Когда происходят жуткие и гнетущие события, надолго выбивающие людей из привычной жизни и несущие перемены, иногда и гибельные перемены, все равно, если оставаться человеком, просто человеком, можно найти свою нейтральную полосу, которая будет ясна, понятна и ценима любым участником конфликта. И пусть после небольшой передышки события разведут вас по разные стороны баррикад, все равно каждый из вас будет знать, что где-то там, на нейтральной полосе есть общий смысл, общее прошлое и общее связующее звено.
Вячеслав Харченко
 
Сергей Виштак родился в 1967 году в Самаре. Закончил в Киевский институт инженеров гражданской авиации. Публикуется впервые.

 


Сергей Виштак // Нейтральная полоса

 

Сергей Виштак // Формаслов
Сергей Виштак // Формаслов

Из Запорожья выехали в воскресенье утром, ещё затемно. Когда выезжали, надеялись за 10-12 часов доехать до румынской границы. Но все дороги были полны такими же как и они сами беженцами с востока, поэтому до границы с Приднестровьем доехали лишь на третьи сутки. У пограничного перехода Пётр Николаевич и Максим обнялись. Макс рос без отца, поэтому свёкра очень уважал и к его мнению всегда прислушивался. Макс долго обнимал детей и заплаканную Ольгу. Пётр уже решил для себя, что скоро вернётся. Вот отвезёт дочь с внуками к племяннице в Румынию и вернётся. Наталья сама позвонила почти сразу же, как всё началось и сказала, чтоб приезжали в Бухарест. Пётр вообще не хотел уезжать, но Макс мог довезти семейство только до границы — мужчин боеспособного возраста уже не выпускали — дальше Ольге пришлось бы ехать одной с двумя детьми. 

До Приднестровья Пётр ехал на заднем сидении, с внуками, теперь пересел вперёд и подсказками помогал дочери справляться с непростой дорогой. Ольга и в спокойное-то время за рулём чувствовала себя не очень уверенно, а тут ещё всё это… На перекрёстке им нужно ехать прямо, в сторону Кишинёва, налево был поворот на Тирасполь и Бендеры. Пётр помнил этот перекрёсток.

Почти тридцать лет назад, летом 96-го года, Пётр ехал по этой же дороге, но на перекрёстке свернул налево, в сторону небольшой деревни под Бендерами. Замысел поездки созрел за год до этого, когда к Петру приезжал из Москвы старший сын и расспрашивал о судьбе деда. Они тогда засиделись на кухне далеко за полночь, Пётр достал свой дорожный атлас и показал сыну недавно полученный официальный ответ из архива Министерства Обороны о том, что «…красноармеец Нештан, Николай Петрович, 1913 г.р., в июне 1941 года принимал участие в боях с немецко-фашистскими захватчиками в районе города Бендеры, Молдавской ССР…», там же было указано предполагаемое место захоронения. И Пётр решил туда съездить — может, на месте удастся найти могилу отца.

Проезжая через Бендеры, Пётр видел следы недавних боёв: разрушенные дома, пробитые снарядами стены, на выезде из города до сих пор стоял обложенный мешками с песком блок-пост и бронетранспортёр с флагом непризнанной Приднестровской Республики. На пограничном посту у небольшой речушки машину пришлось оставить. Молодой казак в папахе, камуфляже и с нагайкой под армейским ремнём долго рассматривал документы Петра и письмо из архива. В караулку вошёл пожилой мужчина тоже в камуфляже, но с советской кокардой на офицерской фуражке.

— Сан Саныч, тут человек приехал, — обратился казак к вошедшему, — говорит, могила его отца где-то здесь, только я старых могил здесь не помню.

Сан Саныч взял письмо из архива и пробежал глазами, потом полистал паспорт Петра.

—Есть тут братская могила, с 41 года, — Сан Саныч задумчиво покивал головой и, прищурившись, посмотрел в окно, в бывшем парке, аккурат на нейтральной полосе… Только вам туда нельзя, — сказал он Петру, отдавая документы, — там охранная зона, граница между нами и Молдовой. Гражданским там не положено, тем более иностранцам.

Пётр внимательно посмотрел на Сан Саныча — лет шестидесяти, может, чуть больше, видимо, бывший офицер советской армии, служака, всю жизнь этой армии отдавший. В душе, видимо, до сих пор той армии и служит.

— Сан Саныч, товарищ майор, — сказал Пётр, заметив одну дырку на тряпичном погоне камуфляжной куртки, — ну какой же я иностранец? В одной стране жили, одни книжки читали, на одном языке с вами говорим. Да и гражданский я не так давно, после развала ушел в отставку с должности замкомандира отдельного батальона связи… вот, — Пётр протянул ему свой военный билет. Сан Саныч неспешно изучил документ и вернул Петру. 

— Хм, ну что ж, Пётр Николаевич, одного я вас всё равно не имею права туда пускать, поэтому пойдёмте-ка, провожу. Артём, — обратился он к казачку, — кто сегодня с той стороны?

— Я Михая утром видел, он новенькому полосу показывал. 

Сан Саныч кивнул. 

— Смену предупреди, что мы в парке. 

Они спустились в низину и пошли через заброшенный парк. Дорожки уже начинали зарастать, воронки заполнялись водой, а разбитый фонтан и остовы скамеек стали покрываться зелёным мхом.

— Вот она, братская могила, — сказал Сан Саныч, когда они подошли к невысокому обелиску со звездой на макушке. 

Пётр пробежал глазами два десятка фамилий, высеченных на обелиске и потому ещё различимых. 

— А вот и Нештан, эН Пэ, — добавил Сан Саныч, — ваш?

Пётр молча кивнул. К моменту гибели отца Петру три года было, поэтому он помнил его скорее по ощущениям, а вот брату Сашке уже 6 лет было, когда война началась, и он говорил, что лицо отца помнит.

— Спасибо, Сан Саныч, — Пётр достал из сумки армейскую флягу, налил в крышку и протянул майору. Тот взял крышку, аккуратно понюхал и, со словами «земля ему пухом», выпил. Выпил и Пётр. Сзади хрустнула ветка, они обернулись. По склону к ним спускался офицер молдавской полиции.

— Здорово, Сан Саныч, — сказал подошедший офицер, — экскурсии водишь по нейтральной полосе?

— Привет, Миш, — ответил Сан Саныч, — да вот, с Украины человек приехал на могилу отца…

— А-а-а, вот оно что… Нашли фамилию? — обратился он к Петру. Пётр кивнул. 

Полицейский подошел ближе и протянул руку. 

— Михай, — представился он.

— Пётр.

Крышка от фляги пошла по кругу. У Михая нашёлся завёрнутый в бумагу бутерброд с варёной колбасой, и крышка пошла по второму кругу, а потом и по третьему… Они сидели на поваленном дереве и Сан Саныч рассказывал о своём отце, вернувшемся после войны из плена и угодившем на 15 лет в лагерь, из которого он уже не вернулся. Отца Михая румыны, оккупировавшие эти места, отступая, забрали с собой, но ему удалось, обманув охранника, сбежать и вернуться домой. Они сидели и разговаривали. О жизни, о смерти, о детях и жёнах. Обо всём, о чём могут говорить между собой мужики, например, в бане, или за кружкой пива. Говорили, пока не стало смеркаться. Единственная тема, которой Михай и Сан Саныч старательно избегали — отгремевшая несколько лет назад в Приднестровье война, коснувшаяся уже их самих. Сан Саныч помог Петру с ночлегом, и на следующее утро Пётр уехал домой.

— Пап, нам здесь надо поворачивать? — голос дочери вернул Петра обратно, в 2022-й. 

— Да, давай через город проедем, заправимся и перекусим чего-нибудь, — ответил Пётр и оглянулся на спящих на заднем сидении внуков.

 

Редактор Вячеслав Харченко – поэт, прозаик. Родился 18 июля 1971 года в поселке Холмском Абинского района Краснодарского края, детство и юность провел в г. Петропавловске-Камчатском, закончил механико-математический факультет МГУ и аспирантуру Московского Государственного Университета леса, учился в Литературном институте имени Горького. Участник поэтической студии «Луч» при МГУ и литературного объединения «Рука Москвы». Член Союза писателей Москвы. Начал публиковаться с 1999 года. Стихи печатались в журналах «Новая Юность», «Арион, «Знамя», «Эмигрантская лира» и др; проза – в журналах «Октябрь», «Волга», «Новый Берег», «Крещатик», «Зинзивер», «Дети Ра», «Литерратура» и др. Автор четырех книг прозы. Лауреат Волошинской литературной премии (2007) и премии журнала Зинзивер» (2016, 2017). Рассказы неоднократно входили в короткие и длинные списки различных литературных премий («Национальный бестселлер», «Ясная Поляна», «Русский Гулливер», премия имени Фазиля Искандера и др.) и переводились на немецкий, китайский и турецкие языки.