленно обводит взглядом всех участников. Камера движется по кругу, подражая движению его глаз. Камера останавливается на героине.
ПСИХИАТР
Расскажите вашу историю.
ГЕРОИНЯ (тихо)
Кажется, у меня БАР, но я не уверена. Два психиатра поставили мне БАР второго типа, но не могу точно утверждать, что он у меня есть. И я не хочу пить таблетки.
Все понимающе кивают.
ПСИХИАТР
Сомневаться в диагнозе или целесообразности приёма препаратов нормально, это — тоже симптом. Когда нам становится лучше, мы сразу же перестаём верить в то, что у нас может не хватить сил сохранять душевное спокойствие без таблеток. Нам кажется, что мы сами спокойно справимся. Многие перестают пить таблетки после первого улучшения и очень быстро возвращаются в то же депрессивное или маниакальное состояние, только заставить себя снова попросить помощи становится намного сложнее.
Локация: центр психического здоровья, туалет.
Время: вечер.
Героиня смотрит на своё отражение и долго дышит. Она использует специальную технику дыхания, чтобы успокоиться: вдох на два счёта короче выдоха. В какой-то момент отражение героини начинает вдыхать, когда она сама делает выдох и выдыхать на её вдох. Героиня пугается, резко выключает свет и выходит из туалета. Склейка по звуку закрывающейся двери.
Я всегда боялась, что таблетки лишат меня возможности писать, снимать кино или как-то связно мыслить. Но когда в моей жизни появился страх потерять контакт с реальностью, пришлось выбирать хоть какое-то спокойствие, пусть даже медикаментозное. Через некоторое время я заметила, что пишу гораздо больше и не отвлекаюсь. Я начала смотреть на биполярное расстройство с другой стороны. Возможно, оно мешало мне сосредоточится. Я писала в мании, а редактировала в депрессии. В итоге ничего связного и законченного не получалось. Теперь в моих текстах появилось очень много размышлений именно о БАР, но сам процесс письма приносит удовольствие. Мой внутренний критик принял седативное.
Из дневника на нейролептиках:
Дозировка: 50 мг. Совершенно невозможно проснуться, сон длился не менее десяти часов. А ещё, если утром не выпить кофе и мало двигаться, застываешь в одной позиции как цемент и не можешь заставить себя изменить положение. Вроде такое простое действие — передвинуть руку или повернуть голову, но тело не хочет тебя слушать, пока ты не приложишь особое усилие мозга. Все видится покадрово.
Чем больше я лечилась, тем больше верила, что больна. Я начала читать про более серьёзные расстройства с точки зрения потери контакта с реальностью. Шизофрения требует особенного подхода. Когда человек теряется в мирах, слышит голоса и может причинить вред окружающим, его действительно следует успокоить, но что делать с теми, кто просто внутри переживает подъёмы и спады? Разве это не есть человеческая природа? Разве каждый из нас не должен сам найти к себе подход и разобраться со своим настроением без нанесения вреда организму серьёзными медикаментами? Заболевания малой психиатрии предполагают, что психика человека подвижнее, чем у большинства. Мы просто всё острее чувствуем, но это может быть и преимуществом. Нет?
Из дневника на нейролептиках:
Дозировка: 100 мг. Сон сократился до девяти часов. С утра занимаюсь йогой, это помогает избежать вспышек агрессии. Вчера пила вино. Сегодня как-то тревожно весь день.
С детства я знала, что меня ждёт какое-то большое испытание. Я думала, что у меня обнаружат рак, и я геройчески его переживу или ещё более геройчески умру, но все запомнят, как я страдала внутри себя и не мешала своими страданиями окружающим. Когда я осознала, что являюсь носителем того же диагноза, что и Вирджиния Вульф, это как-то приблизило меня к ней. Глупость, конечно, но я по-детски успокаивала себя своей же уникальностью. Чтение бесконечных исследований биполярного расстройства среди гениев было хорошей подпиткой.
Люди искусства — это чувствительная плёнка, которая фиксирует малейшие изменения этого мира и легко рвётся. Неужели это не здорово, что есть такие люди? Почему мир пытается снизить чувствительность их сейсмометров?
Было бы неплохо, если бы Вирджиния Вульф не наполнила карманы пальто камнями и не зашла в реку. Если бы она пила нейролептики и просто перестала бы думать о суициде, изменилась ли её проза, написала бы она больше? Хочется верить, что да. Курт Кобейн и его вечные проблемы с пищеварением, физическая боль и депрессия — это неотъемлемая часть его стихов и музыки? Кафка и его отказ от еды, вечная драма и сомнения по поводу качества собственной работы. Ван Гог и голод. Достоевский и холодная петербуржская квартира. Страдание — это часть таланта? БАР — это часть личности?
Легко заиграться и превратить диагноз в подтверждение собственной гениальности. Гордость моя росла, пока я не столкнулась с информацией, что БАР страдают до двадцати одного процента людей в мире, и лишь десяток из них — великие творцы. Тогда моя надуманная особенность превратилась во что-то похожее на остеохондроз, который тоже делает людей с этим диагнозом в каком-то смысле уникальными. Мне просто нужно учесть свои особенности, встроить их в рутину и жить дальше.
Из дневника на нейролептиках:
Дозировка: 150 мг. Выспалась за восемь часов, но весь день туман в голове. Исключила сигареты, с алкоголем, конечно, сложнее. Решила оставить себе возможность выпить бокал хорошего вина пару раз в неделю за ужином. Вроде неплохо сочетается с такой дозировкой.
Я начала перебирать события из прошлого и пытаться выяснить, что из них сотворила я, а что — симптомы болезни. Это я такая смелая, что поехала в США и прожила там практически год, хотя обучение длилось всего два месяца, или это мания, которая отключила режим безопасности и оставила меня там нелегально? Это я или мания иногда забываем о времени и можем всю ночь монтировать проект, чтобы самой понравилось, а потом ещё день спокойно работать? Это я или депрессия видим всю несправедливость мира и страдаем так, что порой тяжело встать с постели и съесть что-нибудь? Это я или депрессия физически чувствуем боль, если слышим об изнасиловании, и потом часами не можем прийти в себя?
Отделять биполярное расстройство от личности — бесполезно. Бесконечное скитание по галерее воспоминаний привело меня к первой встрече с психиатром. На вопрос о том, что у меня за диагноз, она ответила, что это — неважно. Что-то мешает мне жить так сильно, что я обратилась за помощью, значит, нам есть над чем поработать.
Из дневника на нейролептиках:
Дозировка: 200 мг. Норм.
Женя Кашапова
Женя Кашапова, родилась в 1988 году, режиссёрка. Окончила Удмуртский государственный университет (по первому образованию лингвист, переводчик). Режиссуре обучалась в Москве. Пишет сценарии для своих проектов, недавно прошла обучение на курсе «Автофикшн» в Creative Writing School. Особенно интересуют темы: дестигматизация психологических расстройств, борьба с гендерными предрассудками и творчество как способ осмысления и проживаниях своих травм.
