Когда я читаю стихи Владимира Богомякова, всегда возникает ощущение, будто находишься в мире, в котором есть своя абсурдная подоплёка. Вроде всё знакомо — объекты, предметы, приметы, явления, но кажется, что ещё секунда — и ты окажешься в параллельной магической реальности, где жизнь идёт абсолютно по другим законам. И не всегда понимаешь, то ли в основе всего ирония, то ли печаль, то ли такова собственная авторская философия бытия. Это заинтересовывает не на шутку, и вот ты ловишь себя на очередном «ух ты!». А затем задумываешься: может, и правда, в основе всего сущего — чистый абсурд, и только истинная поэзия может его гармонизировать? Что ж, эта мысль определенно спасительна.
Яна-Мария Курмангалина
Владимир Богомяков, поэт. Родился в 1955 г. в городе Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области. Почти всю жизнь (кроме первых шести лет) я прожил в городе Тюмени. Много лет проработал в Тюменском государственном университете. Первая публикация стихов — альманах «Мулета» (Париж). Стихи печатались в журналах «Знамя», «Новый мир», а также в «Лимонке», газете «Завтра» и других изданиях. Вышли девять сборников стихов и два романа. Мои рассказы печатались в сборниках «Русские дети» и «Русские женщины». Сейчас я живу под Тюменью в посёлке Метелёво. Здесь у меня сад и огород, коты и собаки.
Владимир Богомяков // Тунец и птенец
***
Приснился застреленный Владислав Листьев.
Хочешь, говорит, гамбургер из сухих листьев?
Хочешь салат из заброшенной узкоколейки.
Время есть, чтоб сидеть и ждать,
И играть на жалейке.
А день сегодня был неплохой,
Только что-то немного промозгло.
И маги разных стран над моей головой
Вцепились друг другу в горло.
***
Субъект моих ментальных установок
Выходит на одной из остановок.
Но только он не входит никуда.
Уже, как воздух, сам. Он сам уж, как вода.
Разобран он, как дом.
Он с кошкой у огня.
А кошка тянет лапу и прямо сквозь меня.
***
В конце последнего раунда наступило фаталити.
Я вспомнил нашу деревню, что стёрли из памяти.
Зачем я оттуда уплыл по реке
На старом славянском вещевом сундуке.
Краем глаза увидел, испуганный и лопоухий,
Как шли на деревню сквозь лопухи
Страшные зимние духи.
***
Накануне дня рождения Евгения
Он цыганам продал по дешёвке
Многие ненужные сновидения,
Грёзы, не нуждающиеся в расшифровке.
Цыгане увезли их на своей шестёрке,
Чтобы ночью потом любоваться
Нефтью в цилиндрических пустотах тела,
Бесконечным желаньем сосудов разветвляться и разветвляться…
***
Филиппов получает записку
Ехать в город Воробей,
Чтобы ликвидировать одного хмыря.
Но он не предполагал, что там каждый житель
Действительно, похож не на человека, а на воробья.
Сидят у домиков, пьют воробьиную водку и болтают.
Дальше двух км. от своего поселения обычно не улетают.
Закусывают прогорклым салом.
Им бы попить витамины или энзимы.
И, как часто случается за Уралом,
Неоднократно полностью вымирают в холодные зимы.
***
Все приходят во сне, кроме мамы.
Да я уж привык.
Лежу на соломе, как Белый Клык.
Заканчиваются февральские чернила.
Заканчивается «Абу-Симбел» с берегов Нила.
Заканчивается зареченский шмурдяк.
Лежу на соломе, как неподвижный гордяк.
Бродит по улице где-то трындец-нежилец.
Пляшут по нашей крыше тунец и птенец.
